Отдельный экспедиционный корпус
Отдельный экспедиционный корпус
В этой ситуации Барклаю-де-Толли, уже вполне поправившемуся после тяжелого ранения, было вверено начальство над Отдельным экспедиционным корпусом силой примерно в 7500 человек. В него входили четыре полка 6-й пехотной дивизии: Низовский, Азовский, Ревельский мушкетерские и 3-й егерский. Кроме того, из Санкт-Петербурга ему были высланы два Лейб-гренадерских батальона, батальон Гвардейских егерей, рота Гвардейской пешей артиллерии, Уланский Его Высочества полк и три сотни донских казаков. Чуть позже к Барклаю-де-Толли примкнули отделенные из Свеаборгского отряда, Белгородский мушкетерский полк и три эскадрона Финляндского драгунского полка.
Как видим, корпус был организован по образцу французского — то есть состоял из всех видов вооруженных сил и походил на небольшую армию.
Этой «небольшой армии» была поставлена задача: двинуться на Куопио и занять этот город, очистить от неприятеля Саволакскую область, а далее действовать во фланг и тыл фельдмаршала Клингспора, если тот обратится против дивизии генерала Н. А. Тучкова 1-го, расположившейся у Гамле-Карлеби.
По свидетельству Булгарина, «граф Буксгевден, поторопившись поздравить государя императора с покорением Финляндии, должен был сознаться, что ошибся в своем расчете» [31. С. 109]. Теперь все его надежды были связаны с Барклаем-де-Толли.
Михаил Богданович немедленно выступил в поход.
Кроме того, в Финляндию были отправлены три тысячи старых солдат из числа возвратившихся из наполеоновского плена, две тысячи рекрутов и два полка донских казаков. Таким образом, в мае русская армия насчитывала уже 34 тысячи человек.
Как свидетельствовал Булгарин, «отряд генерала Тучкова, отданного под следствие, поступил под начальство генерала Раевского» [31. С. 122].
* * *
Итак, Барклай-де-Толли двинулся из Нейшлота к Куопио. Генерал Раевский находился в это время близ берега Ботнического залива, возле Гамле-Карлеби, в самом опасном положении. Прямо против него, под Брагештадтом, стоял фельдмаршал Клингспор с 13 тысячами человек регулярного войска и массой вооруженных крестьян, а по всему берегу шведы угрожали высадкой десанта. Малочисленный отряд Раевского легко мог быть отрезан и поставлен между двух огней.
Для обеспечения дивизии генерала Раевского с тылу в городе Васа был расположен генерал-майор Н. И. Демидов с двумя пехотными полками — Петровским и Белозерским, и эскадроном драгун Финляндского полка. Севский мушкетерский полк был отряжен Раевским в Нюкарлебю для поддержания сообщений с Демидовым. Граф Орлов-Денисов с совсем слабым отрядом, состоявшим из одной роты пехоты, эскадрона драгун и эскадрона лейб-казаков, наблюдал за огромным пространством между Васой и Христиненштадтом. Остальные войска стояли вдоль морского берега от Або до Свеаборга. Главная квартира находилась в Або, оттуда и распоряжался граф Буксгевден.
Булгарин, непосредственный участник тех событий, пишет:
«Эта диспозиция, или расстановка войска по местности края и положению неприятеля, была бы весьма хороша, если бы передовой наш отряд, то есть корпус Раевского, был, по крайней мере, равносилен шведкому войску, стоявшему против него. Но после неудачи Кульнева и Булатова, у Раевского со всеми пришедшими к нему подкреплениями было не более 6800 человек, а с этим числом он не мог удерживать десанты и противиться графу Клингспору» [31. С. 123].
