«Храните, о друзья, храните ту дружбу с тою же душой»
«Храните, о друзья, храните ту дружбу с тою же душой»
В тот же день после выпуска все собрались у Энгельгардта, чтобы вместе провести последний лицейский день.
Вечером был спектакль. Специально для него Мария Смит написала забавную пьесу. В спектакле участвовали выпускники и дети Энгельгардта. После представления Яковлев и Корсаков прочитали свои стихи. Разошлись очень поздно. На столе у Энгельгардта в большой алфавитной книге в кожаном переплете осталось множество записей — последнее «прости» директору и Лицею…
«Вспомните хоть по этой строке Сильверия Брольо».
«Егор Антонович! Пробегая листки эти вспомните и об Вольховском…»
На странице с буквой «М» оставил рисунок и запись Федор Матюшкин. Он мечтал стать моряком, скорей уйти в плаванье и нарисовал акварелью трехмачтовый корабль с распущенными парусами.
На странице с буквой «П» написал несколько строк Пушкин: «Приятно мне думать, что, увидя в книге ваших воспоминаний и мое имя между именами молодых людей, которые обязаны вам счастливейшим годом жизни их, вы скажете: в Лицее не было неблагодарных. Александр Пушкин».
Воспитанники оставили в книге Энгельгардта свои записи, а он им на память как символ лицейской дружбы роздал чугунные кольца. И вместе с Энгельгардтом они воздвигли близ Лицея в ограде маленькой Знаменской церкви, там, где позднее устроен был лицейский садик, символический памятник — Гению, покровителю здешних мест. На дерновый холмик кубической формы положили каменную доску с вырезанной на ней позолоченной латинской надписью: «Genio loci primus cursus erxit», что по-русски значило: «Гению, покровителю здешних мест, первый курс воздвигнул».
Следующий день после выпуска прошел у Пушкина в сборах. В его лицейской келье, как и во всех других, царил беспорядок, везде валялись вещи, чемоданы, ящики. «Пахло отъездом».
Некоторые уехали сразу. Пушкин задержался еще на один день. Получил свидетельство, в котором говорилось: «Воспитанник императорского Царскосельского Лицея Александр Пушкин в течение шестилетнего курса обучался в сем заведении и оказал успехи: в законе божием и св. истории, в логике и нравственной философии, в праве естественном, частном и публичном, в российском гражданском и уголовном праве хорошие; в латинской словесности, в государственной экономии и финансах весьма хорошие; в российской и французской словесности так же и в фехтовании превосходные. Сверх того занимался историею, географиею, статистикою, математикою и немецким языком».
11 июня, через день после выпуска, Пушкин собрался. Он обошел весь Лицей. Постоял в библиотеке, в Газетной комнате, заглянул в больницу. Там, в полном одиночестве, под присмотром подлекаря, лежал прихворнувший Пущин.
— До скорой встречи на Мойке, господин юнкер.
— До скорой встречи на Фонтанке, господин коллежский секретарь.
Они обнялись. Уходя, Пушкин быстро и незаметно ухитрился написать мелом на дощечке над кроватью Пущина:
Вот здесь лежит больной студент;
Его судьба неумолима!
Несите прочь медикамент:
Болезнь любви неизлечима!
Прежде чем вернуться в свою крохотную комнатку, Пушкин из больницы зашел в лицейский зал.
Многое здесь вспомнилось… Он стоял у колонны и смотрел на себя в зеркало — невысокий, курчавый, стройный, с золотистым пушком над пухлой верхней губой. И уже не в лицейском — широкий черный фрак с нескошенными фалдами, темные панталоны. И вдруг живо представилось: тот же зал, то же зеркало. Быстроглазый курчавый мальчик в первый раз с удовольствием оглядывает свой лицейский мундир…
Все давно было собрано.
Прибежал старик дядька.
— Извозчик дожидается… За вами, господин Пушкин.
— Спасибо, Прокофий. Сейчас иду.
Швейцар снял фуражку:
— Прощайте, господин Пушкин.
— Прощай, Василий.
Извозчик ждал у крыльца.
Пушкин сел, и поехали.
Старый дядька стоял на высоких ступеньках и все кланялся, кланялся…
«Прощай, Прокофий… Прощай, Лицей…»
Когда немного отъехали, Пушкин оглянулся. Лицея не было видно.
Лошадь бежала резво. Выехали на большую дорогу, ведущую в Петербург.
Пушкин опять оглянулся — вековые деревья парка, золоченые главы дворцовой церкви удалялись и таяли в сероватой вечерней мгле…
С Пущиным и Кюхельбекером он увидится в Петербурге. Дельвиг будет далеко. Он уедет на время на Украину к родным.
Милый Дельвиг… «Храните, о друзья, храните ту дружбу с тою же душой…»
Пушкин сел поудобнее и больше во всю дорогу ни разу не оборачивался. Но думал о том же: о друзьях, о Лицее.
«Храните, о друзья, храните ту дружбу с тою же душой…»