Глава 27 Йоханнесбург и Претория

Глава 27

Йоханнесбург и Претория

Только в начале мая у лорда Робертса собралось достаточно провианта для похода на Йоханнесбург и Преторию. Между тем война затягивалась и ход ее осложнялся. Штаб армии на два месяца застрял в Блумфонтейне, и перед наступлением сделалась страшная сумятица. В штабе лорда Робертса состояли на разных должностях герцог Норфолкский, герцог Вестминстерский и герцог Мальборо. Радикальные газеты изощрялись в сарказмах по этому поводу, и главнокомандующий, видимо склонный по натуре своей принимать чересчур близко к сердцу общественное мнение, решился произвести сокращение. В жертву был принесен герцог Мальборо. Такой удар по карьере сильно расстроил моего кузена. По счастью, Иэн Гамильтон как раз в это время получил чин генерала и вверенное его командованию отдельное подразделение из шестнадцати тысяч человек, включая четыре тысячи кавалеристов, должно было двигаться параллельно основной группе войск на расстоянии сорока-пятидесяти миль от их правого, или восточного, фланга. Я решил сопровождать в наступлении именно эту часть, зная, что моему присутствию там будут рады. Я телеграфировал Гамильтону, предлагая ему взять в свою свиту и Мальборо. Генерал согласился, и лорд Робертс, не любивший никого обижать, очень этому обрадовался. Я заложил свою четырехконную кибитку, и мы пустились догонять колонну на фланге. Мы без всякого сопровождения промахали сорок миль по кишащей бурами равнине и нагнали наших друзей на окраине Винбурга. С этого момента все было отлично.

Начался веселый поход, длившийся вместе с остановками около полутора месяцев. За это время мы покрыли четыре или пять сотен миль. Чудесный воздух и климат Южной Африки, великолепный ландшафт, жизнь, полная непрестанного движения и разнообразных случайностей, запечатлелись в моей душе так ярко, что и четверть века спустя воспоминания о них не утратили своей свежести и бодрящей силы. Каждый день мы видели новые места, каждый вечер мы устраивали бивуак возле какого-нибудь нового ручья. Питались мы овцами, которых гнали с собой, и курами, которых отлавливали в покинутых селениях. Под откидным дощатым дном моей кибитки лежал двухфутовый слой консервов и бутылок со стимулирующими напитками — наилучших из тех, какими мог снабдить меня Лондон. Мы не нуждались ни в чем, и дни напролет я только и делал, что в юношеской беспечности своей рыскал в поисках приключений, подвигов и примеров для подражания. Почти ежедневно с рассветом, когда наш широкий строй людей и животных трогался с места, стрекот ружейных выстрелов, раздававшийся спереди, с флангов, а чаще в арьергарде, наполнял наши сердца особым предбоевым трепетом. Иногда, как, например, при переправе через Сэнд-Ривер, завязывался настоящий бой, и видно было, как большие войсковые соединения штурмуют холмы и хребты, удерживаемые стремительной, ловкой и вездесущей конницей буров. Сотни окружаемых, отрезаемых, заманиваемых в западни британцев свидетельствовали об отменной боеспособности этих вооруженных ружьями детей гор, которые выслеживали нас с упорством и зоркостью следопытов.

Лорд Робертс, вопреки выводам разведки, считал, что враг будет отступать скорее в Западный, чем в Восточный Трансвааль. Соответственно при нашем приближении к границам Трансвааля колонна Иэна Гамильтона была перекинута с правого фланга основного корпуса войск на левый. Мы пересекли железнодорожную магистраль и направились к броду через Вааль-Ривер. Предполагалось, что мы обойдем Йоханнесбург с запада и выдворим оттуда врага, избавив, таким образом, основной корпус от чреватого большими потерями лобового штурма. Буры разгадали наш маневр и, готовые сдать Йоханнесбург, все же выдвинули крепкий оборонительный заслон навстречу наступавшей колонне Гамильтона в местечке под названием Флорида по дороге из Йоханнесбурга в Потчефстром.