План графа Буксгевдена состоял в том, чтобы генерал Раевский, отступая, завлек фельдмаршала Клингспора внутрь финской территории, а в это время Барклай-де-Толли, оставив три тысячи человек в Куопио против полковника Сандельса, стоявшего поблизости, должен был «кратчайшим движением» ударить во фланг Клингспора и, зайдя ему в тыл, отрезать его от Улеаборга, стараясь поставить противника между двух огней. Но если бы Барклаю-де-Толли даже и удалось исполнить предписание графа Буксгевдена, то есть поспешить из Куопио для совместного действия с Раевским, то все равно у обоих русских генералов было бы не более 11 300 человек против 13 тысяч человек регулярного шведского войска. К тому же на стороне шведов готовы были сражаться до шести тысяч неплохо вооруженных крестьян, и все это происходило в стране, крайне враждебно настроенной по отношению к русским.
В Санкт-Петербурге не одобрили плана графа Буксгевдена, весьма справедливо заметив, что генералы Раевский и Барклай-де-Толли могут быть разбиты по отдельности, а город Куопио при столь слабой защите — взят полковником Сандельсом. Но граф Буксгевден, которого Фаддей Булгарин называет человеком «непреклонного характера» [31. С. 123], все же решился действовать раздробленными силами.
К счастью, фельдмаршал Вильгельм-Мориц Клингспор был человеком не самым решительным, и, не надеясь на сильную помощь из Швеции, он на смелые предприятия не отважился. Хотя он вполне мог бы разгромить Тучкова 1-го, а потом и Раевского, но, отговариваясь сначала оттепелью, а затем — усталостью своих войск, он шесть недель не беспокоил русских. Только в конце мая, увидев, что к Раевскому не приходит помощь, он медленно двинулся вперед.
Н. Н. Раевский, не имея продовольствия, вынужден был отступить к Васе и 5 июня остановился в Лиль-Кирке — в 18 километрах от нее. Между тем единственная надежда Николая Николаевича на доставление его отряду продовольствия исчезла: шведский полковник Фиандт, действовавший с отрядом партизан на правом фланге, зашел с тыла, захватил продовольственный склад и взбунтовал местных жителей против русских.
Булгарин констатирует:
«Все сообщения Раевского были прерваны, и он не имел ни хлеба, ни подвод для перевозки больных и тяжестей. Наши малые отряды и посты были захвачены и беспощадно умерщвлены. Но как граф Клингспор шел медленно, ожидая высадки шведских войск, то граф Буксгевден думал, что он пошел на Куопио, и приказал Раевскому начать наступательные действия. Еще Раевский не успел одуматься, как шведы уже сделали две высадки у Або и у Васы, а граф Клингспор атаковал авангард Раевского» [31. С. 124].
После жестокой перестрелки десанты были отбиты, но Раевский все же вынужден был отступить, так как противник был более чем вдвое сильнее и к тому же русский отряд со всех сторон был окружен партизанами.
* * *
Для открытия сообщения с генералом Раевским Барклай-де-Толли направил полковника Е. И. Властова с его 24-м егерским полком, которому 21 июня удалось разбить партизан полковника Фиандта под Линдулаксом.
Но это мало что изменило. Раевский встал у Лаппо-Кирке, где его атаковал граф Клингспор. Уступая противнику в численности, Раевский вынужден был отступить. В это время партизаны и восставшие крестьяне нападали с тыла, жгли мосты, уводили от берега лодки, стремясь отрезать отряд от сообщения с другими русскими частями. К тому же стали заканчиваться боеприпасы, а питаться солдатам и офицерам приходилось почти исключительно грибами. Положение было отчаянное, и Николай Николаевич собрал военный совет, на котором решено было отступить к Тавастгусу.
* * *
Курьеры, посылаемые Раевским к главнокомандующему с донесениями, что он не только не может действовать наступательно, но и вынужден ретироваться, были перехвачены партизанами, а посему граф Буксгевден, пребывая в полной уверенности в успехе, спокойно ожидал в Або известий о начале совместных действий Барклая-де-Толли и Раевского против фельдмаршала Клингспора.
