В Шальготарьянском угольном бассейне
Наконец-то мы были близки к своей цели — к Шальготарьянскому угольному бассейну, куда так стремились.
Иногда, разговаривая между собой, мы сетовали на то, что все время куда-то идем или едем вместо того, чтобы сражаться против врагов, которые окружают нас. И так ли важно, где их бить: тут или там?
Однако Шандор Ногради твердо шел к цели. Он был убежден, что горняки обязательно помогут нам. Его нисколько не пугало, что в Венгрии свирепствует нилашистский террор.
Проведя предварительную разведку, Бела Пап и Мате Баршонь привели нас в Хойяпусту, где молодая симпатичная женщина впустила нас в дом. На столе уже стоял ужин.
Ребята не спускали глаз с красивой хозяйки. Ужин был в самом разгаре, когда появился хозяин, сбежавший ранее с фронта. Поняв, кто мы такие, он зарезал овечку, чтобы было чем накормить нас и завтра.
На этом хуторе мы сначала намеревались остаться на несколько дней, чтобы немного передохнуть, но на следующий день вечером наши дозорные доложили, что в сторону хутора направляются два грузовика с гитлеровцами.
Мы быстро ушли в лес и оттуда стали наблюдать за хутором. Гитлеровцы обыскали все дома и, никого не найдя, удалились.
Следующую передышку мы сделали в Багойпусте. Баршонь и Пап неплохо подготовились к нашему приходу. Барьяк, хозяин хутора, производил впечатление порядочного человека. Был у него сын, высокий и стройный парень. Отец говорил только по-словацки, сын немного и по-венгерски.
Хозяева пригласили нас в дом, хорошо накормили, а затем повели на место, где мы могли спокойно расположиться. Это были два хорошо замаскированных бункера, находившиеся метрах в ста пятидесяти от опушки леса. В этих бункерах семья Барьяка до нас скрывала нескольких советских летчиков, самолет которых гитлеровцы сбили. Здесь же хранились и запасы продовольствия.
Рано утром нас разбудил Барьяк-младший. Вместе с женой он принес нам целое ведро гуляша и корзину хлеба. Меня удивила смелость молодых людей, ведь с шоссе их вполне могли увидеть гитлеровцы. С 10 по 14 декабря мы жили здесь. По вечерам у Барьяков собирались родственники из соседних хуторов. Барьяк-старший хотя и был богачом, но любил свой народ и охотно помогал патриотам.
Ногради еще раньше знал Барьяка, потому он и привел нас сюда.
Здесь наша группа начала активно действовать, и немалая заслуга в этом принадлежала Барьяку.
Мате Баршонь и Бела Пап отправились на разведку в район Шальготарьяна, а Лапшов и Хатвани собирались в Мучень. Ногради, хорошо знавший эти места, лично довел вторую пару до опушки леса, откуда уже было видно село. Прежде чем расстаться с ними, он рассказал, где что находится.
Ногради еще в начале октября установил связь с национальным комитетом в Лошонце. Потом эта связь прервалась, и ее нужно было восстановить. Сделать это оказалось трудно, потому что полиция и жандармерия постоянно охотились за дезертирами, число которых не переставало расти.
Барьяк-старший согласился отнести письмо Ногради в Лошонц и передать членам национального комитета.
Находясь еще в Багойпусте, мы почувствовали, что, несмотря на нилашистский террор, в народе зреют силы сопротивления. Как только жители разнесли весть о нашем появлении, к нам стали поступать любопытные сведения. Так, например, стало известно, что венгерский батальон в Мучени отказался идти в бой и изъявил желание перейти на нашу сторону.
В своем письме мы предложили венгерским солдатам присоединиться к нам, а если они на это не пойдут, уйти в лес, не давать гитлеровцам распоряжаться собой.
Командир батальона, полковник, выбрал второй вариант, но для нас и это было равнозначно успеху.
Между тем наши разведчики неподалеку от Каранчбереня встретили лесничего Тежера, который предложил нам расположиться в охотничьем замке графа Легради. Сам граф сбежал, и замок пустовал.
— У вас умеют по-настоящему принимать партизан! — воскликнул Лапшов, прищелкнув языком.
