ШКОЛА ЯКИРА А. В. Горбатов

ШКОЛА ЯКИРА А. В. Горбатов

Герой Советского Союза Генерал Армии А. В. Горбатов

Зa плечами у меня и первая мировая война, и гражданская, и мирные годы первых пятилеток, и даже жизнь за границей - в 1945 году я был военным комендантом Берлина. Но где бы я ни бывал, самыми близкими и дорогими сердцу местами остаются Харьков, Киев, Проскуров, Чернигов, Шепетовка, Староконстантинов... Там, на Украине, я воевал за Советскую власть, приобретал командирский опыт, проходил школу командарма Якира. А школа эта была исключительно благотворной.

Все, кому приходилось служить под началом Якира, встречаться с ним и беседовать, слушать его указания и выступления, - все командиры, большие и малые, учились у него главному: видеть в своем труде высокую цель служения Родине и не только командовать, но и воспитывать людей.

Человек большого ума, такта и, я бы сказал, природного обаяния, Якир привлекал к себе всех. Высокий, статный, энергичный и неутомимый, он прямо-таки поражал нас глубокими знаниями в военном деле, умением разобраться в самой сложной обстановке и подсказать единственно правильное решение. Не удивительно, что многие были чуть ли не влюблены в Якира и старались подражать ему, его методике разбора учений, его манере общения с подчиненными.

К решению любого, даже самого маленького, вопроса он подходил как коммунист. Качества коммуниста и военачальника слились у него воедино. И чем больше приходилось с ним общаться, тем сильнее каждый убеждался в этом.

В годы гражданской войны я, как уже сказал, воевал на Украине - командовал кавалерийским эскадроном, полком, а потом Отдельной башкирской кавбригадой. И уже в то время много хорошего слышал о Якире. Говорили, что смерти он не боится, но зря под пулю голову не подставляет, красноармейцев бережет, заботится о них, и они платят ему тем же. Даже такие лихие рубаки, как Григорий Иванович Котовский, считались с мнением Якира.

Самому же увидеть Якира мне довелось значительно позже, в 1927 году.

Я командовал тогда 7-м кавалерийским полком и вместе с командиром дивизии был вызван в Киев, в штаб округа, на военную игру. Тут-то и увидел Якира.

Я изумился, как быстро он подмечал правильность или ошибочность того или иного решения. Вот встает кто-то из участников игры, докладывает обстановку и свое решение. Якир очень внимательно слушает, а потом начинает задавать вопросы:

- Почему именно так и по каким данным вы оцениваете обстановку? Почему приняли это, а не иное решение? Учли ли состояние дорог, переправ? Подсчитано ли, сколько вам потребуется боеприпасов, продовольствия?..

Отвечая, докладывающий иногда нервничает, спешит. Якир просит не торопиться, пояснить, уточнить мысль - и снова терпеливо, внимательно слушает.

Говорил Якир просто, понятно, без всяких мудрствований, заботясь, чтобы у одних от похвалы не закружилась голова, а другие, действовавшие неудачно, не пали духом, не потеряли веры в свои силы.

Дословно высказываний Якира я теперь, конечно, не воспроизведу, но часто ход его рассуждений был таков:

- Вы, товарищ, приняли, по-моему, правильное решение, оно почти полностью оправдывается обстановкой. Однако посмотрим повнимательнее, все ли вы учли? Нет, не все. Давайте же разберемся, что еще осталось неучтенным, неиспользованным...

И начнет указывать на упущенное, подкреплять свои замечания убедительными доводами, аргументами, с которыми не согласиться нельзя.

Разбирая неудачные решения, Якир даже в них находил крупицы положительного, а затем предлагал другие варианты решения, приводил примеры из опыта прошлых войн и крупных операций и незаметно подводил командира к наиболее целесообразному решению.

Возвращаясь после игры в полк, я чувствовал, что получил новые знания, приобрел новый опыт.

