У НЕГО БЫЛО ЧЕМУ ПОУЧИТЬСЯ И. М. Цалькович

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

У НЕГО БЫЛО ЧЕМУ ПОУЧИТЬСЯ И. М. Цалькович

Инженер-полковник И. М. Цалькович

В феврале 1919 года в клубе коммунистов Южного фронта в городе Козлове (ныне Мичуринске) я слушал доклад о боевых действиях 8-й армии против войск контрреволюции. Докладчик особенно подчеркивал военно-организаторскую деятельность члена Реввоенсовета армии товарища Якира и его личную храбрость и отвагу.

«Какой же это Якир? -подумал я. - Уж не однокашник ли мой по Харьковскому технологическому институту?.. Он принимал тогда участие в студенческом революционном движении, и его знали многие. Но неужели за такое короткое время он превратился в столь заметного командира и политработника, что о нем теперь упоминают в докладах?»

Да, это, оказывается, был тот самый Якир. И я с особым вниманием стал относиться к сведениям о нем. А они, эти сведения, поступали почти непрерывно. В грозном девятнадцатом году, в период ожесточенных боев с белогвардейцами и петлюровцами, по всей Красной Армии уже гремела слава о многих отважных командирах. Такая слава гремела и об Ионе Якире - начальнике 45-й стрелковой дивизии и командующем различными группами войск. Во всяком случае, о нем говорили в штабах, на партийных собраниях, его имя встречалось в военной печати и информационных материалах.

Когда отпылала и ушла в прошлое гражданская война, популярность Ионы Эммануиловича Якира в Красной Армии не уменьшилась, а стала, если можно так выразиться, еще более фундаментальной.

В 1923 году мне пришлось по делам Военно-научного общества бывать в войсках Украины и Крыма, и везде о Якире говорили тепло, с уважением. Он занимал в то время должность помощника командующего войсками Украины и Крыма, работал под непосредственным руководством Михаила Васильевича Фрунзе и пользовался у него большим и заслуженным уважением.

На одном из партийных собраний я услышал выступление Якира. Говорил он негромко, спокойно, без жестикуляции, но с завидным знанием дела. В зале стояла абсолютная тишина, свидетельствовавшая о том, что никто не хочет пропустить и слова. Я вглядывался в лицо Якира, следил за ходом его рассуждений и невольно думал, с какой непостижимой быстротой взрослеют и мужают люди в годы революции.

В 1924/25 учебном году я в числе многих других заканчивал Военно-инженерную академию РККА. Якир в то время был начальником Главного управления военно-учебных заведений Красной Армии, и слушатели, особенно партийные активисты, знали, как много труда вкладывал он в успешную подготовку советских командных кадров.

В журнале «Военный вестник», который Якир в то время редактировал, часто появлялись его статьи, и мы, члены Военно-научного общества, читали их с особым вниманием. В них всегда было что-то принципиально новое, интересное, расширявшее наш кругозор и обогащавшее нас.

Таким образом, издали, заочно я уже давно был знаком с Якиром, но не предполагал, что вскоре познакомлюсь с ним ближе.

В 1925 году, окончив Военно-инженерную академию РККА, я прибыл в Украинский военный округ на стажировку в должности командира-политрука роты саперного батальона 8-го стрелкового корпуса. «Чин» был у меня невелик, но товарищи сразу же предупредили, что Иона Эммануилович Якир очень внимательно относится к окончившим военные академии и держит их на специальном учете.

Зимой я был вызван из Полтавы, где дислоцировался батальон, в Киев на военную игру. Здесь увидел более двухсот командиров различных рангов и специальностей: начальников управлений штаба округа, начальников родов

войск и служб, командиров и комиссаров нескольких корпусов, дивизий, Днепровской военной флотилии и военно-учебных заведений, пограничников.

Я представился командиру корпуса Гарькавому, комиссару Юкамсу, начальнику штаба корпуса Пинаеву и, наконец, начальнику инженеров округа Мисюревичу. Полагал, что на этом служебные представления окончены. Но неожиданно меня вызвали к командующему войсками округа.

Якир забросал меня вопросами: где служил, воевал, где и как учился, что делал до гражданской войны... Узнав, что я бывший студент Харьковского технологического института, Иона Эммануилович еще более оживился:

- О, да мы с вами, оказывается, коллеги по «техноложке»! А теперь, выходит, опять вместе проходим курс - только уже другой. К слову сказать, из нашего института в революцию ушло немало студентов.

