ДЛЯ ЭТОГО НАДО БЫТЬ БОЛЬШЕВИКОМ. В. В. Попов

ДЛЯ ЭТОГО НАДО БЫТЬ БОЛЬШЕВИКОМ. В. В. Попов

В XXXIV Ленинском сборнике есть такой документ 1919 года:

«Совет Рабоче-Крестьянской Обороны в заседании от 1 октября с. г. постановил:

1. Наградить славные 45 и 58 дивизии за геройский переход на соединение с частями XII армии почетными знаменами революции.

2. Выдать всей группе за этот переход как комсоставу, так и всем красноармейцам, денежную награду в размере месячного оклада содержания.

Председатель Совета Рабоче-Крестьянской Обороны

В. Ульянов (Ленин)».

В этом постановлении идет речь о знаменитом переходе Южной группы войск из района Бирзула (г. Котовск)- Голта (г. Первомайск) на соединение с войсками 12-й армии в район Киев - Житомир. Почти все те, кто сыграл тогда выдающуюся роль в этом действительно героическом походе, в годы культа Сталина были зачислены во «враги народа» и пали жертвами чудовищного произвола. Был уничтожен весь Реввоенсовет Южной группы: И. Э. Якир, Я. Б. Гамарник, В. П. Затонский, Л. И. Картвелишвили, а также многие замечательные командиры - начальник 58-й дивизии И. Ф. Федько, исполнявший обязанности начдива-45 И. И. Гарькавый - и даже люди, занимавшие в то время более скромные должности, такие, как начальник оперативного отделения штаба 58-й дивизии С. П. Урицкий, комиссар бригады В. Е. Погребной. Иные, как комбриг -Л. А. Маслов, комиссары бригад М. К. Губанов и А. С. Турецкий, начальники оперативных отделений штабов бригад И. Ф. Скорик и Ф. И. Абраменко, командир бронепоезда А. П. Цупенко-Шапильский, либо оказались несправедливо опороченными и приговоренными к длительным срокам заключения, либо, как комбриг А. В. Мокроусов, затертыми и отрешенными от активной военной и общественной деятельности. Меня, бывшего тогда начальником штаба 58-й дивизии, тоже не обошла зловещая рука сталинского произвола.

Думаю, эти чудовищные расправы явились главной причиной того, что героический поход Южной группы, так высоко оцененный В. И. Лениным, был вычеркнут из нашей истории, и, кажется, последним добрым словом о нем была статья И. Ф. Федько и С. П. Урицкого в «Красной звезде» в декабре 1934 года. Только после разоблачения культа Сталина можно стало опять называть этот поход тем именем, которое он заслужил, - героическим.

Чтобы яснее представить, в какой обстановке начинался поход, я должен коснуться предшествовавших ему событий.

После оставления Крыма под натиском деникинских войск наша Крымская армия, которой командовал П. Е. Дыбенко, была свернута в дивизию, сохранившую наименование Крымской. Поредевшие в боях части дивизии пополнились восставшими против гетманщины украинцами - партизанами Херсонщины и Таврии, среди которых были самые разношерстные по своим политическим убеждениям элементы, в значительной части зараженные влиянием махновщины. Чтобы превратить эту массу в дисциплинированный боевой организм, нужна была большая воспитательная работа. Но ожесточенная борьба не предоставляла времени для такой работы.

Состояла дивизия из трех штатных и четвертой нештатной бригад. Располагаясь по левому берегу Днепра, от Херсона до Александровска, и почти не имея связи с северными войсками, дивизия активной обороной прикрывала от вторжения деникинцев Херсонщину и Николаевщину, а противник, давя на ее левый фланг, пытался совсем отрезать нам путь на север. В начале июня 1919 года после упорных боев деникинцы заняли Екатеринослав, и левый фланг дивизии оказался обнаженным. Частью своих сил под командованием И. Ф. Федько дивизия выбила их из Екатеринослава и овладела городом, но лишь на несколько часов: в результате повторного наступления белые опять заняли Екатеринослав и сильно потеснили наши части. Тогда командование дивизии вынуждено было отказаться от обороны левого берега Днепра и отвести части на линию ст. Долинская - река Ингулец, опираясь правым флангом на Херсон. Тут П. Е. Дыбенко получил новое назначение, и командование дивизией перешло к его помощнику И. Ф. Федько, а сама она получила номер 58-й и была включена в состав 12-й армии.

