1

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1

В апреле 1938 года меня вызвали в Москву. Как в таких случаях нередко бывало, никаких разъяснений не было дано, лишь сообщили, что в Кремле состоится совещание, на котором необходимо мое присутствие. Какой вопрос будет обсуждаться, как готовиться, какие материалы могут понадобиться — об этом оставалось только догадываться. Впрочем, за четыре года работы в Приволжье я уже привык к таким вызовам и даже научился более или менее верно предугадывать их причины. На этот раз положение дел в нашем конструкторском бюро и на заводе не давало явных поводов для вмешательства высших инстанций. В подготовке совещания мы никакого участия не принимали. Следовательно, речь могла идти о вопросе, не имеющем к нам непосредственного отношения, а мое присутствие на совещании было необходимо в той же, вероятно, мере, что и присутствие главных конструкторов других КБ, привлечение которых обычно практиковалось при обсуждении проблем артиллерийского вооружения.

В те годы дорога от нашего города до Москвы даже в скором поезде занимала около полусуток. На первых порах меня раздражало и томило вынужденное безделье, но вскоре я научился рационально использовать это время. В вагоне было даже спокойнее, чем дома. При напряженном ритме работы нашего КБ, который особенно ужесточался, когда шла доводка новой пушки, редко удавалось выкроить хотя бы немного свободного времени, чтобы взглянуть на себя и свою работу как бы со стороны.

Нередко случалось, что звонили ночью, приходилось тут же собираться и бежать на завод. В дороге все настраивало на иной лад. И даже волнение, которое всегда сопутствовало вызовам в Москву (неважно при этом, по какому поводу), хорошо способствовало подведению итогов и оценке пройденного пути.

Четыре года отделяло меня от того дня, когда мы, группа конструкторов из расформированного ГКБ-38, приехали в Приволжье, мечтая возродить на безвестном заводе конструкторское бюро классической артиллерии.

Четыре года — срок небольшой. Но мы были в том возрасте, когда даже год жизни кажется необозримо долгим и емким. К тому же история всего Советского государства укладывалась тогда всего в два с небольшим десятилетия. Каждый день жизни страны был насыщен небывалыми трудовыми свершениями, газетные сообщения о ходе индустриализации и коллективизации постоянно поддерживали в нас стремление идти в ногу с наступательной поступью молодого нашего государства. Это было мощным стимулом для творчества конструкторов. И конечно же — мы в полной мере понимали свою ответственность за обороноспособность страны.

76-миллиметровая дивизионная пушка Ф-22 была первым детищем молодого КБ, принятым на вооружение Красной Армии. Этапы ее создания и запуска в валовое производство явились пробным камнем для всех аспектов деятельности не только нашего КБ, но и всего завода. Наш коллектив создал пушку Ф-22. Одновременно пушка Ф-22 создала нас. Это и было как раз то большое дело с огромными трудностями, в ходе преодоления которых формируется коллектив.

Кем мы были четыре года назад? Группкой конструкторов с неплохой подготовкой в области проектно-компоновочных работ, в разработке высококультурной технической документации на опытную конструкцию пушки. Это была школа КБ-2, КБ ВОАО, ГКБ-38. В то же время мы оказались совершенно беспомощны в вопросах подготовки и организации производства, в проблемах изготовления опытного образца, а тем более в области постановки пушки на валовое производство. В лучшем случае, знания свои мы черпали из книг.

Нужно отметить, что и сегодня, спустя много лет после описываемых событий, подготовка молодых специалистов (речь идет не только о конструкторах артиллерийских систем) страдает, как мне кажется, той же однобокостью. Давая молодому инженеру огромный объем специальных знаний по избранному профилю, высшее учебное заведение считает свою задачу выполненной, если выпускник обладает навыками самостоятельной творческой работы. Однако конструкция станка, механизма, проект промышленного сооружения отнюдь не конечная цель инженерного творчества, а лишь первый, начальный этап. Конечной целью необходимо считать освоение конструкции промышленностью в серийном производстве, внедрение новинки в тех областях народного хозяйства, для которых она предназначена. И на этом пути непреодолимым препятствием часто становится малая технологичность конструкции. Проект трудно или вовсе невозможно воплотить в металл. Либо же практическое осуществление проекта требует непомерных производственных затрат, которые полностью сводят на нет все преимущества новой конструкции.

