4

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

4

ЗИС-3 запустили успешно. Никто, кроме узкого круга посвященных, не догадывался, что пошла новая пушка. Единственную деталь, которая могла вызвать подозрение, — дульный тормоз — решили изготовлять в опытном цехе. Там можно было делать что угодно, не боясь разглашения. Служба информации, которой очень толково и четко руководил Андрей Петрович Худяков, ежедневно докладывала о выполнении заданий. Все шло по графику. В сборочном цехе собирали противотанковые ЗИС-2, только без труб ствола. Когда подошло время общей сборки, уже были готовы трубы и дульные тормоза для ЗИС-3. Поздним вечером то и другое подали в сборочный цех. За ночь несколько пушек ЗИС-3 были собраны и тщательно проверены, а утром их предъявили военной приемке. К этому же утру опытный цех собрал несколько самодвижущихся пушек ЗИС-30 и тоже предъявил их приемщикам. Такой одновременный «двойной удар» был задуман заранее.

Как мы и ожидали, военные приемщики в обоих цехах ответили «нет» и пошли докладывать своему начальнику — старшему военпреду инженер-полковнику Телешову. Тот отправился в цехи и убедился: действительно, на свет появились новые, не предусмотренные договором валовые пушки. Это его поразило, ко мне он пришел совершенно растерянный. Разговор начал я:

— Иван Федорович, как вы оцениваете пушку ЗИС-3?

— Это прекрасная пушка, Василий Гаврилович. По своим габаритам, весу, удобству обслуживания, по экономическим показателям она значительно превосходит Ф-22 УСВ.

— Мы так же ее оцениваем… Но принимать ее вы не имеете права. Верно?

— Да, Василий Гаврилович.

— А каково ваше мнение насчет ЗИС-30?

— Такие пушки армии очень нужны.

— И мы того же мнения… Скажите, Иван Федорович, имеются ли у вас вообще какие-нибудь сомнения в тех и в других пушках?

— Никаких.

— А как вы думаете поступить? Не можете же вы спокойно смотреть на пушки, которые стоят без дела, не бьют по врагу, не участвуют в боях?

— Сегодня же доложу ГАУ, — сказал Телешов.

В то время начальником ГАУ был генерал-полковник артиллерии Николай Дмитриевич Яковлев.

— Иван Федорович, а если в ГАУ спросят ваши оценки и предложения?

— Я повторю то, что только что сказал вам, и предложу принимать.

— Спасибо, Иван Федорович. Я очень рад, что наши взгляды совпадают.

Телешов позвонил в ГАУ. Не сразу дали ему ответ. Мы понимали, что задали им задачу тяжелую, но одно существенное обстоятельство вселяло в нас уверенность: ведь по ленд-лизу армия получала «что дадут», пушки на американских танках заменяли нашими пушками. И то, что ГАУ не сразу ответило на неожиданный запрос старшего военпреда, мы считали хорошим признаком.

А пока там думали и решали, новых пушек все прибавлялось. ЗИС-3 мы собирали теперь уже больше, чем Ф-22 УСВ. Новые пушки заполняли собой и сборочный и особенно опытный цехи, а механические продолжали выдавать детали еще, и еще, и еще…

Теперь уже весь завод знал о «новорожденных». Новость эта быстро распространилась и будоражила, воодушевляла людей: вот как заводской коллектив выполняет свой долг перед Родиной!

Настал день, когда Иван Федорович Телешов начал принимать ЗИС-3 и ЗИС-30.

Надо ли говорить, как мы были рады!

Снабженные подробнейшим описанием материальной части, пушки партия за партией шли на фронт, но ни ГАУ, ни Наркомат вооружения заводу ничего не говорили. Будто бы ничего не произошло. Это нас изрядно нервировало. Хотя бы поругали за самовольство, чем играть в молчанку.

Так проходили недели, месяцы. Все больше и больше пушек мы отправляли на фронт, а молчание «наверху» продолжалось.