Противник успешно развивал наступление от Екатеринослава в глубь Правобережной Украины - на Елисаветград-Знаменку - Николаев, а также вдоль побережья Черного моря-на Херсон - Николаев - Одессу. В первой половине июля деникинцы заняли Елисаветград, и это заставило нас оттянуть левый фланг и центр дивизии на линию Бобринец - Новый Буг, а нештатной бригаде Г. А. Кочергина была поставлена задача нанести удар из района Долинской в тыл елисаветградской группе противника. Но удар не получился. Непрерывное отступление, уход из родных мест, попытки командования укрепить дисциплину отрицательно повлияли на малосознательных и нестойких бойцов, они поддались махновской агитации, процветавшей в Северной Таврии и на Херсонщине. В бригаде тов. Кочергина вспыхнуло махновское восстание, мятежники разгромили штаб бригады, арестовали командный состав и комиссаров. Помню, я попытался вызвать Кочергина к прямому проводу, чтобы передать ему приказ о намеченной перегруппировке, и получил из Долинской ответ: «Бригады Кочергина нет - она перешла в распоряжение главнокомандующего батьки Махно. Скоро доберемся до вас». С помощью оставшихся верными красноармейцев Кочергин бежал из-под ареста, вскоре были освобождены и остальные командиры, за исключением нескольких расстрелянных, но бригаду мы потеряли. А мятеж перекинулся в части, расположенные в районе Бобринец. Семь бронепоездов, команды которых были заражены махновщиной, прибыли в Николаев с намерением ликвидировать командование и штаб дивизии. Был критический момент, когда на митинге, организованном махновцами, мятежники уже арестовали начдива Федько и военкомдива Михеловича, но положение спас батальон связи дивизии: в образцовом порядке связисты, в большинстве московские рабочие - красногвардейцы, явились с оружием на митинг и разогнали мятежников.

Перешли к Махно и части, стоявшие в Бобринце. В общем, мы потеряли почти две бригады. Остальные же силы дивизии под новым натиском деникинцев после ожесточенных боев пришлось отвести от Херсона к Николаеву, а потом и на правый берег Южного Буга. В это время мы узнали по радио, что под Одессой англо-французская эскадра высадила белогвардейский десант, Одесса занята врагом, а оборонявшая ее 47-я дивизия разбита. Таким образом, получалось: с юга, юго-востока и востока напирают деникинцы, захватившие уже Одессу и Вознесенск; на северо-востоке, у Помошной, - махновские банды; на северо-западе, за Бирзулой и Крыжополем, - петлюровско-галицийские банды, от которых с трудом отбивается 45-я дивизия Якира; на юго-западе - мятежные немцы-колонисты, за ними белые румыны. Стоило еще деникинцам развить успех на Голту - и они отрезали бы нам путь на север, а мы оказались бы в плотном кольце врагов - без связи со штабом армии и какими-либо другими войсками (45-я дивизия находилась не в лучшем положении и вот-вот могла быть смята галицийскими корпусами). А позже наша радиостанция перехватила радиограмму генерала Драгомирова из Киева генералу Шиллингу в Одессу: «Киев - мать городов русских - взят доблестными войсками Добровольческой армии». После захвата Одессы в бугский фарватер вошел английский корабль и из тяжелых морских орудий начал обстреливать наши позиции. Деникинцы заняли Николаев, и оставаться в заготовленной нам ловушке на правом берегу Южного Буга не имело никакого смысла - мы начали отходить на север, держа направление на Голту.

Вдруг из штаба 12-й армии получаем по радио приказ: из частей 45-й, 58-й и остатков 47-й дивизий создается Южная группа войск, командующим назначается тов. Якир. Иван Федорович Федько, узнав, что Якир со своим штабом в Бирзуле, выехал туда. Вернулся он вместе с членом Реввоенсовета группы Владимиром Петровичем Затонским. Затонский разъяснил нам, что группе поставлена задача вести борьбу в тылу противника, объединяя вокруг себя трудовой народ юга Украины. В случае же, если окажется, что противник может совершенно отрезать дивизии от северных войск и над ними нависнет угроза гибели, разрешалось отступать на север, оказывая упорное сопротивление и памятуя, что тем самым мы будем отвлекать силы белых с других участков фронта, где решается очень важная задача борьбы с деникинщиной.