Мне стало понятно, почему многие командиры очень неохотно соглашались уезжать в другие округа даже на выдвижение. Они отказывались от более высоких должностей не потому, что на Украине благодатный климат, а потому, что в Украинском военном округе создавал особый «климат» Якир. Каждый командир чувствовал, что здесь он растет, накапливает ценный багаж, что допущенные им ошибки будут тактично исправлены, а успехи не останутся незамеченными.

В нашем корпусе Червонного казачества командир 2-й кавалерийской дивизии Григорьев служил 12 лет, 1-й дивизией 13 лет бессменно командовал Демичев. По 7-8 лет не уходили со своих должностей командиры полков. А те, кому все же приходилось уезжать в другие округа (командующий постоянно заботился о выдвижении способных людей), старались при первой же возможности вернуться «домой», к Якиру.

Осенью 1928 года я получил служебный отпуск и выехал в Одессу. Но на двенадцатый день отпуска неожиданно получил телеграмму от командира дивизии Григорьева с приказанием немедленно вернуться в полк. Недоумевая, что случилось, я собрался в дорогу и через два дня явился к комдиву.

- Не хотелось ломать ваш отпуск, - сказал Григорьев, - но ничего не попишешь. Через две недели начинаются большие маневры, так что сейчас уж не до отдыха. Придется вам потрудиться, Александр Васильевич. Вот, знакомьтесь с директивой...

Командующий войсками округа приказал выделить от нашей дивизии один кавалерийский полк, укомплектованный по штатам отдельного полка одной из зарубежных армий,

- Ваш полк будет вдвое больше обычного, - пояснил Григорьев. - До начала маневров осталось немного времени, так что спешите. Надо сформировать подразделения и предварительно провести несколько учений. Справитесь?

У нас в дивизии все полки возглавляли способные, опытные командиры, но я был старше их, в армии служил с 1912 года, прошел всю гражданскую войну. Было ясно, что Якир учитывает все это. И я ответил четко, без колебаний:

- Справлюсь, товарищ командир дивизии!

Со всем старанием я приступил к делу. На маневрах против полка должна была действовать 3-я кавалерийская дивизия, которой командовал Е. И. Горячев.

Перед первым столкновением с дивизией ко мне в полк прибыли нарком обороны и командующий войсками округа. Взглянув на меня внимательно, Иона Эммануилович спросил:

- Товарищ Горбатов, что вы знаете о противнике? Как оцениваете обстановку?

Мои ответы, как мне показалось, удовлетворили его, и он задал самый главный вопрос:

- Какое решение принимаете?

- Атаковать «противника»!

- Так, так, - неопределенно отозвался Якир, и я не понял, согласен он с моим решением или нет.

Перед самым началом действий Якир снова приехал в полк.

- Ну как, товарищ Горбатов, вы придерживаетесь своего решения и собираетесь атаковать? Или, может быть, хотите обороняться? Подумайте еще раз.

Я был озадачен: что кроется за этими словами командующего, критикует он меня или одобряет?

Еще раз проверил последние данные о 3-й кавалерийской дивизии. Она двигалась двумя бригадными колоннами с интервалом 6 километров, и была полная возможность поочередно атаковать каждую бригаду. Зачем же мне обороняться, если есть возможность нанести «противнику» поражение!

- Ну как, товарищ Горбатов? - снова услышал я голос командующего. - Остаетесь при прежнем решении или измените его?

- Остаюсь при прежнем решении, - твердо ответил я, стараясь по лицу Якира угадать, доволен он или нет.

- Ну что ж, действуйте, - напутствовал он меня и ушел, а я так и не понял, как он относится к моему решению.

Вскоре мы внезапно атаковали походную колонну ближайшей к нам бригады. Атака оказалась удачной, посредники признали бригаду «разбитой», а комбрига плененным. Иона Эммануилович в присутствии наркома поздравил полк с первой победой, а потом, обратившись ко мне, с улыбкой сказал:

- Знаете, товарищ Горбатов, я все же сомневался, уверены ли вы в правильности своего решения.