Тем временем, во исполнение приказа главнокомандующего, Барклай-де-Толли выступил из Куопио — на третий день после его занятия, оставив в городе генерал-майора В. С. Рахманова с Низовским и Ревельским мушкетерскими полками, батальоном Гвардейских егерей, полуротой Гвардейской артиллерии, одним эскадроном улан и двадцатью донцами. Приказ Рахманову был такой: «удерживать Куопио до крайности» [93. С. 163].
Сам Михаил Богданович пошел «для совокупного с Раевским исполнения операционного плана» [93. С. 164] с остальными войсками своего корпуса. В его авангарде шел эскадрон уланского Его Высочества полка с несколькими казаками. На марше отряд Барклая-де-Толли постоянно тревожили неприятельские стрелки. «Они нападали со всех сторон и препятствовали разъездам делать обозрения» [93. С. 162].
Задача охраны Куопио и поддержание сообщений русских войск с Нейшлотом для небольшого отряда генерала Рахманова была явно непосильной. Узнав о выступлении Барклая-де-Толли и не желая допустить его соединение с генералом Раевским, теснимым фельдмаршалом Клингспором, полковник Сандельс предпринял ряд нападений на Куопио. Малочисленный отряд Рахманова не мог бы долго держаться, а потому Михаил Богданович решил нарушить приказ главнокомандующего, отказавшись от соединения с Раевским, и повернул свой отряд назад.
Йоган-Август Сандельс, получив информацию о движении Барклая-де-Толли, начал отступать, «истребляя за собою мосты, портя дороги и беспокоя тыл наш партизанами и вооруженными жителями» [93. С. 162].
Следует отметить, что партизаны ни на минуту не теряли из вида отряд Барклая-де-Толли и пользовались любым случаем для нападения. Однажды ночью, например, они ударили по подвижному магазину, располагавшемуся в самой близости от отряда, истребили его, повозки сожгли и побросали в воду, большую часть людей перекололи, а 400 лошадям подрезали жилы передних ног.
В. Н. Балязин так характеризует действия партизан:
«У них было то, чего не было у русских, — финны прекрасно знали местность. Они окружили колонны десятками невидимых метких патрулей и одиночных вольных стрелков, отличавшихся поразительной меткостью.
Партизаны прятались за любым бугром, за деревьями, за камнями, в лощинах, и нельзя было отойти в сторону и на сотню шагов, тут же можно было получить пулю.
Особенно страдали передовые пикеты боевого охранения, отправленные в разведку казаки, фуражиры, пытавшиеся запастись чем-либо, курьеры и вестовые, а уж отставшие, отбившиеся от своих и заплутавшие солдаты обречены были полностью» [8. С. 229].
По словам А. И. Михайловского-Данилевского, Барклаю-де-Толли пришлось идти «среди пламени народной войны» [93. С. 163], а Е. В. Анисимов называет действия финнов посреди своей пустынной тысячеверстной страны «скифским вариантом» [5. С. 308]. Но это, как мы скоро увидим, стало для генерала отличным уроком на будущее.
* * *
Фаддей Булгарин задается справедливым вопросом: «Мог ли Рахманов с неполными тремя тысячами человек исполнить поручение Барклая-де-Толли, основанное на предписании графа Буксгевдена?» [31. С. 128]. И он сам же отвечает: «Ему приказано было охранять сообщения с Россией, удерживать Куопио до последней крайности, устрашать неприятеля предприятиями к переправе через озеро, а если удастся, набрать лодок у жителей, нападать на заозерную позицию Сандельса у Тайволы и по прибытии канонирских лодок из озера Саймы в озеро Калавеси решительно переправиться через озеро, разбить Сандельса, овладеть Тайволой, и, наконец, открыть сообщение с так называемым Свердобольским отрядом, то есть с генерал-майором Алексеевым, шефом Митавского драгунского полка, выступившим из Свердоболя в Карелию только с четырьмя эскадронами драгун и 150-ю казаками для усмирения этого обширного, лесистого и болотистого края! Дела невозможные!