Много всяких предположений возникало у нас. Самое страшное, чего мы боялись, — вдруг по каким-либо причинам у пушек начнут появляться дефекты! Тогда нам несдобровать. Кстати сказать, весной 1942 года, когда ЗИС-3 была уже официально принята на вооружение, мне позвонили из Наркомата оборонной промышленности и предложили немедленно выехать в Москву: у нескольких пушек погнулись боевые оси. Что, если бы этот случай произошел до принятия ЗИС-3 на вооружение? Неизвестность томила, мы не находили себе места, несмотря на то что завод стал выпускать больше дивизионных пушек.

Через некоторое время пришло письмо из воинской части, на вооружении которой были пушки ЗИС-3. Какими только лестными эпитетами их не наделяли! Артиллеристы просили давать таких пушек побольше. А вслед за первым письмом пошли и другие — такие же прекрасные отзывы о ЗИС-3 и о ЗИС-30.

Вернусь к августу, точнее, к 10 августа 1941 года. Это воскресенье мне запомнилось до мельчайших подробностей.

Утром поднял меня с постели телефон. Звонили из цеха, просили помочь разобраться «в одном очень серьезном вопросе».

Наскоро оделся и отправился на вызов. Как всегда в таких случаях, цеховики сначала принесли «тысячу извинений» за то, что побеспокоили, а затем изложили суть дела. Оно оказалось действительно серьезным. Для решения требовались расчеты, и решать надо было срочно.

В нашем отделе, кроме дежурного, на месте никого не было, пришлось самому садиться за расчеты. Они отняли много времени, но зато позволили мне с уверенностью сказать, что можно продолжать работать над командной деталью, из-за которой весь сыр-бор разгорелся, обнаруженный дефект не скажется на ее служебных качествах.

Так и закрутился я в это воскресенье. Почти весь день провел в цехах, вникая во всякие детали. Только уже за полночь смог засесть за дела своего отдела. А ведь собирался по случаю воскресенья вернуться домой пораньше.

Дома поужинал, — это было и обедом. Пошел принять ванну. Вдруг в дверь постучала жена:

— Звонили с завода: вызывает к телефону Москва… Машину уже выслали.

Что поделаешь? Быстренько сполоснулся, оделся и побежал. Машина стояла у подъезда.

Елян был у себя в кабинете. Сказал мне коротко:

— Просил позвонить Поскребышев.

Какой вопрос будет передо мной поставлен, я не знал. Но долго гадать не мог. Взял трубку. Набрал номер. И вот послышался спокойный голос Сталина:

— Вам хорошо известно, что положение на фронтах очень тяжелое. Фашисты рвутся к Москве. Под натиском превосходящих сил противника наши войска с тяжелыми боями отступают. Фашистская Германия имеет значительное количественное превосходство в вооружении. Независимо от этого фашистскую Германию мы победим. Но чтобы победить с меньшей кровью, нужно в ближайшее же время иметь больше вооружения. Очень прошу вас, сделайте все необходимое и дайте поскорее как можно больше пушек. Если для этого потребуется пойти на снижение качества, идите и на это.

Услышанное меня ошеломило, я ответил не сразу.

— Товарищ Сталин, вашу просьбу, ваше задание я передам коллективу завода. Могу вас твердо заверить, что завод в ближайшее время обязательно резко увеличит выпуск пушек.

Сталин поблагодарил.

— При переходе на увеличенную программу так организуйте работу, чтобы выпуск пушек непрерывно возрастал. Учтите, нам дорога каждая пушка.

Я пообещал, а сам снова подумал: перестройка производства и внутризаводские резервы — вот что теперь нас выручит. Но ведь Елян вновь может не согласиться с предложениями ОГК.

В деликатной форме я попросил Сталина дать указание директору поддержать начинания отдела главного конструктора, не объясняя детально, какие именно.

— Передайте, чтобы он выполнял все, что вы считаете нужным, — сказал Сталин и, помолчав, спросил:

— Товарищ Грабин, вы твердо убеждены, что в ближайшее время завод резко увеличит выпуск пушек? Ведь эта задача чрезвычайно сложная.