Значит, с самого начала командующий одобрил мой замысел, но испытывал мою убежденность: хотел, чтобы его подчиненный учился мыслить и действовать самостоятельно, вырабатывал в себе волю и не боялся «не потрафить» начальству.

В последующие тридцать лет я, подражая Якиру, таким же способом проверял своих подчиненных. Это давало возможность выявлять слабонервных, нерешительных и вместе с тем приучало людей не ждать подсказки, тщательно анализировать обстановку, принимать обоснованные решения и твердо проводить их в жизнь.

Мой полк на этих маневрах действовал успешно. Командующий просил наркома назначить меня командиром бригады в 3-ю дивизию. Через несколько дней был получен приказ о моем новом назначении.

В хлопотах и заботах о боевой и политической подготовке частей незаметно бежали дни, недели, месяцы. Подошло время новой игры - на картах. На этот раз я играл за командира дивизии.

Выслушав доклад одного командира стрелковой дивизии, Якир, по своему обыкновению, никакой оценки сразу не дал, а предоставил возможность «еще раз подумать». Предположив, что командующий недоволен принятым решением, командир дивизии изменил первоначальное решение. На разборе Иона Эммануилович весьма неодобрительно отозвался об этом комдиве.

- Есть, к сожалению, у нас неустойчивые командиры. Примет такой командир правильное, обоснованное решение. Казалось бы, все хорошо, действуй! Однако стоит задать товарищу вопрос или спросить, почему он принял именно такое решение, а не иное, как он начинает колебаться и пытается угадать, чего хочет начальство. Видите, он уже думает о начальстве, а не о деле... В результате отменяет правильное решение и допускает ошибки. Не годится так, товарищи, не годится!

Фамилии этого командира дивизии Якир не назвал - пощадил его самолюбие, но потом вызвал к себе и долго говорил с ним наедине.

Будучи крупным политическим деятелем, Якир понимал, какую опасность представляет собой германский фашизм. В своих выступлениях по военным вопросам он всегда касался международного положения и напоминал нам о необходимости изучать будущего противника.

В 1931 или 1932 году западнее Жмеринки проводились маневры с высадкой воздушного десанта. На разборе командующий подробно разбирал международную обстановку и подчеркивал, что активизация фашиствующих элементов в Германии представляет большую угрозу для соседних с нею стран, особенно для Советского Союза. Он требовал учитывать это и в политической работе с личным составом.

Иона Эммануилович обратил наше внимание на быстрое развитие танковых войск и указал на большую будущность воздушно-десантных частей. Снова и снова призывал нас настойчиво, терпеливо изучать военную технику, воспитывать и обучать кадры так, чтобы развить у каждого красноармейца и командира инициативу, решительность и волевые качества.

- Надо непрерывно учиться и самим, - говорил Якир. - Никакие большие должности не освобождают вас от учебы. Основа же всей учебы - марксизм-ленинизм. Читайте и изучайте труды Владимира Ильича Ленина, проанализируйте его указания и требования по военным вопросам в годы гражданской войны. Без знания марксистско-ленинской теории не может быть полноценного командира Красной Армии.

Таким образом, в результате маневров мы не только обогатились военными знаниями, но и прошли большую политическую школу.

В январе 1933 года меня назначили командиром 4-й Туркменской горнокавалерийской дивизии. Перед отъездом я явился к Якиру, доложил, что убываю в Среднюю Азию, поблагодарил за науку и за внимание.

- Иона Эммануилович, - осторожно спросил я, - может быть, все-таки можно не уезжать?

- И мне, конечно, не хочется вас отпускать, - с мягкой, доброй улыбкой ответил он. - Но нельзя. Сами знаете, вакантных должностей у нас пока нет и не предвидится, а оставаться вам заместителем командира дивизии - просто несправедливо. Пора самостоятельно командовать дивизией. Поэтому я и согласился на ваш перевод.

Заметив мою грусть, Иона Эммануилович добавил:

- Как только освободится место, сразу же буду просить о возвращении вас на Украину. Договорились?

