Миллион долларов за любовь

Миллион долларов за любовь

Она часто отказывала ему в сексе. Я стояла на шухере за дверью, чтобы им никто не помешал, но почти всегда это было напрасно. Доходило до абсурда: мы с Димой уговаривали Марину, а она обычно уклонялась от близости под всякими благовидными и неблаговидными предлогами. Обычно у неё что-то болело, хотя до этого все было прекрасно. А если Диме удавалось добиться своего, то Марина это делала с таким лицом…

Всего она прожила в Петербурге восемь месяцев, но раз в месяц улетала на неделю либо в Канаду, либо в Грецию отдохнуть. В общем, надолго её не хватило, и Марина решила вернуться к своему прежнему образу жизни. Обычно она спит до двух часов дня, потом занимается своими делами и смотрит телевизор до рассвета.

Неприятно говорить об этом, но она относилась к Диме чуть ли не как к бомжу. Доходило до того, что она говорила: «Хорошо, я согласна, но ты заплатишь мне миллион долларов». Дима воспринимал это как шутку. И в шутку писал расписку: «Я должен моей жене Марине Якубовской миллион долларов».

Марина эти расписки собирала… И когда мы вернулись из Нижнего Тагила в Москву 19 декабря 1998 года, буквально в тот же день раздался звонок из Торонто: «Дима, у меня тут твоя расписка. Как бы мне получить эти деньги?» Для Димы это был шок.

Такой она человек. Диму, конечно, её отношение оскорбляло, но он слишком любил её. Когда она приезжала в «Кресты», я всегда пыталась выйти из кабинета, чтобы оставить их вдвоем. Тем более что она выделяла на это совсем мало времени, обычно всего лишь час. Но я чувствовала, что Марине не хочется оставаться с Димой наедине. Она его не понимала. Не из-за чисто языкового барьера, просто вещи, о которых он говорил, были ей недоступны. Ничего умного она сказать не могла. Ее любимые темы — косметика, тряпки. В этом плане она дала мне все, многому меня научила.

Они были женаты четыре года, но реально прожили вместе месяца три, по дням можно пересчитать. Я не стала бы говорить с чужих слов, все это происходило на моих глазах. Марина поражала меня своим двуличием, мне было безумно жаль Димку, но я молчала, не желая сделать ему ещё больнее. Я надеялась, что когда-нибудь он сам во всем разберется, поймет, наконец, как она к нему относится.

Доходило до того, что она унижала его при посторонних, но он, тот самый Дмитрий Якубовский, о котором мечтали тысячи женщин — только пальцем помани, все сносил, потому что любил её до безумия. И если бы я что-то плохое сказала о Марине, то стала бы для него злейшим врагом. Этого я не хотела. Есть хорошая русская поговорка: «Свои собаки дерутся, чужая не лезь!» Я и не лезла.

Мы с Мариной общались нормально, но всякий раз, когда я в разговоре касалась Димы и особенно его любви к ней, она замыкалась и ускользала. Даже делала вид, что не понимает по-русски. Но зато ей очень нравилось рассказывать журналистам, какие подарки ей делал Дима. Даже в тюрьме. Каждый раз он встречал её букетом роз. Принести цветы в тюрьму стоило немыслимых усилий. Кроме роз, были и другие подарочки. Она обещала ждать Диму. Но все это было до суда.