«Люблю, жду, целую»

«Люблю, жду, целую»

Мы смотрели друг на друга, не отрываясь. Весь отряд, а там было около 50 человек, вывели на улицу, чтобы дать нам возможность немного побыть наедине. Дима обо всем меня расспросил, а потом отдал мне дневник, который вел весь этап от Петербурга до Нижнего Тагила. Это были письма ко мне. Первое свидание продолжалось всего полчаса. Я вернулась «домой», то есть на снятую квартиру, и начала читать Димин дневник.

…Эти листочки из ежедневника, исписанные с двух сторон, без полей, для меня очень дороги. Письма прекрасные и печальные одновременно. Прекрасные потому, что они пронизаны любовью, а печальные — потому что писались в один из самых тяжелых отрезков жизни. Этот Димин дневник, его разговор с самим собой, предназначался только для меня. И все-таки я решилась опубликовать выдержки из этих откровенных страниц. Иначе мой рассказ о Дмитрии Якубовском будет неполным.

6 февраля 98 года 1-й день этапа. Выдернули предательски неожиданно. Даже не сказали, что на этап. Сказали, что в другую камеру. Сволочи, конечно. В 22. 00 выехали из «Крестов». Я смотрел на Питер и был благодарен этому городу, что он, при всех проблемах, подарил мне любимую Ирку. Мою жену, мое солнышко. К 23. 00 приехали на вокзал. Уже в автомобиле я понял, что-то не так, а когда в 24. 00 погрузили в «столыпин», убедился в этом. Этап не в Москву, а в Екатеринбург, для нас — в Нижний Тагил. Часов 6-7 переживал очень. Главным образом, за то, что тебе будет сложно. Да плюс все родственники, особенно мама, будут переживать. Хотя ничего страшного нет — везде люди живут, тем более осталось 10 месяцев и 12 дней. Не так уж и много. Выдержим, правда? «Столыпин» чистый, покрашен свеже. Ко мне отношение как всегда настороженно-лояльное… Люблю, жду.

9 февраля. 21. 35

Доехали. Все более-менее. Начальник конвоя попался нормальный человек. В районе Вологды минус 30 градусов, промерзли. Потом оттаяли. В тройнике нас было двое, так что не тесно, по зековским меркам, конечно. Может быть, на этапе и в пересылке похудею — тебе понравится. Стоим в Екатеринбурге уже 4 часа, ждем конвой на тюрьму. Я скучаю очень. Очень переживаю, когда вы с Серегой (адвокат. — И. Я.) меня найдете. Ну, правда ведь, найдете? И мне все время кажется, что папа тебя насовсем в Нижний Тагил не отпустит… Почерк получился, наверное, корявый — пишу на коленях, в темноте, в «столыпине». Прости за плохое настроение — просто давно тебя не видел, сегодня 2 недели. Твой Дима.

10 февраля. Поздно ночью приехали на Екатеринбургский централ. Все более-менее. Ну, скажи, кто, кроме твоего мужа, сразу по прибытии мог оказаться в карцере? Ну, ясно — никто, ха! А я оказался, так как «других условий содержания меня нет». Здесь сидят ещё 2 человека в других камерах. И все. Остальные — свободны. Правда, говорят, что это не карцер, а одиночка. Это карцер. Правда, чуть лучше, чем в «Крестах». Жду этапа на Н. Тагил. Говорят, два раза в неделю. Интересно, мне опять «повезет»? Но это не главное. Главное — это то, что я тебя безумно люблю, безумно, ты слышишь? Очень боюсь тебя потерять. Люблю, как никого и никогда. Приезжай скорее, ладно? А то я совсем один. Твой Димка.

11 февраля. 23. 56

Скоро будет завтра. Главных три проблемы: чтобы вы меня скорее нашли, а две остальных — неизвестность и очень хочется кушать, а есть-то нечего. Смешно. Вот уж не думал, что буду так голодать. Сижу по-прежнему в одиночке, как главный злодей. Таких, как я, во всей тюрьме ещё двое: соседи слева и справа (помнишь, как у Высоцкого? «Помер тот сосед, что справа, а что слева — ещё нет»). Тот сосед, «что слева», — у него 15 лет срока и два побега, в том числе один вооруженный из этой именно тюрьмы. На суд его возили в сопровождении БТР. Щелкнули часы — уже завтра. Вчера, когда ты должна была приехать (00. 30), я тебя встречал — все время смотрел на часы и как бы с тобою разговаривал (схожу с ума? Ха-ха!). Я очень тебя люблю. Очень. Твой Дима.

13 февраля. Завтра день Святого Валентина. Солнце мое! Я так тебя люблю и скучаю. Мне нужна ты! Только ты! Ты и Алешка (мой сын. — И. Я. ). Я жутко по нему скучаю. Твой Дима.