Он откинулся на спинку кресла и, дружески глядя на меня, предложил:

- А теперь расскажите, пожалуйста, как вам служится в восьмом корпусе.

Я начал подробно докладывать, не забыв сказать и о партийной работе в батальоне, и о делах Военно-научного общества полтавского гарнизона и 25-й Чапаевской дивизии.

Якира интересовало все, поэтому докладывать и отвечать на вопросы было удивительно легко. Разговор никак не походил ка официальную встречу командующего округом с командиром роты. Со стороны могло показаться, что встретились два старых товарища и беседуют по душам, делясь опытом прошлого и замыслами на будущее. Позже я узнал, что именно так, как правило, разговаривал Якир с подчиненными и, словно отодвигая в сторону служебные рамки, устанавливал контакт с людьми разных биографий и разных характеров.

- А не тянет ли вас после академии куда-нибудь в штаб или в управленческий аппарат? - спросил Якир.- Только, пожалуйста, будьте откровенны...

- Нет, товарищ командующий, не тянет.

- А вам предлагали что-нибудь, кроме батальона?

- Да, должность начальника строительного отдела Ленинградского округа.

- И вы отказались?

- Отказался! Еще в академии избрал оперативно-тактический уклон и твердо решил служить в войсках.

- Думаю, что вы поступили правильно, - дружески сказал Якир и обещал, как главный руководитель игры, предоставить возможность активно участвовать в ней.

Эта беседа тронула меня до глубины души. Из кабинета Якира я вышел сияющий.

Участники игры жили в весьма скромных условиях: размещались в общежитиях, спали на красноармейских койках - по 6-8 человек в комнате, питались в корпусной столовой. Высший командный состав, приглашенный на игру, никакими привилегиями не пользовался.

Игра прошла организованно, но уже в ходе ее выявилось немало слабых мест. Все с нетерпением ждали разбора.

Доклад Якира на разборе был кратким, но удивительно глубоким. В академии такие разборы обычно носили отвлеченно-теоретический характер и не всегда приучали самостоятельно мыслить и действовать. А Якир очень умело связал воедино все стороны боевых действий войск: и оперативно-тактическую, и политическую, и материально-техническую. И все это изложил целеустремленно, исходя из конкретных задач боевой подготовки частей округа, совершенствования командного состава.

Оценивая действия участников игры, он тщательно разбирал каждый промах, выпячивая все, что мешало взаимодействию частей и снижало общий успех. Называл и фамилии командиров, допустивших ошибки. Взглядывая на этих товарищей, я не замечал на их лицах ни обиды, ни недовольства, наоборот, они согласно кивали головой. Все свои замечания Иона Эммануилович делал настолько тактично, с такой неотразимой логикой, что даже самые самолюбивые не нашли бы повода для обиды.

В довершение всего я очень обрадовался, услыхав замечания Якира по адресу тех строевых командиров, которые недооценивали инженерного обеспечения боевых действий. Он напомнил участникам игры, что без инженерных войск успех современного боя немыслим.

Разбор закончился. Командиры тесной толпой окружили Якира. А я вышел в коридор и, переполненный впечатлениями, почему-то вспомнил девятнадцатый год, клуб коммунистов Южного фронта и теплые слова докладчика о личной храбрости и боевом мастерстве Якира. Я и сам теперь мог бы многое рассказать о нем: и личная беседа, и игра, и разбор раскрыли мне высокие качества Ионы Эммануиловича как военного руководителя и человека.

В 1927 году в числе делегатов 25-й стрелковой дивизии я поехал в Харьков, на партийную конференцию Украинского военного округа. Там увидел многих прославленных командиров и политработников, и меня охватило чувство приподнятости и праздничности. Вот стремительно прошел командир - комиссар 17-го Приморского корпуса Ян Фрицевич Фабрициус. Худой, высокий, с длинными усами и бородкой-эспаньолкой, внешне хмурый и неразговорчивый, с четырьмя орденами Красного Знамени на гимнастерке, он обращал на себя общее внимание. Фабрициус подошел к Ионе Эммануиловичу Якиру. Они долго и оживленно о чем-то говорили, на суровом лице Фабрициуса появилась улыбка, и он сдержанно кашлял в кулак. В конце коридора член Военного совета округа Дегтярев беседовал с большой группой политработников. Медленно прохаживались, разглядывая портреты и диаграммы, командиры-кавалеристы.

