БАНЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

БАНЯ

Каждую неделю старшина водил нашу эскадрилью в баню, и всякий раз помывка проходила без осложнений. И вот однажды, когда мытье было в самом разгаре, раздался дикий крик: «А-а-а-а!…» Тут же другой голос: «Отпусти, погибаю!…» Что случилось – никто ничего понять не мог, но, побросав тазы, разом бросились на крик, туда, где из трубы бил горячий фонтан воды, укрывающий образующимся паром пространство помещения с барахтавшимися голыми телами. Сильнее орал жирный, чуть тише тощий. Магсум Мирсояпов догадался раньше других, перекрыв тазиком струю кипятка, направляя ее под углом к полу. Коля Фомин плескал ледяной водой на красный зад старшины, продолжавшего подвывать с ужасной гримасой на лице:

– Сварили, гады, сожгли!

Гаврилов тоже стонал, пытаясь рассмотреть свой зад:

– Что там?

Человек пять уставились в тощий зад Бориса с профессорским видом, выискивая изъян, но кроме одной красной шишки, величиной с кулак, ничего не обнаружили.

– Ничего смертельного, Боря, летать будешь, – сделал заключение Юрий Волчков. Другие курсанты, бросив мыться, колготились вокруг старшины, лежавшего на животе.

– Ну, Гаврилов, выживу – сгною, – ворчал старшина.

Краснощекий весельчак Фомин, натерпевшийся от старшины всяких наказаний, с издевкой похлопывал по голому заду обидчика, успокаивал:

– Вы нас больше наказывали, а мы ходим живые, а тут чуть кипятка плеснули и вы умирать! Все равно на табуретах сидеть запрещаете, а ходить можно и с обожженным задом.

– Да, Фомин, знаешь как больно. Лучше бы Гаврилов тобой дыру закрыл.

– Ну, старшина, вы хватили! Как же я летать-то стал бы? На парашюте с обожженным задом не усидишь.

– Ладно, ладно, вылечусь – я вам припомню, – не унимался старшина.

– А я, старшина, совсем ни при чем, – совал свой зад старшине Гаврилов. – Кляп сам выскочил и, видишь, как меня оглоушил?

– Убирайся ты к черту со своей шишкой, – примирительно стонал старшина.

После бани старшина Шлячко попал в больницу. Борис ходил героем – уложил грозу курсантов на больничную кровать. Радость была не долгой. Ретивые комсомольцы собрали комсомольское собрание, где спросили Гаврилова:

– Почему ты закрылся от кипятка голым задом командира.

– Когда я наливал воду в шайку, – пояснял Борис, – придерживался рукой за деревянный кляп, вбитый вместо крана, а когда повернулся спиной к крану, то почувствовал пушечный удар в зад. От боли и неожиданности выронил таз и упал на руки. В тот момент струя кипятка, словно электросварка жиганула по всему, что находится сзади. С криком бежал на четвереньках метра три. На мой вопль прибежал старшина, которого в пару я не узнал и машинально, вскочив на ноги, обнял как родного и прикрыл им от фонтана остальных курсантов. Во-первых, старшина всегда останется старшиной, а я будущий командир и меня он должен спасать, а не я его, – закончил Гаврилов.

Пока шло разбирательство, Гаврилов, вместо самолета, восседал на бочке, управляя норовистым гнедым, подвозя воду из поселка Модртовщина к столовой аэродрома.

Командир полка полковник Семаго изучил дело Гаврилова. Командир эскадрильи, майор Ковалев, рассказывал, как Семаго долго смеялся, а потом бросил «дело» в урну и разрешил курсанту продолжать полеты.