Первого июня 1900 года именно там, где за четыре года перед тем были схвачены участники рейда Джеймсона, мы встретили то, что называлось тогда ожесточенным сопротивлением. Буры, укрывшись среди обнаженных скал на горных грядах, не дрогнули под обстрелом, и их пришлось скидывать оттуда штыками. Гордонский горский полк, потеряв почти сотню убитыми и ранеными, выполнял эту трудную задачу, в то время как конница Френча предпринимала довольно слабые попытки сокрушить правый фланг противника и его арьергард. В этом бою я попал в опасную передрягу. Когда Гордонские горцы все-таки утвердились на гребне, генерал Смит-Дорьен, командовавший одной из бригад Иэна Гамильтона, пожелал немедленно поднять на занятую позицию свою артиллерию и для быстроты решил выбрать место самолично. Предложив мне его сопровождать, он без свиты поскакал по волнистым склонам. Буры, по обычаю своему, подожгли сухую траву, и длинные полосы дыма там и сям застили вид. В этом дезориентирующем куреве мы проскочили левый фланг Гордонских горцев и, проехав сквозь завесу дыма с ее огненной кромкой, вдруг очутились всего в сотне ярдов от неприятеля. Тут же раздался треск ружейных выстрелов. Воздух наполнился взвизгами свежевыпущенных пуль. Резко развернувшись, мы вновь нырнули под дымовую завесу. Одну из лошадей оцарапало пулей, но в остальном мы были невредимы.

В утро операции войска сэра Иэна Гамильтона перекрыли подступы к Йоханнесбургу с запада. В двадцати милях к югу от города должен был уже расположиться штаб лорда Робертса. Эти части пока никак между собой не сообщались. Йоханнесбург все еще находился в руках неприятеля, а возвращаться на юг той дорогой, которой мы пришли, значило сделать крюк почти в восемьдесят миль в обход неприступного горного массива. По этому пути был немедленно отправлен отряд кавалерии. Однако назрела необходимость в более быстрой связи с главнокомандующим. Покинувшее город гражданское население давало разноречивые сведения о том, что происходит в городе. Буры постепенно уходили, но все еще не ушли. Один молодой француз, вроде бы хорошо информированный, заверил меня, что проехать в город на велосипеде, переодевшись в гражданское платье, не составит труда. В эти последние часы перед окончательной сдачей вряд ли существовала опасность быть задержанным и допрошенным. Француз обещал обеспечить меня велосипедом и сопроводить. Я решился рискнуть. Сэр Иэн Гамильтон вручил мне депешу, и я прихватил еще собственные заметки для «Морнинг пост». После полудня мы покатили в город прямо по главной дороге. Когда наши аванпосты остались позади, я остро почувствовал: вот оно, настоящее приключение. Вскоре мы уже были в Йоханнесбурге. Уже смеркалось, но на улицах толпились люди, среди которых я приметил буров — вооруженных и на конях. Город еще принадлежал им, и мы находились в их расположениях. По всем военным законам меня в случае ареста ждал трибунал. Я был офицером Южноафриканской легкой кавалерии, который, тайно переодевшись в гражданское платье, проник в лагерь противника. Ни один военно-полевой суд Европы ни секунды не стал бы колебаться, вынося свой вердикт. Я ясно сознавал это.

На улице, круто забиравшей в гору, мы вынуждены были спешиться и подниматься пешком. Толкая вперед велосипеды, мы услышали, что нас нагоняет трусящий потихоньку всадник. Ускорить шаг было бы для нас погибелью. Мы продолжали все так же ползти вверх, изображая беззаботность и время от времени перекидываясь французскими, как мы заранее условились, словами. Не прошло и минуты, как всадник поравнялся с нами. Он придержал лошадь и стал внимательно нас рассматривать. Я поднял на него глаза, и наши взгляды встретились. За спиной у него была винтовка, на поясе — пистолет в кобуре и три полных патронташа. На конягу он, видимо, навьючил весь свой скарб. Какое-то время, показавшееся мне вечностью, мы двигались бок о бок, после чего наш неприятный спутник, пришпорив лошадь, пустил ее все той же трусцой и быстро оставил нас позади. Но радоваться было рано. В любой момент мы могли наскочить на вражеские пикеты, если таковые были выставлены против пикетов лорда Робертса. Мы сочли разумным ехать прямо по дороге, в открытую и не таясь. Однако ни вражеских, ни, к величайшему моему сожалению, британских пикетов мы так и не встретили. На окраинных улочках Йоханнесбурга мы увидели первых британских солдат из армии лорда Робертса. Совершенно безоружные, они валили в город в поисках еды, а возможно, и выпивки. Мы спросили, где стоят наши. Они только махнули рукой: мол, вот тут и стоят. Мы посоветовали им особо в город не углубляться, чтобы не угодить в плен или под пулю.