Кажется, будто граф Буксгевден почитал наших солдат бессмертными или, по крайней мере, неуязвимыми и одаренными тройной силой против неприятеля, поручая генералам такие дела к исполнению! Забывал он также, что самый мужественный человек требует пищи. Разъезжая по берегу между Гельсингфорсом и Або или живя в одном из этих городов, граф Буксгевден не видел настоящей нужды войска, не имел надлежащего понятия о положении дел и до последней минуты своего командования был твердо убежден, что шведы не намерены держаться в Финляндии и станут отступать при нашем сильном натиске. Донесения наших отрядных начальников о восстании жителей и о вреде, наносимом ими, почитал граф Буксгевден преувеличенными, приписывая их успехи нашей неосторожности, не обращая никакого внимания на местность, благоприятную для партизанских действий, хотя в донесениях государю сравнивал Финляндскую войну с Вандейской» [31. С. 128–129].
Что было делать Василию Сергеевичу Рахманову? Кстати, человеком он был выдающимся, каких немало имелось в русской армии. Выходец из дворян Курской губернии, он учился в Сухопутном шляхетском кадетском корпусе, из которого вышел поручиком в Тульский пехотный полк. Произошло это в феврале 1785 года, а в августе 1803 года он уже был генералом, успев повоевать с турками и с польскими мятежниками. В 1789 году он был ранен, в 1795 году награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. Потом он был ранен в сражении под Пултуском, а за сражение при Гутштадте награжден золотой шпагой с алмазами.
У Ф. В. Булгарина читаем:
«Генерал-майор Рахманов, человек пожилой, старый служивый, храбрый и опытный воин, хотя и не стратег, чувствовал, что данная ему инструкция не может быть исполнена; но он решился защищать Куопио до последней капли крови и не скрывался в этом. Собрав штаб-офицеров и начальников рот, он сказал им без обиняков: “Господа, внушите своим солдатам, что у нас нет другой ретирады, как в сырую землю. Отступать некуда ни на шаг. Если шведы нападут на нас, мы должны драться до последнего человека, и кто где будет поставлен — тут и умирай!”
Рахманов говорил людям, которые понимали его, и офицеры передавали слова генерала воинам, которых эти слова радовали, вместо того чтобы привести их в уныние. Никогда я не видел таких отличных полков, каковы были Низовский и Ревельский пехотные, 3-й егерский (полк Барклая-де-Толли) и Лейб-егерский батальон. Не только у Наполеона, но даже у Цезаря не было лучших воинов! Офицеры были молодцы и люди образованные; солдаты шли в сражение, как на пир: дружно, весело, с песнями и шутками» [31. С. 129–130].
10 июня 1808 года, то есть на третий день после ухода Барклая-де-Толли, полковник Сандельс, собрав множество рыбацких лодок, посадил на них своих солдат и атаковал Куопио.
Полковник Я. А. Потемкин с Гвардейским егерским батальоном вышел навстречу Сандельсу и ударил в штыки. Его солдаты бегом устремились на шведов, и те не устояли, побежав обратно к своим лодкам.
Отряд Сандельса скрылся со своей «флотилией» между заломами лесистого берега, а 13 июня он вновь вышел на берег и напал на отряд Азовского мушкетерского полка, сопровождавший транспорт. Азовцы защищались храбро, но вынуждены были уступить численно превосходящему противнику, и полковнику Сандельсу удалось отбить несколько десятков подвод с мукой.
После этого, набрав еще более лодок, Сандельс почти всеми своими силами атаковал Куопио. Произошло это 15 июня.
Фаддей Булгарин рассказывает:
«День был туманный, и на озере нельзя было видеть ничего в десяти шагах. Сандельс пристал к скалистому берегу, поросшему кустарником, в южном заливе мыса. Наши посты тогда только увидели неприятеля, когда они уже были у самого берега. Некоторые наши пикеты были отрезаны и бросились в лес, другие завязали перестрелку. Несколько казаков прискакали в город с известием, что на нас идет, по казацкому выражению, “видимая и невидимая сила”» [31. С. 131].