— Понимаю, но сомнений у меня нет. Завод с этой задачей справится.

Сталин пожелал успеха нашему коллективу, попрощался и положил телефонную трубку, а я продолжал стоять, держа свою трубку в руке. То, что Сталин сообщил, пренебрегая секретностью, поразило меня.

Опомнился я, когда меня окликнул Елян. Осторожно положив телефонную трубку, в которой уже давно слышались короткие гудки, я подробно пересказал только что состоявшийся разговор. Упомянул и о том, что ответил Сталин на мою просьбу дать указание директору.

Амо Сергеевич взглянул на окно, плотно зашторенное синим полукартоном, помял слишком туго набитую папиросу, та лопнула. Он бросил ее в пепельницу, вынул из коробки «Казбека» новую, торопливо, с какой-то жадностью закурил, вскинул на меня настороженный взгляд. Глубоко затянувшись, Елян выпустил такое облако дыма, что настольная лампа под зеленым абажуром густо затуманилась.

— Василий Гаврилович, не допустили ли вы ошибку, давая такое обещание Сталину — в кратчайший срок резко увеличить выпуск пушек?

— Нет, Амо Сергеевич. А то, что мы за два месяца войны не сумели развернуть производство, объясняется просто: завод не был подготовлен организационно и технически.

— Ну, что ж… Теперь вам и карты в руки. Все же я хочу знать: как вы собираетесь технически решить проблему массового выпуска пушек?

Он знал мою точку зрения, мою позицию. С первого дня войны мы с ним много говорили на эту тему.

— Мне трудно добавить что-либо к тому, что я вам уже объяснял, — ответил я. — Скажу только одно: резкое увеличение выпуска — это не две и не три программы в месяц, а пять-семь как минимум! И решать эту задачу нам с вами, Амо Сергеевич, придется на существующих мощностях при непременном снижении себестоимости и сохранении высокого качества. Не прерывая производственного процесса, мы с вами должны технически перевооружить завод. Задача трудная, рискованная, но она нам под силу. По-новому придется работать всем подразделениям завода. Под угрозой Смоленск, так что рассчитывать на кооперацию с другими предприятиями несерьезно. Непростительно требовать от государства и дополнительного оборудования. Но наш завод обладает возможностями беспредельными. Не улыбайтесь, Амо Сергеевич! Мы будем наращивать темпы не методом ликвидации «узких мест», экономии электроэнергии и рационализацией отдельных технических процессов. Мы думаем не о таких резервах.

Елян сощурился, тяжелой ладонью погладил свои роскошные темные кудри, вышел из-за стола, запустил длинные руки в карманы брюк, прошелся к двери, проверил, хорошо ли та закрыта, и повернулся ко мне.

— Василий Гаврилович, я убежден, что вы переоценили наши возможности. Допускаю, что нам удастся вдвое увеличить выпуск пушек. Но в пять-семь раз?! Понимаете ли, кому дали вы обещание?!

Энергичный и достаточно опытный руководитель не хотел понять того, что завод способен на большие свершения, что у завода есть для этого все необходимые данные. Он как технолог никак не мог усвоить и, так сказать, переварить, что решающим фактором в производстве является конструкция создаваемой машины, в нашем деле — пушки. Да, именно конструкция предопределяет успех или неуспех. И, кроме того, как человек на заводе новый, он не знал силы и способности нашего коллектива.

— Скоро, Амо Сергеевич, дело вас убедит, — сказал я, желая закончить неприятный разговор.

— Скажете гоп, когда перескочите, а пока я боюсь за вас, Василий Гаврилович, очень боюсь.

Я позвонил председателю областного комитета обороны — секретарю обкома партии М.И.Родионову.

Несмотря на очень поздний час и «готовность номер один», объявленную штабом противовоздушной обороны, он, узнав от меня о телефонном разговоре со Сталиным, попросил нас с директором сейчас же приехать в обком.

