ЗАМКНУТЫЙ КРУГ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЗАМКНУТЫЙ КРУГ

(музыка В.Холстинина)

Всего, что было, не расскажешь,

У слов всегда есть тайный смысл,

Q-o-o, придуман он людьми,

Но нам привиделись однажды

Арийцы на гнедых конях (надо думать — арии),

Высоко в горах…

И мы ушли в эти странные сны.

«Ученые» люди, начитавшиеся всяких книг по медицине, утверждают, что, если сны начинают менять свою окраску — были, например, яркими и сочными, а теперь их бросает в коричневатые тона — значит с вашей кровью что-то не в порядке. Ее необходимо чистить! Ешьте больше помидоров или тертой моркови. А чтобы поедание катастрофического количества моркови не сопровождалось неизбежным расстройством желудка, попутно забросьте в топку организма сваренное вкрутую яйцо. Процесс написания текстов можно сравнить именно с постепенным засорением жизненно важной красной жидкости, текущей по жилам и венам. Или со снами — сначала радостными, а потом минорными.

Первые варианты стихов — это всегда ваши сны за час до скукоживания организма.

Версия с «арийцами» на конях родилась спонтанно. «Почему бы, — подумала я, наивная, — если уж группа называется АРИЯ, не спеть им о племенах истинных древних ариев?». Тем более что Брюс Диккинсон, давая автограф Холсту во время пребывания МЭЙДЕН в Москве, написал поперек статьи об АРИИ, напечатанной когда-то в журнале «Рокада»: «Up To The Aries»…

Во втором куплете, который не сохранился, как и многое другое, шла речь уже о древних арийских символах и жрецах. Случился легкий перенос темы из одного из вариантов текста для песни «Следуй за мной!»

— На фиг арии, — грубо отрубил Петрович, — надо что-нибудь общедоступное. И чтобы по ходу дела попадались названия старых песен или уже знакомые по прошлым альбомам образы. Так поступают все…

Прощай, невоплощенная в песне символика 4 цветов! Прощай, светлая вера в жизнеутверждающую силу благодетельных богов!

В самый критический момент случилась мощная эпидемия гриппа, и на ум не приходило ничего, кроме:

Унылой ящерицей осень

По лужам тащит серый хвост,

Такой нелепый хвост,

И снова грипп знакомых косит,

Все боятся частых встреч,

И, чтоб себя развлечь,

Вспоминаю я улицу Роз.

В гриппозном бреду явился мне и Пилат, с которым мы с момента написания эпического полотна «Кровь за Кровь» были практически неразлучны. Явился в перчатках. Кожаных, байкеровских.

— Понтий, — говорю я, засовывая градусник под мышку и понимая, что нехорошо так запанибрата разговаривать с Прокуратором, — вот так все время и ходишь? И в жару?

- Приходится так ходить, — отвечает разжалованный надзиратель над Иудеей, внимательно рассматривая уже открытую банку собачьих консервов, неожиданно оказавшихся у ножки письменного стола, — словно взяточник какой-то, я же меченые купюры не брал, а вот наградили…

- Мыло у меня есть, Safeguard называется, не пробовал?

— Да перепробовал все — и голубое, и розовое, и зеленое… Бородавки исчезли, мигрень прошла, а это вот никак…

- Понтий, это ж собачья еда!

— Собачья жизнь, собачья жратва, — уныло отвечает узник вечного позора, бросая пустую банку в открытую форточку. — Хорошо, что хоть гору моим именем назвали… А так, отмыл бы я ручонки, и что? Кому бы нужен был? Красиво звучит: «Когда вершина Пилата укрыта шапкой облаков, погода отличная…».

Точно. 40 градусов. Аспирин. Малина. Покой.

Когда Пилат отмоет руки,

Я подниму бокал вина,

И осушу до дна.

Начну звонить своей подруге

На другой конец Земли,

Всем друзьям своим:

Суть истории изменена!

Потом скажу, что каждый в жизни

Чуть-чуть и Понтий, и Пилат,

У каждого свой ад!

И за стеной — какой-то лишний

И уставший человек

Отойдет в Древний Рим навсегда…

Когда Пилат отмоет руки,

Взовьется пламенем вода,

Исчезнут города,

И лопнут старые подпруги (не подруги!)

У грехов, как у коней,

Скучно станет мне,

Я уйду по воде… в никуда… (привет «Пытке тишиной»!)

Наш отечественный аспирин превратил курившего косяк Пилата в висевшие на спинке стула кожаные штаны. Собачьи консервы оказались нетронутыми, но мой пес Пинч подозрительно принюхивался к банке, презрительно чихнул, отверг подношение и окопался на коврике под креслом, словно говоря: «За прокураторами не подъедаем-с!».

Грипп отступил, и мы с Холстом принялись яростно перебрасываться вариантами запевов, как пинг-понговыми шариками. Он вгрызался в текст, опытной рукой вычленял из него одно-два слова и требовал продолжения оформления мысли…

Мы колесили по дорогам,

Меняя струны и подруг,

Неправильных подруг,

Совсем не думали о Боге,

Звали в гости Сатану,

Выпив не одну —

Но пугались, услышав в дверь Стук…

или

Мы колесили по дорогам,

Меняя струны и подруг,

Нам не хватало рук.