— Ребята, осторожнее, не разбейте здесь чего-нибудь: после войны мы организуем в этом замке дом отдыха для партизан и будем приезжать сюда на лето отдыхать, — заметил Шани Куримски.
Однако тогда мы пришли в те края отнюдь не для отдыха.
Еще в период Словацкого национального восстания в районе Шальготарьяна оживилась партизанская деятельность. Штаб жандармерии и органы государственной безопасности принимали все меры, чтобы воспрепятствовать распространению восстания на венгерскую территорию.
Однако вопреки этому и в самом Шальготарьяне, и в его окрестностях, на шахтах и в деревнях, возникали небольшие партизанские группы, которые действовали самостоятельно и наносили заметный ущерб оккупантам.
Первым крупным событием в их деятельности был подрыв гитлеровского воинского эшелона 20 сентября 1944 года.
Почти одновременно с этим, 17 октября 1944 года, местные власти издали распоряжение «О запрещении всякой охоты», ссылаясь на то, что местность наводнена партизанами, которые нападают на охотников.
И действительно, появившись в этом районе, мы обнаружили несколько партизанских групп, которые хотели установить с нами связь, чтобы скоординировать свои боевые действия с нашими.
Все эти группы действовали разрозненно, на свой страх и риск, так как в силу местных условий, усиленной полицейской слежки и отсутствия технических средств связи не имели никаких контактов ни между собой, ни с советскими войсками.
К числу героических эпизодов народной борьбы следует отнести и подвиг, совершенный шахтерами в Каранчберени. 23 ноября 1944 года 300 шахтеров не только отказались повиноваться властям и администрации, но и восстали против них. Захватив оружие, они спустились в старую шахту, где начали подготовку к будущим боям. Руководил ими Янош Моноштори. К ним присоединились 22 венгерских солдата во главе с Агаштоном Палом.
Когда же жандармы и солдаты начали выкуривать смельчаков из шахты слезоточивыми газами, они, разбившись на группы, были вынуждены выйти на-гора?, но не все. Оставшиеся в шахте пять человек с оружием в руках позднее вырвались из шахты. Некоторое время они скрывались в горах, а потом присоединились к нашей группе.
Во время своего пребывания в Каранчберени нам пришлось много поработать: необходимо было установить связь с местным населением, организовать снабжение отряда, численность которого быстро росла, продовольствием.
Хозе и Таня пытались починить рацию. Им это в какой-то мере удалось, и они смогли принимать радиопередачи мощных радиостанций, и среди них радиостанции имени Кошута.
На следующий день после нашего прибытия в этот район разведчики сообщили радостное известие: члены национального комитета Лошонца согласились установить с нами контакты.
Председателем комитета был доктор Янош Глеск, его заместителем — Йожеф Ходоши. Оказалось, что комитет, состоявший из 24 членов, склонил на свою сторону жителей города и настроил их против нилашистов и гитлеровцев. В городе то и дело проходили стачки и акты саботажа.
Председатель передал нам 15 тысяч пенгё, извинившись, что не смог за столь короткий срок собрать большей суммы. Однако он тут же передал нам медикаменты, бинты, продовольствие и кое-что из одежды. Прощаясь с Ногради, руководители комитета пообещали вести агитационную работу среди солдат гарнизона с целью склонить их на свою сторону.
В тот же день Янош Мольнар и Рахманов отправились на разведку и на поиски нового места для нашего отряда. Вернулись они на следующий день, сообщив, что встретили группу партизан, которой командовал Дюла Бандур.
Товарищ Ногради послал Бандуру записку с предложением присоединиться к нашему отряду и получил следующий ответ:
«Уважаемый боевой друг и командир!
С радостью принимаю твое предложение. Однако, поскольку у меня имеются реальные возможности для увеличения своей группы и приобретения нового вооружения, решил на несколько дней задержаться.
С большевистским приветом
Бандур».
Часть группы Бандура прибыла к нам 17 декабря. Вместе с ними пришли и 25 русских военнопленных, которые сбежали из гитлеровского лагеря и присоединились к Бандуру.