Другим препятствием нередко является и «тактическая» неподготовленность молодого инженера к тому, чтобы умело отстаивать свою идею. Выпускник вуза осведомлен, что научно-технический прогресс невозможен без столкновения идей, концепций, теорий на самых разных уровнях. Но столкновение это не ограничивается лишь рамками теории, в нем участвуют все же не концепции в их чистом виде, а люди, по-разному понимающие очень и очень многое. Утверждение нового, прогрессивного непросто.

«Желторотые галчата» — вот кем мы были в 1934 году. За четыре года неузнаваемо изменилось КБ. «Галчата» превратились в зрелых конструкторов. Ренне, Водохлебов, Боглевский, Строгов, Мещанинов, Муравьев, Шеффер, Погосянц и другие наши товарищи не только сами шагнули на новую ступень конструкторского мастерства, но и создали в бюро атмосферу, в которой быстро росли молодые конструкторы, обычно начинавшие у нас чертежниками.

Показательна в этом смысле история Александра Павловича Шишкина, ставшего уже через несколько лет после создания нашего КБ одним из ведущих специалистов. В 1934 году он закончил фабрично-заводское училище, мечтал попасть в конструкторский отдел, но места для него не нашлось, и он пошел в цех. Однако желание работать в КБ у него не исчезло. Однажды ко мне пришел не по возрасту серьезный молодой человек, мальчик в сущности, очень стеснительный, с умными и доверчивыми глазами. Волнуясь, он просил принять его в КБ на любую работу. Понравился он мне своей скромностью и особенно страстным стремлением к конструкторской работе.

Зачислили его к нам в штат, направили в помощники к Ренне и Водохлебову, специалистам по конструированию лафетов. В свой первый рабочий день он явился в КБ с собственной готовальней. Это и был Саша Шишкин. При обходе рабочих мест я присматривался к нему и все больше убеждался, что из него получится толковый конструктор. Помимо аккуратности, исполнительности и дисциплинированности ему было присуще качество, по которому можно безошибочно определить человека: он не ограничивал свою работу лишь кругом прямых обязанностей, в нем жил горячий интерес ко всему, что относилось к созданию пушек.

Он поступил на курсы, которые создали при нашем КБ на правах филиала индустриального института, стал там старостой группы, проявил себя неплохим организатором и требовательным человеком. Он быстро понял, что чертеж — это мост, по которому идея конструктора переходит в металл опытного образца. Это привело его к технологам и производственникам. Сначала он приходил в цехи простым наблюдателем, затем постепенно завязывалась деловая дружба. Я не раз был свидетелем его консультаций с литейщиками. Стали и производственники появляться возле его рабочего стола. Мне нравился его подход к делу. Чертеж для него был не картинкой на ватмане, за карандашными контурами он умел видеть все сложности воплощения чертежа в металл. Живым содержанием были наполнены для него такие, казалось бы, далекие от его чертежного щитка понятия, как норма времени, норма расхода материала, производительность станка, себестоимость, качество. Он умело пользовался ГОСТами, нормалями и другими справочными материалами. Разрабатывая чертеж, не забывал выяснить, имеется ли на складах выбранный им материал, есть ли в цехе необходимое оборудование, инструмент, технологическая оснастка. В чертеже детали из литой заготовки видел будущую форму — модель для литья, разбирался, как идет формовка, откуда поступает жидкий металл, что мешает его свободному течению, где и почему форма быстрее размывается и к чему это может привести, куда должен выйти излишек жидкого металла, в каких случаях этот излишек необходим.

Он научился понимать все процессы формообразования, и это помогало ему на высоком уровне проводить конструктивно-технологическое формирование литых деталей, весьма ответственных и сложных для производства. Точно так же, самостоятельно, он изучал технологию механической обработки, сборки, штамповки. И однажды, когда ему было поручено вычертить общий вид пушки, он подошел к заданию не как технический исполнитель, а как настоящий конструктор. Он не просто чертил картинку, а большего от него и не требовалось, а как бы собирал пушку подетально. В результате им было обнаружено немало ошибок, допущенных при разработке чертежей.