Прозвенел звонок, все поспешили в зал, заняли свои места, и конференция началась.

Открыл ее член Военного совета - начальник политуправления округа Дегтярев. Потом с докладом о борьбе с бюрократизмом выступил заместитель начальника политуправления округа Кучмин. После доклада разгорелись горячие прения. Выступавшие отмечали случаи бюрократизма в своих соединениях и частях, вносили предложения, как быстрее покончить с этим злом.

Иона Эммануилович сидел в президиуме, внимательно слушал, а иногда делал в своем блокноте какие-то пометки. К нему подходили то адъютант, то работник штаба или политуправления, клали перед ним телеграммы, бумаги. Услышав что-нибудь очень интересное, он отодвигал бумаги в сторону и поворачивался всем корпусом к очередному оратору.

Когда слово предоставили Фабрициусу, товарищ Якир стал особенно внимательным и сосредоточенным. Фабрициус привел несколько ярких примеров борьбы с бюрократизмом, вызвавших хохот и аплодисменты.

А когда на трибуну вышел Якир, весь зал, как один человек, встал и приветствовал командующего продолжительными аплодисментами. В то время на партийных собраниях и конференциях такие приветствия и овации были явлением очень редким. Но Якира все так уважали и любили, что овация возникла стихийно. А он, смущенный, слегка покрасневший, стоял на трибуне и оглядывался на президиум, как бы упрашивая поскорее успокоить зал.

Не знаю, сохранилась ли где-нибудь стенографическая запись выступления Якира, да и вообще велась ли тогда стенограмма, но говорил он, как помню, так:

- От бюрократизма и формализма - этого наследия прошлого - мы еще не избавились. Эти болезни особенно опасны в боевой подготовке войск и в политической работе среди красноармейцев. Давайте же приложим усилия, чтобы у нас Украине, где не так давно бушевала кулацко-бандитская и анархистская стихия, где НЭП зачастую принимает уродливые формы, бюрократизму, формализму и всем подобным извращениям был положен конец.

Значительную часть своей речи он посвятил укреплению воинской дисциплины, работе партийных и комсомольских организаций. Говорил Иена Эммануилович неторопливо, чуть наклонившись вперед и вглядываясь в лица делегатов. Только иногда слегка повышал голос - и это означало, что приводимый им факт или пример волнует и возмущает его. А затем опять ровное, неторопливое изложение мыслей, похожее на раздумье вслух, на откровенный разговор с друзьями и единомышленниками.

Я взглянул на часы: Иона Эммануилович говорит уже 55 минут, а на лицах делегатов нет ни усталости, ни усыпляющего равнодушия. Когда он закончил и сошел с трибуны, ему вновь устроили восторженную овацию, даже раздавались возгласы «ура!» - так велико было обаяние 32-летнего командующего, так высок был авторитет этого примерного коммуниста и опытного политического деятеля.

Меня назначили командиром сводного саперного батальона, выделенного для постройки лагерей в районе Житомира. Во время погрузки батальона в эшелон на станции Полтава я почувствовал себя очень плохо, и меня прямо с платформы отправили в госпиталь, а затем в Ессентуки, в военный санаторий. И надо же было случиться так, что по дороге у меня выкрали деньги. Я остался, как говорится, гол как сокол.

Мой сосед по палате, командир полка 44-й дивизии Николай Андреевич Прокопчук присел рядом и стал успокаивать:

- Не журись, товарищ. Есть выход.

- Какой? Пока мой рапорт по начальству дойдет до финчасти, я тут, наверное, без курева пропаду, а там и срок выписки из санатория подойдет. Да и в дороге деньги нужны.

- Вот я и даю тебе верный совет.

- Какой?

- Напиши письмо Якиру.

- Командующему? Что вы!

- Значит, не знаешь ты Якира, - усмехнулся Прокопчук.-Тебе дело советую. Разве Якир оставит человека в беде? И результат будет намного скорее.

Прокопчук в конце концов уговорил меня, и я не стал посылать рапорт в батальон или штаб корпуса, а написал частное письмо Ионе Эммануиловичу: сообщил ему о неприятности, приключившейся со мной, и просил распорядиться выслать аванс в счет моей заработной платы. Письмо отослал, а сам все время корил себя: зачем поддался уговорам Прокопчука? У командующего столько забот, а тут еще какой-то командир роты со своей просьбой докучает...