Командир партизанской группы Дюла Бандур, опытный коммунист-подпольщик, по профессии был горняком. Он принимал активное участие еще в событиях 1919 года. В его группе находились два старых коммуниста — шахтер Янош Бенош и Ласло Боднар. Были у него и молодые люди. Таким образом, его группа росла как бы по семейному принципу: вслед за отцами в группу вступали их сыновья и другие родственники.
Дюла Бандур объяснил нам положение в Шальготарьяне, где рабочие саботировали или уходили в горы, ожидая там прихода советских войск, доставали оружие и патроны. Парни из Казара захватили у немцев более ста винтовок и много патронов. Из 280 человек, которые получили призывные повестки, на призывной пункт явилось только шестеро, остальные бежали в горы. Четверых из них арестовали.
Эти известия были восприняты нами с радостью, так как они свидетельствовали о том, что и в Венгрии разгорается огонь партизанской борьбы.
— Каким бы террором нас ни душили, — заметил Куримски, — Венгерская коммунистическая партия жива и ведет борьбу!
Вслед за группой Дюлы Бандура к нам изъявили желание присоединиться группы лесничего Кальмана Ковача и шахтера Барны Балажа. Поскольку мы уже не могли разместить всех партизан на нашей вилле, было решено, что присоединившиеся останутся на своих местах. Затем к нам присоединилась группа патриотов, насчитывавшая 60 человек, из Гембершида, которой было дано задание вредить гитлеровцам в своем районе.
В самом замке располагались штаб и около шестидесяти партизан.
Хозе делал все возможное, чтобы установить радиосвязь с Центром. Она была необходима еще и потому, что порой наши разведчики располагали сведениями, которые могли заинтересовать наступающие части Советской Армии.
Наши разведчики, как ни старались, никак не могли достать батареи питания для рации.
Однажды Янош Бенош пришел с вестью, что в селе Чаконьфалва есть электричество и он даже договорился с верным человеком о том, что наши радисты смогут провести сеанс радиосвязи с Центром из его дома, хотя через несколько домов от него расположились на постой гитлеровские танкисты.
Хозе, Таня Самсоненко, Янош Мольнар, трое разведчиков и четверо советских партизан, переодевшись в гитлеровскую форму, захватив две рации, ночью огородами подошли к дому. Хозе и Таня вошли в дом, остальные охраняли их снаружи.
Почти четыре часа беспрерывно старались Хозе и Таня установить связь с Центром, но это им так и не удалось.
Вернулись они огорченные. Правда, возвращаясь, они случайно натолкнулись на гитлеровскую линию связи и вырезали метров пятнадцать провода, утешая себя тем, что теперь и у фашистов не будет связи.
Между тем к нам поступали сведения о том, что гитлеровцы начали отступление к Шальготарьяну.
Фронт приближался. Это подтверждалось кроме всего прочего еще и тем, что жандармерия активизировала свою деятельность в борьбе против партизан. 18 декабря в район Шомошкёуйфалу и Шаторош прибыли около шестидесяти карателей, в задачу которых входило, опираясь на полицию и жандармерию, уничтожить в районе партизан. Каратели приказали лесничему Кальману Ковачу быть их проводником, так как лучше его никто не знал тех мест. Ковач незамедлительно известил нас о готовящейся облаве. Мы же решили перебраться из виллы, которая не являлась надежным укрытием, на хутор Абрончошпуста.
Ночью 19 декабря 1944 года партизаны тихо покинули лесной домик и направились на хутор, расположенный между селами Моноса и Ченчеке. Весь хутор насчитывал шесть — восемь домов, стоявших неподалеку от леса. Однако этот хутор был облюбован нами не только из-за своего удобного местоположения, но и потому, что его жители еще до нас помогали дезертирам, партизанам и поддерживали связь с патриотами, снабжая их важной разведывательной информацией.
Днем мы располагались в лесу, потому что на хутор могли неожиданно нагрянуть гитлеровцы.
Наконец нам все-таки удалось частично исправить рацию — она могла работать только на прием, — но для нас и это было очень важно, так как теперь мы знали, какие события происходят на фронте. Основной нашей задачей в те дни было вести агитационную работу с целью спасти как можно большее количество людей от угона в фашистское рабство. Наши связные получили задание подготовиться к встрече наступающих частей Советской Армии, начать розыски коммунистов, скрывавшихся в подполье, а также всех патриотов, придерживавшихся левых взглядов.