Стеснительный мальчик становился инженером-конструктором, хоть и без диплома. Его дипломом были агрегаты в пушках нашего КБ. Примечательно, что конструкторские навыки дополнялись в нем глубоким знанием технологии производства. Он становился опытным конструктором-технологом, что было особенно ценно для нашего КБ.

Похожий путь прошел за короткое время и Борис Ласман. Он специализировался на создании люлек пушек.

Успешно осваивал конструирование противооткатных устройств Володя Норкин, по образованию своему техник по горячей обработке металлов. Совершенствовались в проектировании прицелов Зоя Минаева, Саша Смирнов. Чертежница Тася Тихова умело «собирала» общие виды пушек, нередко поправляя конструкторов.

По сравнению с другими КБ мы в первые годы находились в очень тяжелом положении. Не было традиций, опыта, кадров. Поэтому воспитание молодежи имело чрезвычайно важное значение. Основным методом было вовлечение молодых конструкторов в большие самостоятельные работы. По мере роста их начинали приглашать на технические совещания КБ. Вначале они могли выступать по собственному желанию, затем на них распространялись те же требования, что и к старшим конструкторам, — обязательное участие в обсуждении.

Это и стало одной из первых наших традиций — внимание к молодежи. Не будет преувеличением сказать, что пренебрежительное отношение к молодым специалистам, потребительство считались у нас в КБ грехом не менее тяжким, чем просчеты в разработке конструкции.

В разных КБ по-разному реагировали на ошибки молодых конструкторов, неизбежные в их работе. Случалось, что главный конструктор, заметив ошибку, перечеркивал чертеж жирным крестом. Это было сильным ударом по самолюбию. Бывало даже, что руководитель КБ рвал чертеж на глазах у всего отдела. Мы поступали иначе. При ежедневных обходах рабочих мест мне приходилось на ходу корректировать каждого работника. Но если попадалась конструкция непродуманная или неверно решенная, ни я, ни мои помощники не высказывали автору такой конструкции никаких замечаний, хотя просчеты чаще всего были очевидны. Мы стремились к тому, чтобы человек учился самостоятельно думать, и такой метод оказывался эффективным. Случалось не раз: молодой конструктор ждет не дождется обхода, чтобы продемонстрировать начальству гениальное, как кажется ему, решение. Но вместо одобрения и восторженных похвал он вдруг обнаруживает возле своего рабочего места совершенно спокойных людей, которые, внимательно его выслушав и не обронив ни слова, переходят к следующему столу. Это давало толчок для критического взгляда на собственную работу. Как правило, уже на следующий день автор сам понимал свои ошибки. Но случалось и так, что ошибочность конструкции не сразу осознавалась молодым инженером. Тогда шли и на то, что разрешали ему (я об этом уже упоминал) изготовить деталь в металле. И тут уже огрехи становились очевидными даже для не слишком самокритичного человека.

Понятно, что такой метод воспитания не самый легкий, но иного пути у нас не было: только так можно было успешно наращивать творческий потенциал КБ, необходимый для решения больших задач, которые мы ставили перед собой.

Повышение мастерства конструкторов и создание в КБ творческой атмосферы это была важная, но далеко не исчерпывающая часть опыта, который мы приобрели в процессе работы над пушкой Ф-22.

При оценке деятельности конструктора или конструкторского коллектива решающее значение имеет и перспектива развития, которую наметил для себя коллектив. У иного читателя может сложиться впечатление, что создание новой артиллерийской системы и освоение ее в валовом производстве — главная и конечная задача КБ. Это не так. Процесс совершенствования техники непрерывен и безостановочен. Перед конструктором, работающим в любой области, время постоянно ставит все новые и новые задачи. Особенно остро и сложно этот процесс протекает в артиллерии.