В Голту к нам пришли остатки 47-й дивизии - всего 500-600 человек. Они влились в нашу дивизию и составили 1-ю бригаду (двухполкового состава). Такой же примерно по численности была и 2-я бригада (Л. А. Маслова). В самой же сильней нашей бригаде - 3-й, которой командовал бывший балтийский матрос А. В. Мокроусов, насчитывалось до 3 тысяч штыков. Положение осложнялось тем, что вместе с дивизией двигались обозы с тысячами беженцев - женщин, детей, стариков. Их нельзя было оставить на расправу деникинцам, и это очень затрудняло выполнение боевых задач. В обозах ехали и семьи многих бойцов и командиров. А беженцы уводили с собой и скот, да еще много коров и овец дивизия забрала в имении Фальцфейнов «Аскания-Нова», с одной стороны, чтобы они не достались белым, а с другой, чтобы обеспечить продовольствием части. Так что вместе с походными колоннами двигались многотысячные гурты скота, и их нужно было охранять от налетов всяких банд. И все это в глубоком тылу противника, на расстоянии 400-500 верст от ближайших советских войск, при все ухудшающейся оперативкой обстановке.

Прямо скажем, на плечи командующего группой И. Э. Якира была возложена задача не из легких, ответственность громадная. Приходилось решать очень сложные вопросы без каких-либо указаний сверху, самостоятельно, полагаясь на собственное разумение и на мнение Реввоенсовета группы. Как выйти, например, из такого противоречия: чтобы спасти дивизии, надо, не теряя времени, прорываться на север, выходить из вражеского кольца, готового замкнуться, - а многие бойцы, вчерашние неорганизованные повстанцы, далекие и сегодня от понимания великих задач революционной войны, думают только о защите своих родных мест и легко поддаются агитации махновцев? А те внушают: большевики, мол, уводят вас неведомо куда, а вот батька Махно остается защищать ваши края, он и есть ваш настоящий радетель. Почва для такой агитации была тем более благоприятной, что Махно располагал довольно значительными по сравнению с нашими силами. На серьезность этой проблемы указывал урок мятежа в бригаде Кочергина. Провозгласи поход на север и, как знать, не потеряем ли еще бригаду, а может быть, и больше.

Реввоенсовет группы и лично товарищ Якир имели достаточно силы воли, чтобы пренебречь этими сомнениями и принять единственно разумное решение - пробиваться на север, полагаясь в остальном на революционно сознательный костяк 45-й и 58-й дивизий. В эти трудные дни своей непреклонностью и неустрашимо твердым духом все больший авторитет завоевывали И. Э. Якир, Я. Б. Гамарник, В. П. Затонский, Л. И. Картвелишвили, И. Ф. Федько, Н. В. Голубенко, А. В. Мокроусов и приглашенный Якиром на должность начальника штаба группы бывший контр-адмирал А. В. Немитц. Опираясь на пролетарское ядро обеих дивизий, и прежде всего на коммунистов, руководящий состав группы надеялся преодолеть все сопряженные с выполнением принятого решения трудности и опасности.

Штаб Южной группы разработал план прорыва на север, который заключался в следующем: учитывая, что войска наших противников привязаны к железным дорогам, двигаться походным порядком в промежуток между Балтой и Голтой; одна бригада 45-й дивизии, находящаяся в соприкосновении с войсками Петлюры, в течение еще двух дней должна драться с ними, создавая видимость, что мы имеем намерение пробиться на Вапнярку, и, когда главные силы группы достигнут Умани, эта бригада ночью отрывается от петлюровцев и составляет арьергард группы, следующей на удалении 30-35 верст от главных сил.

20 августа командующий Южной группой разослал в части приказ, в котором со всей прямотой говорилось о сложности обстановки. Якир указывал, что под натиском врага нам приходится отступать и идти на соединение с нашими братьями-красноармейцами, сражающимися под Киевом, и что враг, конечно, будет всеми силами препятствовать нашему движению, но наше дело правое, и, несмотря ни на какие жертвы и трудности, оно должно победить. «Вперед, герои! К победе, орлы!» - призывал командующий всех бойцов.