Пожав руку, Якир поблагодарил меня за службу и пожелал успехов в Среднеазиатском военном округе.

Вся эта беседа велась в таких товарищеских, сердечных тонах, что я помню ее до сих пор. Помню большой и просторный кабинет, письменный стол, не захламленный бумагами, а за столом - совсем молодого командующего с умными внимательными глазами. В память врезался его негромкий голос, улыбка, дружеское напутствие...

Туркменской дивизией я командовал больше трех лег и уже свыкся с новыми условиями. Но вот поступил приказ из Наркомата обороны о назначении меня командиром 2-й кавалерийской дивизии на Украине - той самой, где я ранее семь лет командовал полком.

Я очень обрадовался. Сразу потянуло в родные места. Сборы были недолгими. 15 мая 1936 года я снова вошел в кабинет И. Э. Якира и доложил ему о прибытии. Командующий почти не изменился: такой же приветливый, внимательный, улыбчивый. Только под глазами полутемные круги - следы усталости или болезни.

- Здравствуйте, товарищ Горбатов, - приветствовал он меня. - Вот мы и встретились снова. Рад, очень рад, садитесь, пожалуйста. По секрету могу сказать, что вернуть вас было нелегко. Великанов / Командующий войсками Среднеазиатского военного округа/ не хотел вас отдавать. Но в Наркомате мы доказали, что здесь вы нужнее. Ну, рассказывайте, как жилось и служилось, чему вы там научились, что от вас можно перенять.

Я рассказал о своей службе за эти годы.

- Ну а теперь о наших делах... - глаза его стали строже, взгляд сосредоточен. - Ваш старый знакомый, Григорьев, теперь командует корпусом. Вторая дивизия уже не просто кавалерийская, а мотокавалерийская.

Якир подробно объяснил мне, насколько важны моторизация и механизация армии, подчеркнул, что война, если грянет, будет войной машин, поэтому уже сегодня надо накапливать опыт ведения боевых действий с массовым применением машин. Иону Эммануиловича тревожила международная обстановка. Он внушал, что положение на Западе усложняется, и сейчас, как никогда, нужно всю работу подчинять интересам безопасности Родины, чтобы быть в постоянной готовности к войне.

Наступило лето. Не жалея сил, мы учились, тренировались. А осенью не просто подводили итоги - сдавали серьезный экзамен. В районе Шепетовки проводились маневры. 2-й дивизии предстояло обороняться на широком фронте, вдоль заболоченной реки. Условия оказались нелегкими. Но мы нашли труднопроходимый брод, дивизия частью осталась в обороне, а основными силами, обойдя «противника», атаковала его с тыла и нанесла удар.

С большим нетерпением ожидал я разбора учений: какую оценку даст нам командующий, оправдал ли я его надежды? Да, он одобрительно отозвался о действиях дивизии. Это обрадовало и меня, и Григорьева, и весь личный состав: если уж сам Якир похвалил, значит, мы не зря трудились все лето.

Помнится, на том разборе Якир особенно много внимания уделил партийно-политической работе в войсках. Он напомнил мысль Михаила Васильевича Фрунзе о том, что политработа является как бы добавочным родом оружия, который больше всего страшит наших врагов. Он требовал, чтобы командиры и политработники, все коммунисты, прививая бойцам любовь к социалистической Родине, непрестанно, с фактами в руках разъясняли международную обстановку. И опять указывал на фашистскую Германию, которая бешено наращивала вооружения и уже представляла реальную опасность.

Он так остро ощущал эту опасность, что даже в Старо-Константинове, у меня на квартире, собравшимся на обед командирам то и дело напоминал о том, как необходимо в усложняющейся все более обстановке повышать боевую готовность соединений.

- Сколачивайте и тренируйте штабы. Без хороших штабов вы будете как без рук, - дружески советовал он.

Наступила весна 1937 года. То там, то тут стали арестовывать командиров, о которых мы никогда ничего плохого не слыхали. Из уст в уста шепотом передавались слухи - один нелепее другого - о каких-то заговорах и шпионских злодеяниях. Люди ходили понурые, подавленные, держались отчужденно...