Оставив в городе только небольшой гарнизон и пикеты на берегу озера, генерал Рахманов вышел за пределы города со всем своим отрядом. Численность противника ему была неизвестна, но он знал, что к Сандельсу стекаются толпами лучшие стрелки из северного Саволакса и Карелии и, как носились слухи, более двух тысяч этих охотников уже были под его знаменами.
Фаддей Булгарин вспоминал:
«Я был послан со взводом для прикрытия свитского офицера, долженствовавшего рассмотреть, какое направление берет неприятель. Подъехав к скалистому берегу, верстах в трех от города, свитский офицер и я взобрались на скалу и увидели множество лодок, причаливших на большое расстояние от берега, и шведов, шедших в нескольких колоннах по направлению к северо-западу, чтобы выйти на дорогу, ведущую к Куопио. Толпы стрелков шли впереди колонн врассыпную. Неровное местоположение, овраги, холмы и кустарники то скрывали, то открывали перед нами неприятеля, и мы в тумане не могли определить числа его, но заключили, что шведов и крестьян было не меньше трех тысяч человек.
Туман между тем поднимался, и шведские стрелки, увидев нас, бросились вперед, чтобы отрезать нас от Куопио. Мы поскакали в тыл и встретили наш отряд уже в версте от шведов. Рахманов выслал стрелков и стал фронтом перед перешейком, соединяющим с твердой землей мыс, на котором построен город. Началось дело, продолжавшееся с величайшей упорностью с обеих сторон в течение более пяти часов. <…> Если бы шведы вогнали нас в город, то нам надлежало бы или сдаться, или выйти из города по телам неприятеля, пробиваясь штыками, потому что у нас вовсе не было провианта. Избегая блокады в городе, в случае неудачи нам должно было бы броситься в леса, внутрь Финляндии, и идти вперед наудачу для соединения с Барклаем-де-Толли или Раевским, не имея никаких известий об их направлении. Рахманов приказал объявить солдатам о нашем положении и о надежде своей на их мужество. “Не выдадим!” — закричали лейб-егери, смело идя вперед. Соревнование сделалось общим. Едва ли когда-либо дрались с большим мужеством и ожесточением. <…>
Наши отчаянно бросились на шведов, которые, однако же, устояли при первом натиске. Тут началась резня, почти рукопашный бой, и шведы, наконец, уступили нашим. Местоположение позволило выдвинуть вперед наши пушки, и картечи довершили поражение. Шведы обратились к своим лодкам, отстреливаясь и преследуемые нашими на пол-ружейный выстрел. Нашим удалось по камням и оврагам перетащить две пушки на берег. Эти пушки сильно вредили шведам в то время, когда они садились в лодки. Мы провожали их и на озере ядрами, и несколько лодок разбили и потопили при громогласном “ура!” на берегу.
В этом деле отличились в нашем отряде все, от первого до последнего человека, но честь победы принадлежит Низовскому полку и лейб-егерям, сломившим шведскую линию штыками и принудившим шведов к отступлению пылкостью своего наступления и стойкостью. Только тяжелораненые оставались на месте, там, где упали, а кто мог идти, шел вперед раненый и окровавленный. Когда шведы уже отплыли, тогда только стали искать тяжелораненых на поле битвы и выносить на большую дорогу» [31. С. 132–133].
Победа под Куопио была полная, но, к сожалению, она не принесла русским существенной пользы, и генерал Рахманов не в состоянии был исполнить другие поручения Барклая-де-Толли.
