ШАУШПИЛЛЕР

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ШАУШПИЛЛЕР

Я выучила песню из того фильма: нашла внутри двора дверь, из которой нас выпускали после сеанса, села на ступеньки. И совсем рядом, из динамиков, полилась музыка.

У меня даже выработался собственный сюжет оригинального фильма. В нем играли тетя Валя в прическе Марики Рекк, мама, папа и я. Когда совсем уж не обойтись, появлялась сама звезда — Марика Рекк!

К этому способу выучивать музыку из нового фильма я прибегала потом всегда, когда не было денег на кино.

У Карла теперь был новый шеф. Настоящий зверь. Он ходил в золотом пенсне, со стеком в руке, точно таким же, который впился мне зимой в подбородок. Стек я рассмотрела совсем близко. Красивая коричневая с горбиками блестящая плетка. На конце сужается и похожа на змеиный хвост.

Детям запретили не только входить на территорию части, но и стоять около железных труб. А мы уже привыкли. Карл меня предупреждал, что новый шеф «нихт гут, Лючия нихт зинген». А я не поверила, пока не попалась. Шеф тихонько подкрался сзади с несколькими солдатами. А потом как закричит, и своим стеком налево, направо. Мне досталось по плечу, сильно, даже кастрюля покатилась.

Теперь мы знали: если на территории тихо, значит, шеф на месте. Если смех и губная гармошка — значит, можно рискнуть и приблизиться.

Я исполнила песню из кинофильма «Девушка моей мечты»! Назло всем! Назло ше­фу, который ее никогда не услышит... Назло боли, которая ныла на плече и в сердце. Назло врагам! Я спела ее по-новому! Дома продумала движения, напоминающие та­нец Марики Рекк, и разложила их на каждую строчку текста песни. А в конце, чтобы добить, должна быть «папина чечеточка» и мое «Х-х-ха!»

Слова от прослушиваний сами собой заучились. Значение слов «нахт», «менш» и „аляйн» — знаю. Значит, о чем поется? Что ночью люди одни. А «либен» — это очень похоже на русское «любовь». Так что если хорошо пошевелить мозгами, то в песне все очень просто:

Ин дер нахт

Из дер менш них гер аляйне

Байдер либе унд геле монде шайне

Дойн ди шейнсте зи висен вас их майне

Андер зайцун, андер зайцун

Ау сердем... Х-х-ха!

Я ожидала, что будет переполох, будут кричать такое ободряющее «браво».Я все нафантазировала.

Все грустно улыбались, вежливо аплодировали и говорили: «Лючия шаушпиллер». Надо будет это слово запомнить. Какие они с новым шефом притихшие стали... И Карла нет: сопровождает своего начальника. Если бы Карл слышал, он бы что-нибудь вкусное вынес.

Я не знала имени того немца. Он всегда сидел в стороне один, на все грустно смо­трел и ни разу не улыбнулся. Почему? Ведь когда я пела «Му!», смеялись все. «Му!» была самой последней песней, которую я запомнила перед войной. На пластинке ее пели Леонид Утесов с дочерью Эдит:

Что-то я тебя, корова, толком не пойму,

(корова отвечает «Му!»)

Все туманно, все так грустно сердцу и уму.

«Му!»

Наклонись же ближе к уху,

Утешай меня, Пеструха,

Очень трудно без участья сердцу моему.

Это я все пела низким голосом, как Утесов. А дальше вступает высоким голосом Эдит.

Коровье «му» и резкие смены мужского и женского голосов всех веселили. Этот немец не реагировал никогда.

И вдруг после моего танца из фильма и «чечеточки» в конце он направляется пря­мо ко мне, Я аж съежилась. А вдруг ударит? Кто его знает, чем он дышит? Он подо­шел, провел рукой по моей стриженой голове. Я еще больше вдавила голову в пле­чи... «Айн момент» — и пошел в здание.

Он вынес что-то завернутое в голубую красивую бумагу, явно не съестное. Тогда что? Я развернула... Ах! Два портрета Марики Рекк! На обратной стороне ноты ее пе­сен.

—   Мам, что такое шаушпиллер?

—   Не знаю.

—   Ты же учила немецкий.

—   Этого слова я не знаю. Шпиллер... вообще — играть.

—   На чем играть?

—   Отстань... откуда я знаю,..

—   А как ты думаешь, сколько лет Марике Рекк?

—   Не знаю.

—   Ну а как ты думаешь?

—   Вечно ты со своими глупостями. Точно Марк... По-моему, она моя ровесница. Почему я о ней должна думать? На черта она мне нужна, эта немка?

Ага. Стоп. Маме сейчас двадцать пять лет. А мне в ноябре 1942 года будет семь лет.

—   Мам, двадцать пять минус семь будет восемнадцать?

- Да.

Долго. Очень долго еще ждать...

В 1957 году вышел на экраны фильм «Карнавальная ночь». В нем я сыграла свою первую большую роль в кино. В фильме я пою и танцую. В этом же году у меня была первая поездка за границу. И надо же, чтобы так совпало — первая поездка, и в Германию... При слове «немец» у меня внутри навсегда засело чувство страха.

Я была в делегации московских комсомольцев по приглашению молодежи Боль­шого Берлина. Жили мы в гостинице «Адлон», около Бранденбургских ворот. Нам ска­зали, что в ней останавливался Гитлер. Гитлер, немецкая отрывистая речь, как это далеко... И все равно я боялась, что все это будет действовать угнетающе.

Эти немцы были мне незнакомы, хотя и речь та же... Ведь эти все — в штатском.  Нет, вроде не страшно, по-моему, я их не боюсь.

А когда я услышала рядом со своей фамилией слово «шаушпиллер», я чуть не вскрикнула. С нетерпением дождалась конца пресс-конференции. У переводчицы я спросила, стараясь быть спокойной: Простите, что такое «шаушпиллер»?

Она ответила: «Шаушпиллер» по-немецки — это ваша профессия, «актриса».

Аа?! Шаушпиллер — актриса...