1 июня, воскресенье (второй день сухой голодовки)
1 июня, воскресенье (второй день сухой голодовки)
Полное повторение вчерашнего дня. Точнее, вечера. Постоянные стуки в дверь и крики охранников. Мыслей нет, дум нет. Скука смертная. Тоска и депрессия. Вероятно, кстати, предпоследний день моей жизни. Если, конечно, адвокат насчет "трех дней летом" ничего не перепутал. Может, все-таки не три? А хотя бы пять? Или шесть?..
Тем более, что похолодание сейчас. Да и пить мне, как ни странно, пока вроде особенно не хочется…
Ну, там видно будет. Завтра посмотрим. Поглядим, какой это Сухов!
2 июня, понедельник (третий день сухой голодовки)
Нечто новенькое. Утром на проверке очередной, бравого вида разводящий (майор, по-моему) начинает мне опять угрожать.
- Со мной лучше не шутить!..
(Ты что, мудак? Какие тут шутки!?)
…Одеяло отберем!
(Ты еще скажи: в угол поставим.) И пр., и пр.
…Вы что, сейчас, когда я уйду, опять под одеяло ляжете?
Я не отвечаю. Майор некоторое время ждет, потом, поняв наконец, что ответа не будет, с возмущенным фырканьем выходит. Дверь захлопывается.
Я, естественно, опять сразу же, как ни в чем ни бывало, ложусь под одеяло. Соснуть бы. ("Ну, сосни".) Минут через десять дверь снова открывается. На пороге все та же компания. Майор, блядь, со своей свитой!
- Выход*/и/*те, с вещами!
Ого! Это еще что за новость? В карцер, что ли? Я чувствую, как во мне начинает закипать бешенство.
Я не горяч, но я предупреждаю,
Отчаянное что-то есть во мне.
Ты, право, пожалеешь.
Встаю и начинаю молча собирать свои вещи. Собственно, и собирать-то особенно нечего. Вон они все в пакетах в углу стоят.
- Матрас брать?
- Все берите.
Ага! Точно в карцер. Тем более, что, как я уже понял, он тут у них совсем рядом. Буквально в соседней камере. Ну, "ты, право, пожалеешь"!
Я сам неукротим сейчас и страшен,
Как эта ночь. Нас лучше не дразнить,
Как море в бурю и голодных тигров.
Да, нас, "голодных тигров", лучше не дразнить!
Выводят и заводят в соседнюю камеру.
- Одеяло и простыни мы у Вас забираем. За нарушение режима.
- Может, и матрас с подушкой уж заодно заберете?
- Зачем, матрас Ваш.
А одеяло чье? Твари! Майор выходит. Я уже просто не могу себя больше контролировать. Ярость во мне бурлит и буквально меня переполняет. Твари! Вот твари!!
Как ни странно, в камере есть форточка. Я открываю ее настежь, раздеваюсь до трусов и ложусь на холодный кафельный пол. Прямо под открытой настежь форточкой. Пол оказывается просто ледяной. Из форточки дует. (На улице похолодание.) Холод адский! Плевать!! Пусть я лучше тут сдохну, на этом грязном полу, но я не встану! Если я встану - это уже буду не я. Холод между тем усиливается. Меня начинает колотить крупная дрожь. Плевать!! Еще немного, и я наверняка получу воспаление легких (если уже не получил). А так как идет уже третий день моей сухой голодовки, организм уже ослаблен, то… В общем, вряд ли я его переживу, этот третий день.
В сущности, это конец. Не ожидал я, конечно, что он будет именно таким. Что придется замерзать, как собаке, на полу одиночной камеры спецСИЗО N 1. Достойный конец моей достойной жизни! Впрочем, не важно. Пусть все идет своим чередом. "О, будь, что суждено!"
И вот в таком положении, лежа раздетый на ледяном кафельном полу и под открытой настежь форточкой (а на улице, между прочим, колотун!) я провел пять (!) часов. После чего в дверь постучали, и равнодушный голос охранника спросил: "В баню идете?"
И тут, каюсь, я не выдержал. Слаб все-таки человек! Мысль, что вот сейчас я встану под горячий душ и смою наконец с себя всю грязь этого проклятого пола, была настолько нестерпимо-соблазнительной, что я не выдержал! Слаб, повторяю, все же человек. Отказаться в тот момент было просто выше моих сил! "Иду!"
Я встал с пола, отряхнулся, собрал свои банные вещи, сел на шконку и стал ждать.
Через несколько минут я уже с наслаждением плескался под обжигающе горячим душем. Вероятно, это-то меня и спасло. Никакого воспаления легких я в результате так и не получил. Даже не простудился!
Судьба в очередной раз бесцеремонно вмешалась и сделала все по-своему. Ведь если бы не эта баня… (Бани, между прочим, у них тут действительно по понедельникам. Это я уже потом выяснил. Так что никого ко мне специально не подсылали. Просто повезло. Так уж получилось. Случайно.)
Вечером вручаю майору жалобу. Что, дескать, одеяло у голодного человека забрали, на полу лежать оставили и пр. Пизды, короче.
Тот смотрит на меня некоторое время с каким-то благоговейным ужасом, потом молча ее берет, так же молча вручает мне одеяло и только потом уже дрожащим голосом наконец произносит: "Спокойной Вам ночи!" - "Спасибо".
Я укладываюсь под одеяло и ложусь спать. Третий день моей сухой голодовки закончился. (А адвокат-то ошибся! Вот хуй "три дня летом"!)