— Как так, генерал? — спросил один из них, вдруг заинтересовавшись этой странной возможностью.

Когда мы объяснили, что всего лишь в миле оттуда нам попадались вооруженные буры, наши вояки, отказавшись от плана набега на город, принялись шарить по окрестным домам. Я и мой товарищ продолжали нашу велосипедную прогулку вдоль по дороге, пока не нашли штаб передовой дивизии лорда Робертса. Оттуда нас направили в главный штаб, находившийся почти на десять миль южнее. Прибыли мы туда уже в полной темноте. В дверях меня встретил знакомый адъютант:

— Откуда это вы взялись?

— Прислан Иэном Гамильтоном. У меня от него депеша для главнокомандующего.

— Великолепно! — воскликнул он. — Нас так мучает неизвестность!

Он исчез. Мне надо было повидать цензора печатных сообщений, чьему вниманию я намеревался предложить целую кипу корреспонденций, содержавших новейшую эксклюзивную информацию. Но прежде чем я успел разыскать это официальное лицо, вернулся адъютант:

— Лорд Робертс незамедлительно просит вас к себе.

Главнокомандующий ужинал в обществе штабных офицеров. Их было человек десять. Когда я вошел, он поспешно встал и, сердечно протянув руку, шагнул мне навстречу.

— Как удалось вам добраться? — спросил он.

— По дороге через город, сэр.

— Через Йоханнесбург? Нам докладывают, что город все еще занят неприятелем.

— Какое-то количество буров там еще есть, но они уходят.

— Вы видели буров?

— Да, нескольких.

В его глазах сверкнул огонек. У лорда Робертса были замечательные глаза — яркие, очень живые. Помнится, я обратил на это внимание.

— Вы наблюдали вчерашнюю операцию Гамильтона? — был его следующий вопрос.

— Да, сэр.

— Расскажите мне о ней.

И я, тут же усаженный за стол и усердно угощаемый, предоставил полный отчет о действиях подразделения Гамильтона старому другу моего отца, вновь ставшему теперь и моим другом.

Претория капитулировала через четыре дня. Длинные караваны буйволов одолели сотни миль, таща за собой девятипятидюймовые гаубицы — «коровы», как называли тогда эти пушки, предназначенные для обстрела крепостей, но они так и не понадобились. Однако мой въезд в бурскую столицу был впечатляющим. Ранним утром 5-го мы с герцогом Мальборо, выехавшим вместе со мной, нагнали голову пехотной колонны, уже достигшей городских окраин. Ничего не остерегаясь, мы, большая группа офицеров, подъехали к железнодорожному переезду, где встали возле закрытого шлагбаума. Перед нашими глазами медленно прочухал вслед за двумя локомотивами длиннющий состав, до отказа набитый вооруженными бурами, выставившими из окон свои винтовки. Мы ошеломленно глядели друг на друга с расстояния не больше трех ярдов. Один-единственный выстрел мог стать началом жуткого побоища, кровопролитного для обеих сторон. Хоть и жалко было упускать поезд, мы испытали неподдельное облегчение, когда мимо скользнул последний вагон.