Вряд ли мы добились бы успеха, если бы сразу был объявлен этот категорический приказ. Но тут проявилось необыкновенное умение Якира зажигать массу революционной идеей. Было указано провести в частях митинги, поставить на обсуждение всех красноармейцев и командиров вопрос: как лучше поступить - прорываться ли на север, на соединение со своими братьями, или оставаться здесь, на юге, и партизанить, воюя за свои поля и хаты? Нужно было разъяснить красноармейцам все плюсы и минусы того и другого решения, нарисовать перспективу борьбы, вероятный ее исход. Этим и занялись комиссары и все коммунисты. Владимир Петрович Затонский, находившийся все время в нашей дивизии, энергично развернул разъяснительную работу: собирал коммунистов, командиров, сам выступал на митингах. И в результате вся масса бойцов приняла решение: идти на север - другого выхода нет. Тогда-то и был объявлен приказ командующего группой. Но он уже воспринимался как собственное решение каждого, как решение всей массы.

В довершение разъяснительной работы Реввоенсовет группы распространил в частях «Памятку бойца Южной группы», составленную тов. Гамарником. Она предупреждала о новых тяжелых испытаниях и боях по пути на север, призывала к выдержке и хладнокровию, будила у бойцов уверенность в конечной победе трудящихся над врагами, в окончательном освобождении родной Украины. Так был политически подготовлен поход Южной группы.

На меня, офицера старой армии, такой удивительно быстрый перелом в настроениях тысяч бойцов произвел неизгладимое впечатление. Ничего подобного в царской армии не могло произойти. Дивизию, в которой был возможен такой прецедент, как махновский мятеж, столь мало надежную после мятежа, неизбежно пришлось бы списать со счета как боевую силу - расформировать, а ее начальника отдать под суд за неумение держать в повиновении подчиненных. А тут мы все убедились, какими изумительными возможностями обладает революционная армия и ее командный состав. То, чего добились Якир и Федько, не под силу ни одному генералу старой армии - для этого надо быть поистине большевиком. И вот почему бывший студент Якир оказывался способным бить генералов, познавших всю премудрость военного дела в лучших академиях.

Дивизия выступила в поход: справа бригада Мокроусова, посредине - бригада Маслова с полком в авангарде, левее - остатки 47-й дивизии, а в 20 верстах за ними - штаб дивизии с арьергардом, составленным из разных команд. Левее двигалась 45-я дивизия под началом Гарькавого, при ней - штаб Южной группы. Под Уманью обе дивизии должны были соединиться, вместе атаковать занимавшего город противника и, если будет возможно, погрузиться там в эшелоны, чтобы продолжать путь на Киев по железной дороге Христиновка - Казатин - Фастов, а не удастся, - пробиваться по шляхам дальше.

Были короткие стычки с петлюровцами, которые нисколько не задержали нашего движения. Предстоял серьезный бой с двумя петлюровскими дивизиями, занимавшими Умань и Христиновку. Но дело обернулось неожиданно очень удачно. Комбриг Мокроусов, рассчитывая, что местечко Голованевск уже занято нашим авангардом, влетел туда на автомобиле с начальником своего полевого штаба Рябовым и попал, что называется, прямо в лапы петлюровской комендатуры, но не растерялся, а, изобразив из себя деникинского полковника, арестовал весь комендантский наряд и узнал, что невдалеке, в селе Покотилове, стоит штаб петлюровской дивизии. Внезапным налетом одной роты этот штаб был захвачен в плен вместе со всеми документами и печатями. Целых два дня мы говорили по прямому проводу с частями Петлюры и, давая им ложные сведения и приказания, без особого труда выиграли операцию в районе Голованевска. Петлюровские войска, находившиеся в Умани и Христиновке, решили, что идет «несметная большевистская рать», и при первой нашей попытке обойти город дрогнули. Одна бригада Мокроусова, заняв Умань, обратила в бегство 5-ю и 12-ю петлюровские дивизии. Победа эта имела большое значение для укрепления морального духа красноармейской массы. Теперь уже ясно было, что дивизия обрела высокую боеспособность, и всякие сомнения в успехе поставленной перед нею задачи рассеялись. Всех охватил боевой энтузиазм.

Дав дивизии отдых в Умани, приведя части в порядок и пополнив добровольцами, главным образом молодежью, Федько через несколько дней повел ее на Фастов. О передвижении по железной дороге, конечно, речи не могло быть - дорога оказалась в руках противника. Так же успешно шла и 45-я дивизия, с которой мы поддерживали самую тесную связь.

4 сентября под местечком Тальное нас атаковал отряд деникинцев, но был отброшен с большими для него потерями. Взятые в плен белогвардейские офицеры дали интересные показания. Оказалось, петлюровский атаман Тютюник уже начал переговоры с командованием Добровольческой армии о совместных действиях против войск Южной группы. Удар нашей 3-й бригады на Тальное помешал объединению сил контрреволюции.