Елян вызвал машину. Молча мы вышли к подъезду. Ночь была ясная, звездная плохая: в такую ночь легче бомбить. В небе метались лучи прожекторов. Пока было тихо, но наши дежурные ПВО предупредили, что к городу приближаются немецкие самолеты.

Секретарь обкома разговаривал с кем-то по телефону; жестом руки он пригласил нас сесть. Ни Елян, ни я не проронили ни слова.

— Слушаю, Гаврилыч, — пожимая нам руки, сказал хозяин кабинета.

Я обстоятельно пересказал разговор со Сталиным и коротко изложил основную суть тех организационных и технических мер, которые помогут нам решить задачу. Секретарь обкома задумался. Потом горячо заговорил:

— Вы лучше моего знаете, каковы ваши дела с выполнением плана… Желание ваше очень хорошее, но осуществимо ли оно? Скажу откровенно: заикнись об этом кто-нибудь другой, я бы и слушать не стал… Конечно, я не предлагаю отказаться от выполнения задания товарища Сталина. Речь идет о путях и средствах выполнения. Не забывайте и время: оно не простит ни малейшего промаха.

— Товарищ секретарь, об этом и я Грабину говорил, — не удержался Елян. И так как со стороны секретаря обкома не последовало ни «да», ни «нет», добавил: — Нам бы нужно добавить станочков и получить помощь в изготовлении специального инструмента. Тогда бы мы зажили. Я убежден и заявляю об этом здесь, в обкоме партии, что переналаживать завод, что называется, с самого корня, это значит издергать весь коллектив, а резкого увеличения выпуска пушек все равно не добиться. Мы и так на пределе работаем.

— Путь, избранный нашим отделом, самый верный и единственно возможный в складывающейся обстановке, — сказал я.

После такого категорического заявления наступило напряженное молчание. Я подумал: «Надо кончать. К чему сейчас разжигать страсти?»

— Прошу разрешения в ближайшие дни доложить вам план-график нашей работы.

— Обком партии выслушает вас в любой час дня и ночи. Ждем ваш график.

Елян, заядлый курильщик, вынул коробку «Казбека», повертел ее в руках и огорченно положил обратно: первый секретарь не курил и в его кабинете дымить воздерживались.

Секретарь обернулся к Еляну:

— Грабин дал хорошие пушки. Мог бы, как говорится, жить спокойно, но… Поднять производство новым скоростным методом! Это дело не шуточное. Мы с вами должны помочь ему и добрым словом и делом.

Елян слушал, слегка потупясь.

Из обкома мы вернулись под утро, но поспать мне так и не пришлось: весь небольшой остаток ночи отняли неотвязные думы. Вспоминалось сегодняшнее сообщение Советского информбюро, — я слушал его в одном из цехов. Наши войска продолжали бои с противником на Кексгольмском, Смоленском, Коростеньском, Белоцерковском направлениях и на Эстонском участке фронта. По-видимому, бои жестокие. Смоленское направление — это значит, что гитлеровцы рвутся к Москве. Эстонский участок — это Псков, а за ним — Ленинград.

Из головы не выходил телефонный разговор со Сталиным. Никак не предполагал я, что у немцев вооружения настолько больше нашего.

Хотя в газетах не писали об этом, соблюдая максимум лояльности к Германии, чтобы отсрочить войну, я, как и всякий другой мало-мальски соображающий человек, понимал, конечно, что Германия, оккупируя страну за страной, наращивала за их счет свои производственные мощности, а значит, и вооружение.

Пришли на память цифры: Германия и Франция к концу первой мировой войны имели каждая более чем по 30 тысяч орудий. Прикинул, сколько еще они могли выпустить с 1918 по 1941 год. Вся эта артиллерия служит теперь гитлеровскому вермахту. Кроме того, трофейное оружие и военная промышленность других оккупированных стран, в частности такая мощная, как чешская. Гитлеровские союзники тоже кое-что имели… По существу, против СССР была нацелена вся Западная Европа, а на Востоке готовилась к войне Япония.