В самом деле, нельзя было и думать о нападении на шведские позиции у Тайволы, не имея ни одной лодки. К тому же все сообщения с Россией были прерваны. Отважный Йоган-Август Сандельс оставил вооруженные толпы крестьян в лесах вокруг Куопио, поставив их под начальство шведских офицеров и приказав истреблять русских фуражиров и русские отдельные посты. По свидетельству Булгарина, «эти партизаны отлично исполняли свое дело. Недостаток в съестных припасах заставлял нас высылать на далекое расстояние фуражировать, чтобы забирать скот у крестьян, отыскивая их жилища в лесах, и каждая фуражировка стоила нам несколько человек убитыми и ранеными. Отдельные посты были беспрерывно атакуемы. <…> Почти каждую ночь в Куопио была тревога, и весь отряд должен был браться за оружие. Крестьяне подъезжали на лодках к берегу; в самом городе стреляли в часовых и угрожали ложной высадкой. Не зная ни числа, ни намерения неприятеля, нам надлежало всегда соблюдать величайшую осторожность. Голод и беспрерывная тревога изнуряли до крайности войско. Госпиталь был полон» [31. С. 133].
Михайловский-Данилевский писал:
«В таких обстоятельствах Барклаю-де-Толли представлялось избрать одно из двух: возвратиться в Куопио для обеспечения правого крыла армии и сообщения с Россией, или, предоставя их обороне Рахманова, самому исправить переправы у Коннивеси и продолжать начатое согласно повелениям главнокомандующего движение во фланг и тыл графа Клингспора. Барклай-де-Толли предпочел всеми силами своими удерживать Куопио и оберегать дорогу в Нейшлот, нежели идти против графа Клингспора, а тем оставил он Раевского на произвол собственных сил его» [93. С. 167].
Какие же обстоятельства отмечает авторитетный военный историк?
Прежде всего, и на это указывают практически все участники тех событий, вокруг «кипела война народная». Отряд В. С. Рахманова вынужден был день и ночь отражать неприятеля, и от этого он «приходил в изнурение и был слишком малочислен для охранения берегов озера и дороги от Нейшлота до Куопио, порученной его надзору» [93. С. 167].
Другого выхода у Барклая-де-Толли фактически и не было.
* * *
В конечном итоге в этой беспрерывной тревоге и сражениях прошло шесть дней, и на седьмой день, 17 июня, Барклай-де-Толли возвратился в Куопио. Трудно описать ту радость, какую испытали солдаты и офицеры отряда генерала Рахманова, увидев подоспевшую помощь.
Михаила Богдановича потом подвергли упрекам за то, что он не исполнил предписания главнокомандующего, приказавшего ему действовать во фланг фельдмаршалу Клингспору в то время, когда генерал Раевский будет действовать с фронта. Якобы этим он расстроил весь план изгнания шведов из Финляндии летом 1808 года и дал Клингспору время и возможность потеснить Раевского, доведя его до крайности. Кто же высказал ему такие упреки?
На этот вопрос отвечает Фаддей Булгарин:
«Правда, что Барклай-де-Толли не исполнил приказания главнокомандующего, потому что не мог исполнить и действовать по плану, начертанному в кабинете главнокомандующего, без малейшего соображения обстоятельств, без всякого внимания на положение северовосточной Финляндии. <…> Легко было главнокомандующему, разложив карту Финляндии, играть в стратегию, как в шахматы; но Финляндия была не спокойная и безмолвная шахматная доска, и возмущенный народ — не пешки!» [31. С. 134].
Если бы Буксгевден находился на месте, он бы знал, что Барклай-де-Толли получал самые отчаянные донесения от Рахманова из Куопио — генерал сообщал, что у него скоро кончатся патроны, что его отряд может погибнуть в развалинах города, мужественно защищаясь, но едва ли будучи в состоянии долго отбивать неприятеля. Михаил Богданович рассудил, что если Сандельсу удастся вытеснить русских из Куопио, то будет открыт весь правый фланг армии, а граница окажется не защищена. Именно поэтому он и «решился взять на свою ответственность неисполнение предписания главнокомандующего» [31. С. 91].