Хозяин был не слишком строгий,

Но деньгам вел хитрый счет,

Он потом умрет (не счет, естественно, а хозяин)

В час любви,

А не творческих мук…

Под многоплановым псевдонимом «Хозяин» на этот раз выступал не Дьявол, а Виктор Яковлевич Векштейн, собравший в свое время АРИЮ. Интересный был дядька — о мертвых либо хорошо, либо ничего… Привозил и ставил просто так, бесплатно, аппарат в кафе «Молоко», что в Олимпийской деревне, для выступления всяких рок-босяков, пригрел у себя на базе и бесхозный НОВЫЙ ЗАВЕТ и ЭВМ (экс-КРУИЗ с вокалистом Мониным и гитаристом Безуглым)… А как ловко он АРИЮ засвечивал на многодневных фестивалях студенческого творчества в Университете Патриса Лумумбы! Танцуют себе чернокожие нигерийцы, хором поют, боливийцы в дудочки свои дуют и по струнам ударяют. А потом, в конце, как выскочит Грановский с хаером, как выпрыгнет… Такое случалось в доледниковый период, еще до официального и всенародного признания «арийцев». Виктор Якоачевич любил собирать всяческие грамоты и призы: начинаются какие-нибудь маразматические претензии от парткомов и горкомов, а тут — пожалуйста! — красивая грамота, выданная коллективу Москонцерта за поддержку интернационализма и участие в международном студенческом движении.

или

Кто умер в двадцать или тридцать,

Того любили небеса,

Забрали небеса,

А жизнь, как хитрая волчица,

За флажки уводит нас,

Чтоб в последний раз

Пылью славы обжечь нам глаза…

Нескромно как-то, но пророчески. После выступления АРИИ на фестивале «Нашествие» 4 августа 2001 года с оркестром, с дирижером, который почувствовал себя рокером и решил по этому случаю раздеться, оголив довольно кисельное тело, вокруг группы забурлил очередной водоворот страстей и выгодных предложений… Демоны, демоны испытывают АРИЮ на прочность/ Устоят ли «арийцы», в пределах очерченного разумом и совестью круга или нет?

Есть неземное состоянье,

Когда ты с Богом наравне,

И Бог — в твоей струне…

Дар это или наказанье?

Кто все понял, тот исчез

В глубине небес,

Как солдат на священной войне.

На 31 августа 2001 года песня «Замкнутый круг» стала последним творением Холстинина, для которого я написала текст. Напомню, что на «Химере» Петрович уже со мной не работал.

В интервью журналу «Dark City» в 2001 году Холстинин объяснял смену своих поэтических привязанностей весьма оригинально. Пушкина, мол, — женщина, и с ней трудно работать. «Она не выносит критики…» «Н-да, — подумалось мне тогда, — не выношу я критики… Особенно, если учитывать то количество переделок, которые вносились в тексты по требованию музыкантов. Конечно, не выношу критики! По 10 сюжетов…» Не буду кривить душой, слова «арийца», с которым мы работали с 1985 года и с которым я написала 5 (!) альбомов целиком, обидели меня. А потом мне стало весело. Это и есть рок, проявление той самой его темной стороны, о которой мало кто знает. Это обычная человеческая слабость, которую надо простить… В конце концов, у меня (а значит и утех, кто любит АРИЮ) есть вершина, где парят три белых орла, у меня есть Улица Роз, есть требующий раскачки мир, есть Антихрист и древний град Иерусалим, есть заключительные строки «Замкнутого круга» — «не всем волчатам стать волками/ Не всякий взмах сулит удар». У меня есть история о том, кто такой на самом деле Иуда… Но об этом — как-нибудь потом, с позволения покровительствующих мне (или провоцирующих меня) пока еще не названных астрономами звезд…

ЗАМКНУТЫЙ КРУГ

Мы колесили по дорогам,

Меняя струны и подруг.

О, нам не хватало рук,

И, если все добро от Бога,

Нам не светит теплый рай,

Сколько ни играй,

Это просто замкнутый круг.

Что завтра будет — неизвестно,

Хотя нетрудно предсказать.

О, нам нечего терять,

Какая жизнь — такие песни.

А жизнь нелепа и смешна,

Дальше — тишина,

Не объехать и не убежать.

Да, да, все сказано,

Да, да, давным-давно,

Да, да, да, все связано

Самым древним и хитрым узлом.

Да, да, да, все здорово,

Да, да, да, гори огнем,

Да, да, мы тоже золото,

Мы сверкаем, пока не умрем.

Другая кровь, другие раны,

Совсем другие времена,

Иные имена,

И, словно щепкой в океане,

Нами тешатся шторма,

А ночь короче дня,

Свет достанет нас даже со дна.

Слишком скучно быть бессмертным —

Те же лица день за днем,

Те же глупые ответы

На вопрос: «зачем живем?».

Не всем волчатам стать волками,

Не всякий взмах сулит удар,

Есть странный дар — лететь на пламя,

Чтоб в нем остаться навсегда…