Опыт первой мировой войны показал, что в ходе войны появляются новые средства нападения и защиты, для борьбы с которыми срочно требуются новые орудия и снаряды. Все предусмотреть до войны невозможно. Война неумолима, она диктует: вынь да положь, а то будет поздно. А кто опаздывает, того жестоко бьют. И нужно не только создавать совершенные артиллерийские системы, но и учиться делать новые пушки быстро и быстро ставить их на валовое производство. Поэтому создание и освоение каждой пушки есть не только цель, но и средство совершенствования конструкторской мысли, организационной схемы работы. Творчески бесперспективен и недееспособен инженерный коллектив, который не ставит перед собой такой задачи.

На первых порах наше КБ выглядело чужеродным включением в производство, хотя формально и находилось в подчинении главного инженера завода. Завод занимался своим делом, мы — своим. Создание опытного образца Ф-22 и постановка пушки на валовое производство сделали КБ неотъемлемой частью завода.

Да, мы спроектировали современное орудие и могли с чистой совестью высоко оценить его с точки зрения конструкторского мастерства. Но успех этот оказался иллюзорным, как только мы попытались взглянуть на свою работу с позиций повышения обороноспособности страны. 30 месяцев заняло лишь создание опытного образца, долго и трудно осваивалось орудие заводом. И хотя такие темпы считались по тем временам вполне нормальными, нас это не устраивало. С такими сроками не поможешь стране в трудную минуту жизни, они должны быть максимально сокращены. До каких пределов? На это нелегко дать конкретный ответ. Например, острая необходимость в орудиях навесного огня обнаружилась уже через два-три месяца после начала первой мировой войны. Во всяком случае, было очевидно, что наша цель — создание не просто прогрессивных артиллерийских систем, но непременно таких, какие в минимальные сроки могут быть освоены производством и поставлены армии. Нужно было учиться работать в мирное время так, как это потребуется во время войны.

Жизнь толкала нас к тесному содружеству с технологами и производственниками. Опыт показывал: один из важнейших путей сокращения сроков создания пушек и вооружения ими армии — привлекать технологов к работе КБ уже на первых стадиях проектирования. Пушка, обретая свои контуры еще только на ватмане, уже должна быть и прогрессивной и легкой в массовом изготовлении, то есть технологичной.

Если бы мы задались такой целью четыре года назад, у нас ничего не получилось бы. И не только потому, что КБ не имело опыта. Молоды были не только конструкторы, молод и неподготовлен к такой работе был и весь наш заводской коллектив. Без правильно распланированных механических цехов с кузницей и двумя мартеновскими печами молодой завод не имел ни лица, ни перспективы, к тому же поступавшее импортное оборудование использовалось для нужд нефтяной промышленности. Чрезвычайно низка была профессиональная подготовка кадров. Рабочий коллектив в основном состоял из бывших землекопов, плотников, разнорабочих. Работала и небольшая группа высококвалифицированных специалистов, но они не спасали общего положения. Не случайно на первой технической конференции завода в 1935 году внимание делегатов, наряду с проблемами подготовки и организации производства, отсутствия технического нормирования, планирования и малейших признаков производительной технологии, было обращено на бесчисленные факты поломки станков и порчи инструмента.

Качественные изменения начались в 1936 году, как только наш первенец, пушка Ф-22, открыла перед заводом широкие перспективы. Большое, важное для всей страны дело сплотило людей, дало толчок профессиональному и творческому росту рабочих. Например, П.Шибалов, строгальщик цеха № 2, выдававший прежде на своем станке всего 30 деталей в час, стал изготовлять по 148 таких же деталей за то же время. Он уже не стоял беспомощно у станка, пущенного наладчиком, а стал хозяином своего станка. Более того, овладев профессиональными навыками, Шибалов, в то время совсем еще юный (ему было лет 18, не больше), задумался над тем, как повысить производительность труда. Он создал приспособление, с помощью которого на строжку стали ставить не по одной детали, а сразу несколько — кассетой. Это был уже принципиально новый подход к делу. То же происходило во многих звеньях производства.

Стахановское движение охватывало все более широкие слои рабочих. Настоящими руководителями слаженных коллективов стали старший мастер механического цеха Волгин, начальник прессового отделения кузницы Кошелев, начальник отделения паровых молотов Неустеров, наладчик станков Лобанов, старший мастер инструментального цеха Крохин, старший мастер сборки Мигунов и многие другие. О заводе, как и о нашем КБ, можно было сказать, что он одной ногой вступил в творческую зрелость. И хотя по-прежнему не удавалось покончить с кустарщиной, с работой «на глазок», с временной технологией, которая была настоящим бичом валового производства орудий, все же к апрелю 1938 года завод располагал базой и кадрами, без которых наше КБ не могло бы сделать следующего шага в совершенствовании методов работы.