Подсчитал приблизительно, сколько дивизионных, танковых и противотанковых пушек (а они играют главную роль в маневренной войне) нужно нам на западной и на дальневосточной границах. Сопоставил полученную цифру с числом пушек, выпущенных нашими заводами до войны, сделал некоторую скидку на потери и подвел итог, учитывая, что мы должны не только догнать противника, но и добиться ощутимого превосходства, необходимого для успешного наступления. У меня даже в глазах потемнело: оказалось, нужно не семикратное увеличение выпуска дивизионных, танковых и противотанковых пушек, а по крайней мере 18-20-кратное, а возможно, и большее!

Нужно, жизненно необходимо. Но какими путями?

Первый путь — просить правительство выделить необходимое число заводов. Для нас этот путь наипростейший. Мы должны будем только обеспечить эти заводы рабочими чертежами, техническими условиями и квалифицированной консультацией.

Сколько же нужно заводов? Если они возьмут за основу нашу технологию и в процессе производства будут наращивать выпуск пушек, то около пятнадцати, по мощности равных нашему.

Можно ли рассчитывать на столько заводов? Если смотреть правде в лицо, надо определенно сказать — нет. Столько таких, как нужно, заводов не найдется. Не говоря уже об изготовлении технологической оснастки, о кадрах рабочих и инженеров, на этих заводах не будет специальных артиллерийских станков, они импортные. Следовательно, этот путь исключается.

Второй путь — создать кооперацию нескольких заводов, включив в нее и наш. Этот путь как будто заманчив. Но в таком случае изготовление специальных артиллерийских деталей будет возложено на нас, а мы даже свое текущее производство с трудом обеспечиваем такими деталями Значит, и этот путь неприемлем.

Третий путь — развернуть все производство дивизионных, танковых и противотанковых пушек на нашем заводе. Попросить для этого оборудование, построить производственные площади, изготовить технологическую оснастку и т. д. Этот вариант потребует много сотен станков, как отечественного производства, так и импортных. Где их взять, если большая часть станкостроительных заводов — на колесах в дороге на Восток, а импортных не получить. Разве только из США? Строительство потребует много материалов, мощную строительную организацию и займет много времени. Для изготовления технологической оснастки нужен будет уже не инструментальный цех, а большой инструментальный завод. Нет, и этот вариант явно не подходит.

Остается только четвертый путь, о котором мной уже не раз говорено, использовать внутризаводские резервы. «Странно, — пожмет плечами иной читатель, — с дополнительным оборудованием, дополнительными производственными площадями задачу решить нельзя, а не получая от государства ничего сверх положенного, можно?»

Да, именно так! Потому что под использованием внутренних резервов мы подразумевали принципиально иной подход к делу — не количественный рост станочного парка и производственных площадей, а дальнейшие качественные изменения всей нашей работы; конструктивно-технологическую модернизацию пушек, чтобы сократить число деталей и повысить их технологичность, разработку высокопроизводительной технологии (она была названа впоследствии рациональной), скоростное проектирование и освоение пушек в валовом производстве.

Опыт конструктивно-технологической модернизации мы приобрели уже в 1936–1937 годах, работая над улучшением дивизионной пушки Ф-22. Чтобы избежать обычного в таких случаях уменьшения или даже временного прекращения выпуска пушек, мы разделили модернизацию на два этапа и последовательно внедряли их в производство. Это позволило нам избежать болезней переходного периода. Модернизированная Ф-22, сначала полуторной, а затем второй очереди, во многом превосходила первую модель. Правда, тогда мы имели дело с одним орудием, а теперь в производстве было несколько разных пушек, это усложняло дело, но война есть война. Решалась судьба государства, вся наша жизнь решалась.

Итак, в ближайшее время необходимо увеличить выпуск орудий не в 7, а в 18–20 раз. Такой головокружительный скачок и во сне не приснится, но выступать я должен только так, убеждать людей должен именно в этом. Может пройти больше года, пока мы осуществим всю программу перестройки, но наращивание темпов производства должны начать сразу.