С ростом нашей группы было решено переименовать ее в партизанский отряд, что и было закреплено в приказе от 20 декабря. Помимо этого в нем приводился список командных должностей, а также затрагивались вопросы дисциплины. Вот небольшая выдержка из этого приказа:
«…Принимая во внимание объем деятельности, укрепление и расширение связей с местным населением, увеличение военной мощи, а также численное увеличение за счет присоединившихся к нам партизанских групп, с сегодняшнего дня наша партизанская группа преобразуется в отряд.
В штаб отряда входят: командир отряда подполковник Шандор Ногради, политкомиссар отряда капитан Андраш Тёмпе, офицер штаба капитан Евгений Лапшов, капитан Шандор Куримски, начальник радиосвязи капитан Хозе Сандоваль, начальник разведки старший лейтенант Сергей Рахманов, помощник командира отряда Дюла Бандур. Командиром первой роты назначается лейтенант Винце Рубцов, его заместителем Ласло Боднар. Заместители начальника разведки — Бела Пап и Павел Вечора…»
В ночь под рождество мы организовали праздничный ужин в доме у Паличека. Настроение у всех праздничное. После ужина мы с Таней поспешили к рации. Настроились на волну радиостанции имени Кошута и услышали:
«…В Дебрецене образовано Временное национальное собрание и Временное правительство, в состав которого вошли: генерал-полковник Бела Миклош… Янош Дьендьеши… Янош Вереш… Ференц Такач… Ференц Эрдеи».
Я быстро записала, что успела, и побежала к товарищам. Все были несказанно рады и проговорили почти всю ночь, строя различные планы.
На следующий день многие партизаны разошлись но окрестным деревням, чтобы сообщить местным жителям радостную весть.
Утром 25 декабря Ногради собрал нас всех на склоне горы Моноса и ознакомил с создавшимся положением.
Андраш Тёмпе зачитал приказ по отряду, изданный по этому поводу, и текст присяги на верность Временному правительству, которую мы все тут же торжественно приняли.
А на следующий день в адрес Временного правительства нами была послана следующая телеграмма:
«Дебрецен. Временному правительству Венгрии. Солдаты и офицеры партизанского отряда Ногради, ветераны венгерской освободительной борьбы, с большим воодушевлением восприняли известие об образовании Временного национального правительства Венгрии, а сегодня мы торжественно клянемся в том, что будем до самой смерти верно выполнять все приказы этого правительства, будем продолжать борьбу за освобождение еще оккупированных врагом районов Венгрии до полного его уничтожения. Командир отряда подполковник Шандор Ногради. Политический комиссар отряда капитан Андраш Тёмпе. 25 декабря 1944 года».
26 декабря войска 2-го Украинского фронта освободили Шальготарьян. Мы уже отчетливо слышали артиллерийскую канонаду.
На следующий день вечером Бела Дьёрдь и Арпи Бандур пришли в штаб и сообщили, что в Моносапусту прибыли гитлеровские танки. Ногради разрешил партизанам отдохнуть, так как они шли через лес и очень устали. Затем он отдал приказ всем быть готовыми к встрече с противником и назначил пункт сбора. Вокруг хутора была выставлена охрана.
В половине третьего ночи к нам вбежал Бела Новак и сообщил:
— Немцы идут на хутор! Спускаются с горы. Что делать? Открывать огонь?
— Без приказа не стрелять! — распорядился Ногради. — Поднять всех по тревоге!
Через несколько минут все были уже на ногах. В самом доме, где располагался штаб, нас собралось девять человек: Ногради, Тёмпе, Куримски, Лапшов, Рахманов, Сандоваль, Таня, Керени, Варга и я.
Несколько советских солдат, бежавших недавно из немецкого плена, спали в сенях.
Я быстро упаковала рацию и, выглянув в окошко, увидела во дворе гитлеровцев, которые стояли и громко разговаривали. Было их человек десять.
Лапшов предложил открыть по ним внезапный огонь из окон и двери.
Мы так и поступили. Стреляя по гитлеровцам, бросились во двор.