К 11 сентября передовые части Южной группы подошли к Белой Церкви и Сквире. Казалось, что теперь мы выйдем из окружения. Но разведка установила, что Белая Церковь и Казатин заняты деникинцами, а севернее Казатина, у Попельни, - петлюровско-галицийские части. Таким образом, прорвав вражеское кольцо в районе Умани, войска Южной группы снова оказались в окружении. Обстановка усложнялась тем, что противник уже определил направление движения Южной группы и подготовился к встрече, стремясь не пропустить нас на север. В тот же день нам удалось связаться по радио со штабом 12-й армии. Командующий армией С. А. Меженинов приказал Южной группе наступать между Казатином и Фастовом на Житомир.

Наконец радиостанция 45-й дивизии приняла адресованный нам сигнал начальника 44-й дивизии И. Н. Дубового. Иона Эммануилович Якир вступил с ним в переговоры. Договорились вместе наступать на Житомир: мы с юга, 44-я с севера. Смяв петлюровский гарнизон Житомира, 45-я и 44-я дивизии с двух сторон ворвались в город. Одновременно 58-я заняла г. Радомысль. Кольцо вокруг Южной группы было прорвано, и мы соединились с северными войсками 12-й армии. Встреча с 44-й дивизией была непередаваемо радостной. В подарок 12-й армии, испытывавшей острый недостаток продовольствия, мы привели 15 тысяч овец и 7 тысяч быков, да еще привезли большое количество сахара и муки. Сахар мы забирали по пути на сахарных заводах. Во время нашего похода везде шла молотьба хлеба; выбивая из населенных пунктов петлюровские отряды, мы домолачивали хлеб, мололи его и забирали, чтоб не доставался петлюровцам. В числе наших трофеев было до 40 орудий и около 70 пулеметов.

20 сентября во всех ротах, эскадронах и батареях командиры зачитали приказ, которым Реввоенсовет Южной группы поздравил доблестные части 45, 58 и 47-й дивизий с окончанием героического похода. Реввоенсовет выражал уверенность в том, что воинские части, вписавшие свое имя этим славным походом в историю революционной войны и вышедшие из похода могучие духом и верой в победу, будут и впредь лучшими бойцами за Советскую власть и понесут вперед Красное знамя на страх врагам трудового народа. Приказ заканчивался словами: «Реввоенсовет Южной группы благодарит вас, товарищи, и зовет к новым славным боям, к новым победам!»

За время похода я наслышался от Ивана Федоровича Федько и других командиров о доблестях Ионы Эммануиловича Якира. Те распоряжения, которые мы получали от него, подтверждали эту характеристику, а когда войска Южной группы подошли к Киеву, в большом селе Кочерово, лежащем на Житомирском шоссе, я познакомился с нашим командующим. Он произвел на меня впечатление умного и сердечного человека, требовательного и общительного командира. Это впечатление укрепилось еще более, когда я стал уже командиром 58-й Краснознаменной стрелковой дивизии, а затем начальником оперативно-разведывательного управления штаба Украинского военного округа. Часто встречаясь с ним в будни боевой учебы войск, я не мог не заметить и того, что И. Э. Якир, кроме всего сказанного, еще и талантливый воспитатель подчиненных.

Поход Южной группы, который с таким блеском провел Иона Эммануилович, был для меня, как и для многих других, большой школой служения своему народу в рядах Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Следующим классом этой школы была служба под руководством товарища Якира в Украинском военном округе. Но мне дорог Иона Эммануилович еще и потому, что в один из трудных моментов моей жизни он, скажу без преувеличения, спас меня. В 1930 году по абсурдному обвинению была арестована группа бывших офицеров, служивших в Украинском военном округе. В числе арестованных оказался и я. Знаю, что Иона Эммануилович специально ездил в Москву, рассеял вздорные обвинения, и мы получили свободу и полную реабилитацию. Правда, не все: несколько человек Якир не застал в живых - они уже тогда стали жертвами необоснованных репрессий. В период культа Сталина я во второй раз подвергся необоснованным репрессиям и пережил их с незапятнанной совестью, со скорбью о невинно погибших товарищах, о дорогом Ионе Эммануиловиче. Верю, что Коммунистическая партия и советский народ воздадут должное его памяти.