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
29 июня 1941 года (воскресенье) 8-й день войны
29 июня 1941 года (воскресенье) 8-й день войны Итоги оперативных сводок за 28.6 и утренних донесений 29.6:На фронте группы армий «Юг» все еще продолжаются сильные бои. На правом фланге 1-й танковой группы 8-й русский танковый корпус{1} глубоко вклинился в наше расположение и зашел в
31 мая, суббота (первый день сухой голодовки)
31 мая, суббота (первый день сухой голодовки) Утром просыпаюсь от громкого стука в дверь. "Подъем!" Встаю, потягиваюсь и начинаю машинально заправлять постель ("Постель должна быть заправлена! Лежать под одеялом нельзя!") Потом вдруг в голову приходит простая мысль: "Я что,
3 июня, вторник (четвертый день сухой голодовки)
3 июня, вторник (четвертый день сухой голодовки) Утром сую разводящему новую бумагу. Заявление. "Прошу разрешить мне укрываться одеялом, поскольку я мерзну".Тот ее читает и изумленно на меня смотрит:- Как это Вы мерзнете? Вы вчера голый пять часов на полу под открытой
6 июня, пятница (седьмой день голодовки)
6 июня, пятница (седьмой день голодовки) Хоть что-то сдвинулось. После обеда заявился, наконец, адвокат.Оказывается, следователи "забыли" выдать ему какой-то пропуск, и все это время он просто не мог сюда попасть. (Да! "Забыли"!) В довершение ко всему, главный следователь
31 мая, суббота (первый день сухой голодовки)
31 мая, суббота (первый день сухой голодовки) Утром просыпаюсь от громкого стука в дверь. «Подъем!» Встаю, потягиваюсь и начинаю машинально заправлять постель («Постель должна быть заправлена! Лежать под одеялом нельзя!») Потом вдруг в голову приходит простая мысль: «Я что,
1 июня, воскресенье (второй день сухой голодовки)
1 июня, воскресенье (второй день сухой голодовки) Полное повторение вчерашнего дня. Точнее, вечера. Постоянные стуки в дверь и крики охранников. Мыслей нет, дум нет. Скука смертная. Тоска и депрессия. Вероятно, кстати, предпоследний день моей жизни. Если, конечно, адвокат
2 июня, понедельник (третий день сухой голодовки)
2 июня, понедельник (третий день сухой голодовки) Нечто новенькое. Утром на проверке очередной, бравого вида разводящий (майор, по-моему) начинает мне опять угрожать.— Со мной лучше не шутить!..(Ты что, мудак? Какие тут шутки!?)… Одеяло отберем!(Ты еще скажи: в угол поставим.) И
3 июня, вторник (четвертый день сухой голодовки)
3 июня, вторник (четвертый день сухой голодовки) Утром сую разводящему новую бумагу. Заявление. «Прошу разрешить мне укрываться одеялом, поскольку я мерзну».Тот ее читает и изумленно на меня смотрит:— Как это Вы мерзнете? Вы вчера голый пять часов на полу под открытой
4 июня, среда (пятый день голодовки)
4 июня, среда (пятый день голодовки) Пустой день. Скучный. В дверь теперь не стучат, так что сплю все время. Лежу и сплю. Охранники вот только докучают. Поминутно в глазок разглядывают. («Что это вы все время вьетесь вокруг меня, точно хотите загнать меня в какие-то сети?») Ждут,
5 июня, четверг (шестой день голодовки)
5 июня, четверг (шестой день голодовки) Все по-прежнему. В дверь не стучат, но зато в глазок теперь заглядывают постоянно. О моем здоровье, наверное, беспокоятся.«Переживают, что съели Кука!» (Блядь, да я и сам бы его сейчас съел!Или даже двух. Нет, лучше трех!) Вообще, «мои слуги
6 июня, пятница (седьмой день голодовки)
6 июня, пятница (седьмой день голодовки) Хоть что-то сдвинулось. После обеда заявился, наконец, адвокат.Оказывается, следователи «забыли» выдать ему какой-то пропуск, и все это время он просто не мог сюда попасть. (Да! «Забыли»!) В довершение ко всему, главный следователь
7 июня, суббота (восьмой день голодовки)
7 июня, суббота (восьмой день голодовки) Искушение святого Антония (или Франциска? Нет, кажется, все-таки Антония).Во времени я уже научился здесь примерно ориентироваться. Три, нет четыре раза в день мне стучат: «завтрак… прогулка… обед… ужин» (все мимо!); и два раза
8 июня, воскресенье (девятый день голодовки)
8 июня, воскресенье (девятый день голодовки) Второе искушение Святого Антония-Франциска. Точнее, сразу аж целых два.Первое — в обед.Обычно все происходит так. Стучат в дверь, и приятный женский голос (здесь вместо грязных тюремных баландеров пищу разносят миловидные
9 июня, понедельник (десятый день голодовки)
9 июня, понедельник (десятый день голодовки) С утра по твоей просьбе приходил адвокат и целый час уговаривал меня прервать голодовку. Рассказывал, как ты переживаешь, волнуешься, плачешь и прочее.Э-хе-хе… Не следовало бы мне все-таки жениться… Не на тебе конкретно, а
Дневник. 7 июня. Воскресенье, день
Дневник. 7 июня. Воскресенье, день Половину отработал за 74-й год. Быстро бежит. Весь дневник можно свести к сводкам операций. Взлеты и падения.Социальные события. Хлопочем о хозрасчете. Был в министерстве - просить денег на ремонт общежития, а Лариса Николаевна Кирик, глава
ДЕНЬ ВТОРОЙ Воскресенье, 16 декабря 1944 года
ДЕНЬ ВТОРОЙ Воскресенье, 16 декабря 1944 года Торопитесь, Пейпер, и не сдерживайте себя. Генерал Кремер, начальник штаба 6-й танковой армии СС 1Пейпер оглядел еле освещенный зал и остановил взгляд на полковнике — командире десантников. Он выглядел как типичный