«Что было делать? Барклай знал, что гарнизон в Куопио слаб <…> и ждать помощи Рахманову неоткуда. Вместе с тем, его помощи ждал и Раевский, к которому обязывал его идти приказ главнокомандующего.
Как поступить, соблюдая святость приказа и сохраняя верность первой воинской заповеди: “Сам погибай, а товарища выручай”?
Барклай принял единственно возможное решение: разделил свой отряд на две части и одну послал на помощь Раевскому, а с другой пошел к Куопио» [8. С. 230].
Михаил Богданович выслал из состава своих войск части двух пехотных полков с сотней казаков под начальством уже упомянутого нами полковника Е. И. Властова на помощь генералу Раевскому, а сам возвратился с остальной частью своего отряда в Куопио.
Впрочем, Раевскому это не помогло — не дождавшись подкрепления, он был разбит. Зато Куопио и отряд генерала Рахманова были спасены.
Прошу простить за длинную цитату, но оно того стоит — вот что писал Ф. В. Булгарин:
«Барклай-де-Толли вступил в Куопио ночью, уже по пробитии вечерней зори, с 17-го на 18-е июня. Войско расположилось на биваках за городом и развело огни. Светлая северная ночь омрачена была сильным туманом. Прибытие штаба и множества офицеров в город произвело некоторую суматоху. Кто искал для себя квартиры, кто отыскивал знакомых, товарищей; на улицах стояли повозки и лошади; для больных искали помещения и т. п. У меня на квартире собрание офицеров было обыкновенное. К ужину подали целого жареного барана, которого я накануне купил за два червонца у казака. Мы веселились, шутили, между тем как уланы вносили в соседнюю залу солому, где я располагал уложить моих гостей на отдых… Вдруг раздался пушечный выстрел, и стекла в окнах задрожали… другой выстрел, третий, четвертый… потом ружейные выстрелы… Мы отворили окна — выстрелы раздавались на озере и за городом, а в городе били тревогу… Все гости мои побежали опрометью к своим полкам и командам; я велел поскорее седлать лошадь и поскакал на наше сборное место, к кирке. Эскадрон уже строился. Это был полковник Сандельс, который, пользуясь туманом, прибыл из Тайволы, чтобы пожелать нам доброй ночи и спокойного вечного сна! Устлав досками несколько лодок, соединенных бревнами, он таким образом устроил две плавучие батареи и, посадив весь свой отряд на лодки, атаковал Куопио с трех сторон: с желтой мызы, с южной стороны перешейка и у самого северного предместья, перед которым находится лес. Весь наш отряд выступил из лагеря, и Барклай-де-Толли, не зная, где неприятель и в каком числе, высылал батальоны на те места, где завязывалась перестрелка с нашими передовыми постами и где предполагали найти неприятеля. Из пушек, поставленных на берегу, стреляли наудачу. На большой площади поставлен был резерв в сомкнутой колонне, с двумя пушками. Ружейные выстрелы гремели вокруг города. Везде была страшная суматоха, везде раздавались крики и выстрелы и ничего нельзя было видеть, кроме ружейного огня…
Наконец, с утренней зарей рассеялся туман, и Барклай-де-Толли, проскакав по всей линии, тотчас распорядился. К желтой мызе послана была немедленно помощь. Нашего полка эскадрон князя Манвелова поспешил туда на рысях, взяв на каждую лошадь по одному егерю 3-го егерского полка. Против главной силы шведов, ломившихся в город с правой стороны Куопио, выступил сам Барклай-де-Толли с частями Низовского и 3-го егерского полков и двумя пушками. Полк Ревельский мушкетерский, Лейб-егерский батальон и наш эскадрон составляли загородный резерв.