Пушка Ф-22 была первым нашим орудием, принятым на вооружение армии и запущенным в серийное производство. Однако модернизация пушки Ф-22 и постоянная помощь заводу в изготовлении орудий далеко не исчерпывали деятельности нашего КБ.

За Ф-22 последовало создание конструкции 76-миллиметровой батальонной гаубицы Ф-23 — легкого орудия для сопровождения наступающей пехоты огнем и колесами. Орудие было изготовлено в двух вариантах, успешно прошло заводские испытания, испытывалось на полигоне заказчика. И хотя рекомендаций о принятии на вооружение не последовало, опыт не пропал даром: позже, незадолго до начала Великой Отечественной войны, на базе Ф-23 мы создали два типа казнозарядных минометов калибром 160 и 82 миллиметра.

Велись работы по созданию 122-миллиметровой гаубицы (заводской индекс Ф-25), изыскивались пути повышения мощности других полевых пушек. К таким пушкам относилось 95-миллиметровое орудие. По замыслу оно накладывалось на лафет 122-миллиметровой гаубицы Ф-25, таким образом унифицировался лафет этих двух орудий. Решение получилось удачным. Одновременно с разработкой 95-миллиметровой пушки (ей был присвоен индекс Ф-28) была создана 85-миллиметровая пушка Ф-30 в двух вариантах: первый предусматривал наложение 85-миллиметрового ствола большой мощности на лафет гаубицы Ф-25, второй вариант орудия был выполнен с круговым обстрелом.

Наряду с разработкой этих орудий и целого ряда других артиллерийских систем, к которым я еще вернусь, коллектив КБ параллельно с проектно-конструкторской деятельностью проводил и научно-исследовательскую. Начало ей было положено разработкой и созданием конического ствола (трубы) для мощной пушки, а также снаряда к ней.

Большой объем работ, профессиональный рост конструкторов и увеличение списочного состава КБ заставили нас кардинально изменить организационную структуру бюро. Для улучшения обслуживания цехов и отделов валового производства была организована конструкторская группа во главе с молодым энергичным инженером Дмитрием Ивановичем Шеффером. Для ведения расчетных и научно-исследовательских работ группу конструкторов объединили под руководством Семина Ивана Кузьмича. Проведение испытаний опытных образцов, составление описаний и разработка ЗИПа (запасных частей и инструмента) было поручено группе во главе с Иваном Андреевичем Горшковым, который пользовался большим авторитетом в КБ и неоднократно избирался парторгом нашей организации. (С Иваном Андреевичем мы вместе работали еще в КБ-2.)

Кроме того, для ведения проектно-конструкторских работ по вооружению танков была выделена группа под руководством талантливого конструктора, работоспособного и грамотного инженера Петра Федоровича Муравьева.

Заместителем начальника КБ был назначен Владимир Иванович Розанов.

Опыт дальнейшей работы подтвердил целесообразность новой организационной структуры.

Таким образом, к началу 1938 года наше КБ представляло собой уже довольно крепкую организацию с немалым опытом, оплаченным «синяками и шишками» и оттого еще более ценным, с запасом удачных конструктивных решений, весьма перспективных идей. Однако в апреле 1938 года в вагоне поезда, приближавшегося к Москве, я был далек от восторгов по поводу нашей деятельности. Было сделано очень много, если отталкиваться от 1934 года. Было сделано ничтожно мало, если оценивать себя по большому счету, по нашему вкладу в общее дело повышения обороноспособности страны.

Пушка Ф-22, принесшая нашему КБ авторитет и в некотором роде «широкую известность в узком кругу», нас самих уже совершенно не удовлетворяла. И потому для меня гораздо важнее были не практические результаты работы. Ф-22 и другие орудия, созданные нашим КБ, а открывшиеся пути и методы сокращения сроков создания новых пушек и повышения их качества.