Судебный приговор как жанр художественного произведения
Судебный приговор как жанр художественного произведения
Хочется отметить, что суд, признавая моего мужа виновным, нигде прямо не указывал на то, что именно установлено. Большое ему, суду, спасибо, ибо это пожизненно остается основанием для отмены такого приговора. В приговоре суда вместо привычного для юристов изложения фактов, признанных судом доказанными, написано не о том, что было, а о том, что должно было быть, по мнению судей.
На пляже Дмитрий Якубовский прогуливался с человеком, значится в приговоре, невысоким и худым, как и он сам. (Как бы мне этого хотелось! Но все мои старания посадить мужа на диету пока не увенчались успехом…) Этим человеком мог быть Лебедев (бывший сотрудник Российской национальной библиотеки, ныне живет в Израиле), такова логика суда. Надо сказать, что может быть все, что не противоречит законам физики. Хочется спросить суд: если этим человеком мог быть Лебедев, значит, мог быть и не Лебедев, или мог Лебедев и не быть. Суд вопреки закону основывает свое суждение на предположении, а не на установленных фактах.
А чего стоят внутренние монологи судьи с самим собой, изложенные в приговоре? Суд считает, что «должно было бы произойти то-то». Что значит «должно было произойти»? Суд должен установить не то, что «должно было произойти», а то, что произошло или не произошло. Следует сказать, что впервые имя Дмитрия встречается на 58-й странице приговора. Дочитав приговор до 57-й страницы, я не могла избавиться от странного ощущения, что судья по ошибке отдал мне приговор не из нашего дела, а из дела какого-то другого человека. И лишь на 58-й странице, впервые увидев фамилию моего мужа, я подумала, что он все-таки не ошибся и дал именно тот приговор. Во всем остальном мне трудно разделить точку зрения судьи.
Надо сказать, что любое событие, которое происходило вокруг моего мужа, независимо от того, ел он или спал, писал письма, чесал в затылке или ковырял в носу, все, по мнению суда, косвенно свидетельствовало о его коварных замыслах. Взять хотя бы телефонные звонки. Дмитрий в течение одной недели часто звонит своему брату Станиславу, а тот звонит ему. Суд пишет: частые телефонные разговоры между братьями свидетельствуют о том, что они обсуждают совершение преступления. Это по телефону-то! Обсуждать совершение преступления по телефону при его-то, Дмитрия, опыте! Трудно в это поверить. Однако суд не утруждает себя какими-либо доказательствами. Просто, по мнению суда, часто перезваниваются — значит, обсуждают преступление. А тут, как на грех, в следующий период времени не звонят друг другу вообще. Может, из-за бабы поссорились? Но суд находит этому другое объяснение. Раз не звонят друг другу — значит, уже все обсудили. И решили преступление совершить. А тут, спустя некоторое время, опять звонят друг другу. Возникает вопрос: как же это объяснить? Да очень просто: раз вновь звонят, значит решили уточнить детали. Таким образом, хоть звони, хоть не звони — это свидетельствует о твоих преступных намерениях… А если он идет в туалет, значит, он что, съел ворованные в чужом саду яблоки? А если не идет в туалет, то съел ворованные в чужом саду груши…