Н. А. Титов[406] Бал у графа Аракчеева в 1820 году

Н. А. Титов[406]

Бал у графа Аракчеева в 1820 году

В декабре месяце 1820 года у графа Аракчеева был маскарад и бал[407], устроенный в честь двоюродной сестры моей, В. А. Клейнмихель, к которой граф был особенно расположен. Как родственники В.А., сестра моя А[нна], брат мой А[лександр][408] и я принимали участие в этом маскарале. Хотя я был портупей-юнкером, но был костюмирован тирольцем и, будучи в маске, обходился весьма фамильярно с графом, так что он сказал своим гнусливым голосом: «Видно, знакомая маска». Маскарад продолжался недолго, вслед за ним начался бал; дамы оставались в костюмах, а кавалеры должны были переодеться в мундиры. Я также должен был явиться на бал, а потому отправились мы с братом на квартиру к П. А. Клейнмихелю, который жил напротив, где переодевшись, явились на бал. Как шалун и проказник, и здесь не мог я удержаться, чтоб не напроказничать. Во-первых, я вошел в первую комнату в кивере, что увидав, Клейнмихель подошел тотчас ко мне: «Ты, мальчишка, и здесь думаешь шутить, как и везде, — сказал он мне, — сними сейчас кивер и пойдем, я представлю тебя графу». Я вошел в зал, в коем граф принимал гостей, и Клейнмихель представил меня графу, сказав, что я двоюродный брат жены его. Аракчеев мне поклонился, пожал мне руку, сказав: «Очень рад». Предложив мне снять амуницию, просил быть без церемонии и танцевать. Повесив в передней на вешалку кивер и тесак, я вошел в зал, надев место перчаток рукавицы. Заметив это, Клейнмихель снова подошел ко мне: «Ты забыл, мальчишка, у кого ты? — сказал он мне, выйдя из себя, — пошел сейчас ко мне и возьми мои перчатки». Я отвечал ему, что, напротив, я очень хорошо помню, что я у графа Аракчеева, а потому и не смел надеть перчаток, не имея на это права, а между тем перчатки были у меня за рукавом. Надев их, я встал удверей. Аракчеев снова подошел ко мне и приглашал танцевать. Так как солдат кланяться не смеет, то я вместо поклонов шаркал и стучал каблуком об каблук, оставаясь все-таки у дверей. Наконец граф подошел ко мне и крикнул: «Да что же ты не танцуешь!» Я, как стоял и увидев прямо перед собой сидящую сестру мою, отправился через зал на нее, но, отуманенный, остановился перед сидящею рядом с сестрою матерью Клейнмихеля[409] и, кланяясь ей, сказал: «Ежели ты не желаешь, чтобы я был в Сибири, провальсируй со мною». Старушка захохотала, сказав мне: «Подле меня сестра твоя, проси ее; ты с ума сошел, я не танцую». Провальсировав с сестрой, я снова встал у дверей, но, как бы нарочно, граф всегда стоял или подле, или близ меня, так что, когда разносили питье или мороженое, я не брал ни того, ни другого, а между тем пить хотелось ужасно. Наконец забрались мы с графом Н. в голубую гостиную, где стоял стол с фруктами и где никого не было, и тут-то мы дали себе волю. Во время попурри, который танцевал я с моею сестрою, мне пришлось стоять спиной к знаменам; надо сказать, что танцевали в знаменной зале, а как граф был шефом полка его имени, то и знамена находились в его доме. На мою беду, кто-то, вальсируя, толкнул меня так сильно, что я чуть не уронил знамена. Смотрю, граф подходит ко мне и говорит: «Вы знамена чуть не уронили, знаете ли, что это священная вещь». Я не знал, что и отвечать, но меня выручил стоявший подле меня приятель графа, Г., сказав, что я не виноват, но что меня танцующий сшиб было с ног[410]. Не дождавшись ужина, мы с братом отправились домой; но когда уселись ужинать, граф заметил наше отсутствие и спросил Клейнмихеля: «Петр Андреевич, а где же братцы твоей супруги?» Он отвечал, что одному из них сделалось дурно, и поэтому они уехали. «Скажи-ка ты им, чтобы они в понедельник приехали ко мне обедать».

На другой день, когда я пришел к Клейнмихелю, он меня сильно журил за мои проделки, а когда сказал мне, что я приглашен на обед к графу, я ему отвечал, что я приду, но принесу с собою деревянную ложку, так как нижним чинам серебряных ложек не полагается. «От тебя всего можно ожидать, а потому лучше не приходи, а я скажу, что ты дежурный».