И что же вы думаете? Через несколько дней получаю денежный перевод на 75 рублей - это был месячный оклад командира полка. На почтовом бланке Иона Эммануилович своей рукой написал: «Поправляйтесь, отдыхайте, лечитесь. С коммунистическим приветом - Якир».

Вернувшись из отпуска, я хотел рассчитаться с финчастью, но оказалось, что деньги мне были высланы из фонда командующего и возврату не подлежали.

Не могу не рассказать еще об одной замечательной черте Якира: как командующий, он брал на себя лишь главные, принципиальные решения и ни в коем случае не связывал инициативу подчиненных. На маневрах войск округа в конце лета 1926 года, проводившихся в районе села Триполье, в 50 километрах юго-восточнее Киева, разыгрывалось форсирование широкой водной преграды – Днепра. На одном из этапов учений я был участковым посредником на переправе.

На этом этапе 3-я Бессарабская кавалерийская дивизия «синих» скрытно совершила форсированный марш и вышла на берег Днепра прежде, чем успели отойти арьергардные части «красных». Понтонеры лишь разбирали мосты и готовили паромы для переправы последних частей «красных».

Командарм «синих» Криворучко решил внезапной атакой конной дивизии захватить понтонные парки «красных». Но понтонные средства Якир объявил нейтральными. Тогда Криворучко, чтобы не упустить «противника» и на его плечах ворваться в Киев, приказал частям переправляться вплавь с помощью мешков Иолшина.

Переправа таким способом грозила напрасными жертвами. Я предупредил об этом Криворучко, а затем доложил Якиру.

Иона Эммануилович был согласен со мной, но ответил: - Раз Криворучко так решил - пусть сделает попытку переправиться без понтонных средств. Ведь вы как специалист предупредили его о возможных последствиях? Не хочу лишать его самостоятельности. Пусть он сам и его командиры убедятся в ошибке. А вас прошу принять все возможные меры, чтобы предупредить несчастные случаи.

Попытка переправиться, конечно, не удалась. Жертв не было, так как для спасения людей мы выслали паромы и лодки. Криворучко с огорчением убедился, что действовал опрометчиво.

Выбирая все самое поучительное из опыта руководимых им войск, И. Э. Якир разрабатывал тактические задачи, которые служили отличным подспорьем в обучении высшего командного состава.

Зимой 1935/36 года Инспекция высших военно-учебных заведений проводила в помещении Центрального Дома Красной Армии сбор начальников штабов и руководителей военных циклов и кафедр академий московского гарнизона. Сбором руководил помощник инспектора Виталий Маркович Примаков, в прошлом организатор частей Червонного казачества на Украине. На занятия собрались высококвалифицированные операторы, тактики, руководители многих академий. Задачи решались на картах и ящиках с песком, разыгрывались односторонние боевые действия в масштабе стрелковой дивизии.

Всего мы отработали, если не ошибаюсь, десять задач с учетом организации и тактики немецкой армии. Из них мне особенно запомнились две - разработанные И. Э. Якиром и уже разыгранные ранее на сборах командующих войсками округов и начальников академий.

Темой первой задачи явился отход дивизии с форсированием реки в собственном тылу под давлением противника. Она была составлена великолепно, с учетом самых разных вариантов и многочисленных подробностей. Я, конечно, сразу же вспомнил трипольские маневры в 1926 году под руководством Якира. Опыт этих маневров он и вложил в задачу.

Вторая задача воспроизводила бой дивизии в подвижной обороне с применением заграждений. Это была очень важная тема для начального периода возможной войны.

Обе темы, безукоризненно разработанные Якиром, стали полезным учебным пособием для слушателей академий - общевойсковых и специальных. Обе они вошли в сборник, подготовленный к печати Военным издательством. В начале 1937 года я даже вычитывал гранки этих двух задач. Увы, сборник так и не вышел из печати. Иона Эммануилович Якир, Виталий Маркович Примаков и многие другие видные военачальники были оклеветаны, а их труды объявлены вредительскими, вражескими. Чудовищные обвинения предъявлялись честным и преданным партии и советской Родине людям. А как много они могли бы еще сделать на благо нашего Отечества!