Битва кипела с величайшим ожесточением на всех пунктах. Перед нами в лесу была сильная ружейная перестрелка. Низовский мушкетерский и 3-й егерский полки при всей своей храбрости не могли противостоять шведам в стрелковом сражении врассыпную, в лесу. Саволакские стрелки и даже вооруженные крестьяне, охотники по ремеслу, имели перед нашими храбрыми солдатами преимущество в этом роде войны, потому что лучше стреляли и, привыкнув с детства блуждать по лесам и болотам за дичью, были искуснее наших солдат во всех движениях. Притом же туземцы знали хорошо местность и пользовались ею. Шведы имели несколько маленьких пушек, или фальконетов (без лафета), которые они носили за стрелковой цепью и, положив их на камни, стреляли в наших картечью, когда наши собирались в кучу. Постепенно выстрелы раздавались ближе и, наконец, наши стрелки начали выходить из большого леса на то пространство, где стоял резерв.
Это пространство, между городом и лесом, версты в три в длину покрыто было в разных местах кустарником и усеяно огромными камнями. Выходящим из леса нашим стрелкам приказано было строиться впереди обоих флангов резерва, так, чтобы перед центром, где стояли наши две пушки, было чистое место. Вскоре выбежали и саволакские стрелки из леса, а за ними вышли шведы в колонне. Они были встречены ядрами. Это их не устрашило, и они с криком “ура!” бросились в штыки на наши пушки и на резерв. Пушечные выстрелы не удержали их. Лейб-егери, предводимые своим храбрым полковником Потемкиным, пошли им навстречу шагом, вовсе не стреляя. За ними Ревельский мушкетерский полк, а Низовский и 3-й егерский полки между тем строились на флангах, под неприятельскими выстрелами. Наши пушки свезли за фронт под прикрытием нашего эскадрона. Лейб-егери приблизились к шведской колонне саженей на тридцать, остановились, по команде своего полковника выстрелили залпом и бросились бегом вперед с примкнутыми штыками, как на учении, с громким “ура!”.
Тут началась резня, в полном смысле слова! Ревельский полк поддерживал атаку лейб-егерей; Низовский и 3-й егерский полки удерживали напор шведов на флангах. Шведы не устояли против лейб-егерей и побежали. Наши пушки снова загремели, провожая бежавших рикошетными выстрелами. Шведы скрылись в лесу, преследуемые нашими. В это самое время Барклай-де-Толли двинул 3-й егерский полк по берегу, на самом правом фланге, к шведским лодкам. Резерв, бывший в городе с двумя пушками, также быстро бросился на берег, и шведы, опасаясь за свои лодки, побежали к ним. Из плавучих батарей стреляли они в нас ядрами, а потом картечью; но наши шли вперед, бросаясь в штыки каждый раз, когда шведы останавливались. Лейб-егеря были впереди.
На всей шведской линии ударили отбой. Шведы в беспорядке бросились в лодки, отчаливали от берега и прятались от наших пушечных выстрелов за островками, которыми усеяно озеро перед Куопио. В 10 часов утра не было уже ни одного шведа на берегу, и мы с торжеством возвратились в город. Наш эскадрон хотя не ходил в атаку, потому что местность не позволяла, но подвергался опасности наравне с прочими полками. Мы были на такое близкое расстояние от шведов, что различали черты лица их офицеров, бывших всегда впереди.
Сандельс, напав на Куопио со всеми своими силами, не знал, что Барклай-де-Толли возвратился в город в ту же ночь. Трудно сказать, чем бы кончилось это нападение, если бы оно произведено было прежде прибытия в Куопио Барклая-де-Толли. Хотя бы Рахманову и удалось удержать город, то все же нам было бы плохо.
Лейб-егерский батальон в третий раз был главным виновником победы и удержания Куопио, и ему отдана была полная честь в приказе по корпусу. После этого Сандельс уже не возобновлял нападений на Куопио, достигнув своей цели, а именно, воспрепятствовав Барклаю-де-Толли действовать на фланге графа Клингспора, и таким образом дал средства главному шведскому корпусу оттеснить операционный корпус генерала Раевского до нашей последней точки опоры» [31. С. 135–139].