Обогнув дом, я побежала к лесу, на место сбора, не зная, что гитлеровцы как раз оттуда и идут.
Когда я увидела немцев на поляне, то приняла за своих, не сообразив сразу, что их намного больше, чем нас. Бросилась навстречу «своим» и тут вдруг поняла, что это гитлеровцы. Они тоже несколько растерялись, так как не ожидали, что на хуторе есть партизаны.
«Быстрее назад!» — мелькнуло у меня в мозгу, и тут я услышала голос Шандора Куримски:
— Ева, Ева! Назад! Быстрее!
Я побежала к нему.
Шандор стрелял из автомата по немцам, но теперь и они открыли по нас огонь. Несколько немцев даже бросились за мной вдогонку. Несколько пуль просвистело над головой.
— Быстрее к ручью! — крикнул мне Шандор, дав по немцам несколько коротких очередей.
Вскоре у нас кончились патроны, однако гитлеровцы преследовали нас до ручья. Правда, углубиться в лес они не осмелились.
В лесу мы встретились с Ногради, Лапшовым, Рахмановым, Таней и Хозе. Тут же были Керени и Варга. Всего собралось человек пятнадцать, а к утру — уже человек тридцать. Во время перестрелки погибли Арпад Бандур и Йожеф Валашек.
Утром в лесу появились солдаты. Они тянули связь, отрывали окопы. Мы спрятались в лощине. Курить и разговаривать нам строго запрещалось.
Было решено пробиваться через линию фронта к своим. Разбившись на несколько небольших групп, мы пытались пробиться, но безуспешно.
Положение у нас создалось незавидное: кругом враги, холодно, шел снег, продуктов ни у кого не было.
На следующий день, 29 декабря, мы попали под минометный обстрел. Вокруг рвались мины, свистели осколки.
30 декабря минометный обстрел прекратился, только издалека доносились артиллерийский грохот и пулеметное татаканье. Потом послышались чьи-то шаги, короткие автоматные очереди, обрывки разговора.
Ногради послал на разведку Рубцова и одного венгра. Вернувшись, они доложили, что в лесу много солдат в неизвестной им военной форме, которые разговаривают на незнакомом языке.
Ногради приказал захватить «языка». Через полчаса к нему привели даже не одного, а двух румынских солдат.
Среди партизан находился парень, умевший говорить по-румынски. С его помощью мы узнали от «языков», что на этом участке 2-го Украинского фронта вместе с частями Советской Армии действует и румынская дивизия имени Тудора Владимиреску.
Румынские солдаты сказали нам, что о нас они слышали. Им был зачитан приказ, который требовал от них быть осторожными и не стрелять в кого попало, так как в этих лесах находились венгерские и советские партизаны. В случае встречи с ними они должны были немедленно сопроводить нас в указанный румынский штаб.
Румыны вывели нас из района боевых действий и проводили в штаб дивизии, где нас сначала приветствовал младший лейтенант, говоривший по-венгерски, а затем мы были представлены румынскому генерал-майору.
Заняв хутор Абрончошпуста, гитлеровцы выгнали всех жителей из домов во дворы. Двадцатидвухлетнего Пала Сойака они застрелили на месте. От осколка ручной гранаты умерла полуторагодовалая девочка Марика Курти. Дьёрдя Паличека, Мате Круна, Яноша Круга, Мартона Курти и его брата Андраша, Яноша и Андраша Альберта гитлеровцы угнали в рабочую роту, откуда все они при первой же возможности сбежали.
В бою под хутором наш отряд потерял четырнадцать человек, среди них были Арпад Бандур, Йожеф Валашек, Барна Светлик, Шандор Лапин, Дюла Калло и другие.
Местные жители рассказывали, что и сами гитлеровцы понесли большие потери. Они никак не рассчитывали встретить здесь партизан. Вполне возможно, что, не зная, где именно находятся партизаны, они стреляли даже в своих.
На этом, собственно, и кончается история нашей партизанской группы.
На следующий день Ногради и Тёмпе уехали в Дебрецен, чтобы доложить руководителям Венгерской коммунистической партии о проделанной работе. Уезжая, они обещали скоро вернуться за нами.