После этого Мальборо и я помчались галопом в город. Мы знали, что содержавшихся в Образцовой школе пленных офицеров оттуда перевели, и спросили, как проехать туда, где, как мы надеялись, они пребывали теперь. Существовала опасность, что их вывезли из города, возможно, последним поездом. Но едва завернув за угол, мы увидели территорию тюрьмы — длинный железный барак, окруженный плотным кольцом проволочного ограждения. Взмахнув шляпой, я издал приветственный клич. На клич этот моментально отозвались изнутри. Все, что произошло потом, напоминало финал мелодрамы в театре «Адельфи». Нас было всего двое, а перед нами стояла бурская охрана с ружьями наизготовку. Мальборо, великолепный в пылании алых штабных петлиц, призвал коменданта немедленно сдаться, по счастью догадавшись пообещать ему расписку за сданное оружие. Заключенные хлынули во двор — кто в военной форме, кто в штатском, кто без шляпы, кто без кителя, но все в крайнем возбуждении. Караульные побросали винтовки, ворота распахнулись, и, пока последний из охранников (всего их насчитывалось пятьдесят два) стоял в замешательстве, не зная, что дальше делать, истомившиеся в заключении офицеры окружили их и разобрали оружие. У кого-то в руках появился «Юнион Джек». Герб Трансвааля был сорван, и под громкие крики восторга наших пленных товарищей над Преторией взвился первый британский флаг. Время: 8.47, 5 июня. Потрясающая картина!

В Южной Африке мне было суждено пережить и еще одно приключение. Приняв участие две недели спустя в битве при Даймонд-Хилле, предпринятой для того, чтобы отогнать буров подальше от Претории, я решил вернуться домой. Армейские операции оканчивались. Война приобретала партизанский характер и обещала стать хаотичной и неопределенной. Между тем далее откладывать всеобщие выборы становилось невозможным. С согласия командования я вернул себе гражданский статус и сел в поезд, отправлявшийся в Кейптаун.

Все шло как по маслу до тех пор, пока мы не миновали Копье-стейшн, местечко, находившееся милях в ста от Йоханнесбурга. Рано утром на рассвете я завтракал в обществе герцога Вестминстерского, ехавшего с каким-то поручением от лорда Робертса, как вдруг поезд, дернувшись, встал. Мы спрыгнули на землю, и в ту же минуту почти в ногах у нас разорвался снаряд, выпущенный из легкой бурской пушки. Раздался ужасный грохот, и с насыпи во все стороны полетел песок. Впереди, в сотне ярдов от нас, полыхал временный деревянный мост. Наш длинный состав был заполнен разнородной солдатней, которую по той или иной причине отсылали на юг или домой. Никто ею не командовал. Растерянные солдаты повыскакивали из вагонов. Офицеров в толпе я не заметил. От Копье-стейшн, где находился форт с двумя пятидюймовками, мы отъехали уже на три мили. История с бронепоездом была настолько жива в моей памяти, что я прежде всего подумал о пути отступления. Повторения того, что случилось 15 ноября, я не хотел и потому со всех ног бросился к паровозу, влез в кабину и приказал машинисту дать свисток, чтобы, заставив людей вновь занять свои места, немедленно вернуться назад в Копье-стейшн. В то время как, стоя на подножке, я проверял, все ли солдаты возвратились в вагоны, в ста ярдах от нас в высохшем русле реки под горящим мостом я заметил кучку темных фигур. В последний раз я видел буров в роли врагов. Оперев о деревянную ручку свой маузер, я выстрелил в них раз шесть или семь. Кучка рассыпалась без единого ответного выстрела. Паровоз поспешно тронулся, и вскоре мы уже были на укрепленной Копье-стейшн. Здесь нам стало известно, что у Хонинг-спруйт, следующей за Копье-стейшн станции, разгорелось жестокое сражение. Поезд, шедший перед нами, был задержан большим бурским отрядом и как раз в этот момент подвергался яростному артиллерийскому обстрелу. Буры разбили рельсы перед нашим локомотивом, без сомнения, для того, чтобы не допустить прибытия британского подкрепления. Тем не менее, потеряв шестьдесят или семьдесят бойцов, наши друзья на Хонинг-спруйт ухитрились продержаться до следующего дня, когда с юга к ним подошла помощь и буры отступили. Поскольку на то, чтобы починить пути, требовалось несколько дней, мы добыли лошадей и, уехав с Копье-стейшн с отрядом Австралийских уланов, совершили с ними ночной марш-бросок, не омраченный никакими неожиданностями. Много лет после этого я считал, что двухдюймовый пушечный снаряд, взорвавшийся на насыпи в непосредственной близости от нас, — последний выпущенный в порыве злобы снаряд, который мне суждено было увидеть. Но ожидания мои оказались беспочвенными.