В таких условиях собрался XIII съезд Коммунистической партии Украины. На съезде мы узнали о преступной будто бы деятельности группы видных военачальников во главе с Михаилом Николаевичем Тухачевским. Это сообщение на всех делегатов произвело удручающее впечатление. Никто не хотел верить, и вместе с тем, как же не верить, если это уже не слухи, а сведения официальные и, значит, достоверные... Что же все-таки происходит? Неужели на руководящих постах в Красной Армии оказалось сразу так много врагов?

Иона Эммануилович сидел в президиуме съезда. Как не бывало его обычной жизнерадостности, исчезла добрал улыбка. Лицо печально, задумчиво. Он часто вставал из-за стола и шагал по сцене, будто не находил себе места.

Съезд еще не закончился, а уже поползли слухи о том, что Якир отзывается с Украины и назначается командующим каким-то другим военным округом. Многих, в том числе и меня, охватило предчувствие надвигающейся беды. Почему Якира отзывают так внезапно? Неужели и он, такой прекрасный коммунист, любимец бойцов и командиров, причастен к какой-то никому неведомой преступной деятельности врагов народа?..

Предчувствие не обмануло нас. Иона Эммануилович уехал из Киева до окончания работы съезда. А через несколько дней мы узнали, что он арестован.

Начались массовые аресты в штабе округа, потом стали исчезать командиры корпусов, дивизий, старые политработники, директора предприятий, инженеры, руководители партийных организаций...

Атмосферу всеобщей подозрительности усиленно нагнетал только что назначенный к нам в округ Щаденко. Помню, на одном из служебных совещаний в Киевском Доме офицеров Щаденко, в отличие от других, был наигранно бодрым, веселым, во время перерывов расхаживал по помещениям, подозрительно ко всем присматривался, прислушивался к разговорам, будто хотел что-то «уловить », кого-то «разоблачить». Это бросалось в глаза. Завидев Щаденко, многие командиры прекращали беседы и расходились.

В числе других был арестован мой старый начальник командир корпуса П. П. Григорьев. По этому случаю немедленно созвали дивизионный митинг. На митинге я, не выдержав, прямо заявил, что не верю в виновность Григорьева, и выразил надежду, что в органах безопасности скоро во всем разберутся и невинных людей выпустят на свободу.

Увы, это выступление обошлось мне дорого. Сначала меня отстранили от командования дивизией, потом исключили из партии, а затем арестовали и отправили на Колыму... Мне еще относительно повезло: в марте 1941 года я был реабилитирован и получил возможность защищать Родину в Великой Отечественной войне.

Война, навязанная нам немецкими фашистами, как известно, многому нас научила. Эта учеба не прекращалась ни в дни поражений, ни в дни побед. Командуя дивизией и армией, я использовал тот опыт, который накопил в предвоенные годы в «школе Якира». И я, и другие мои боевые товарищи всегда приходили к выводу: если бы сохранились те кадры, к которым принадлежали Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк и другие, - все те, кого мы потеряли в 1937 году, мы несомненно имели бы меньше неудач и, возможно, быстрее и не с такими большими потерями разгромили бы немецко-фашистские орды.

На фронте я часто вспоминал советы Ионы Эммануиловича. Они звучали в душе как завещание:

- Хочешь овладеть военным искусством - умей добиваться победы с малыми потерями в людях и технике; находи выход из любой сложной обстановки; досконально знай все средства борьбы и полностью используй их в интересах боя; не поддавайся слабости и страху сам и огради от этого своих подчиненных.

Многому и многих научил Иона Эммануилович Якир. Но не всем пришлось воспользоваться этой учебой в Великую Отечественную войну. Великое спасибо партии за то, что она восстановила доброе имя невинно осужденных и погибших, за то, что возвратила права гражданства и честь их близким и родным, долгое время носившим на себе зловещее клеймо «врагов народа».