15 февраля. С этапом, как это стало уже традицией, на….. . Этап, скорее всего, был (в соседнюю хату заехал человек из Н. Тагила), но меня не отправили. Опять что-то мудрят… Я же, как всегда, занят только одним — мыслями о тебе. Скучаю, люблю, жду. Твой Дима.

16 февраля. Завтра ты должна выехать ко мне, и мы опять будем вместе! Ты ведь тоже с трудом дождалась этого дня. Да я уверен, если бы я тебя не тормозил, ты давно была бы здесь. Я так этим горжусь. Твой муж. Твой Дима.

17 февраля. Сегодня ты меня предала. Последний год я жил для тебя, для чего мне жить теперь? Все повторяется — так было со Светой и с Мариной. Нет, так не было, тогда я не был в тюрьме и не оставался один. Мне очень тяжело. Внутри все горит. День-два — и сгорит, будут угли. Д.

18 февраля. Что, размечтался о кренделях небесных? Х. . тебе! Осталось 10 месяцев. Самая страшная ночь. По крайней мере, так кажется. Все как в стихах Маяковского на смерть Ленина: «…День векам пойдет в тоскливое преданье». М. б., у тебя есть оправданье? М. б., я бы смог тебя простить? А надо ли это: надлом души есть, и он болит. Блок писал:

Не подходите к ней с расспросами,

Вам все равно, а ей — довольно.

Любовью, грязью или колесами Она раздавлена — все больно.

У меня тоже — все больно. И что будет — не известно. М. б., не надо тебя держать? Со мной тебе будет хуже, чем без меня. Я — смертник. Перефразируя Есенина, можно сказать:

Живите так, как вас ведет звезда В земле обетованной или московской.

С приветствием вас помнящий всегда Знакомый Ваш — Д. Якубовский.

19 февраля. Этап??? Да. Я должен быть честным перед самим собой. Да, мне жаль тебя терять. Да, я допускаю возможность, что ты не ведаешь, что творишь. Но дальнейшая жизнь вместе возможна лишь при условии, что ты изменишь свое отношение ко мне. Если мне надо в чем-то измениться — я готов. Давай ещё раз попробуем. Но компромисса не будет. Я все для тебя, ты все для меня. Или останемся лишь друзьями. Д.

Нет, все-таки расстаться с тобой по любой причине не в моих силах. Я люблю тебя! Не предавай меня больше! Ухожу на этап! Твой Дима.

19 февраля. 2 месяца и 3 года! У нас ещё 19. 02. , а я уже вылез на 20. 02. Хочется с тобой поговорить. Рядом в тройнике едут женщины из больницы. Тема «Женщина и тюрьма» сильнее, чем «Женщина и война». Я половину еды и одежды отогнал им, так что еду теперь налегке. Думаю, что тебе за меня, если бы ты была рядом, не было бы стыдно. Я хочу, чтобы ты мною гордилась. Через несколько часов буду в зоне. Что день грядущий мне готовит? Еду, как всегда, один. Оно на коротком этапе (4-5 часов) и лучше. Очень скучаю. Когда ты приедешь, залижи мои раны, ладно? Жду. Твой Дима.

19 февраля. Толстый — это я. Сейчас в Зауралье 23. 15. Я уже в зоне, сижу в транзитной камере в ПКТ (помещение камерного типа), что, конечно, незаконно, но Бог с ними. Со мной ещё 3 человека. Поели, легли спать. А я хочу говорить с тобой. Завтра переведут в казарму, так что буду дышать свежим воздухом. Да, я в знак протеста стал носить волосы набок. От обиды. И подумал, буду зачесывать назад, когда прощу тебя. Но завтра собираюсь их опять сделать назад. Авансом. Ир, если ты приедешь в понедельник и скажешь, что ненадолго и надо будет ездить в СПб (квартира, ребенок и т. д. — поводов может быть много), мы опять поссоримся. И я боюсь, что серьезно. До тех пор, пока я здесь, ты должна быть рядом. Всегда. Вернее, моя жена должна быть рядом. Если ты, то ты. Если ты мой друг, мой защитник, моя любовница, то, конечно, ты не должна. Какой будет твой выбор — посмотрим. Каким бы я его хотел видеть, ты знаешь. Мне сейчас очень тяжело, не столько физически, сколько морально. Ну, не предай меня. Пойми, я не жду от тебя ничего необычного. Я жду от тебя только того, что ты можешь — быть всегда со мной. И не только в радости, но и в грусти. Я очень тобой горжусь, всем о тебе рассказываю, говорю: «Моя жена». Жду. Люблю. Твой Дима.

23 февраля. Когда приехали на зону, менты хотели меня (как у них принято) поставить вместе со всем этапом (20 человек) на колени в снег. Народ сел. Я — нет. Пытались до… ться — ну, уж х. . им. При выгрузке из вагона скандалить не хотелось — было много народу + телекамеры. А в зоне — х. . им. Так что на колени в снег я не встал, и им не удалось меня поставить — можешь гордиться. Жду. Люблю. Не предавай меня, please!