ЖЕЛЕЗНЫЕ ВОРОТА

ЖЕЛЕЗНЫЕ ВОРОТА

Дик и суров Дунай в среднем своем течении, между румынскими городами Оршовой и Турну-Северином. Вплотную к правому берегу с югославской стороны подступают Балканы. Вплотную к левому со стороны Румынии — Карпаты. Словно силятся соединиться здесь два могучих горных хребта. Будто вот-вот шагнут навстречу друг другу от противоположных берегов уходящие вершинами к облакам серые утесы, поросшие мхом и кустарником. Будто вот-вот сдвинутся они и преградят путь Дунаю: между берегами здесь всего сто пятьдесят — двести метров.

На протяжении около двадцати километров Дунай стиснут в узком скалистом ущелье. Это ущелье называется Железными Воротами. Безлюдны его берега. Только горные орлы живут в нависающих над водой высоченных каменных кручах, за века источенных ветром и водой, да змеи и ящерицы гнездятся в расселинах скал, в развалинах древних замков, которые видны кое-где на вершинах замшелых прибрежных утесов.

Если плыть по Дунаю к Железным Воротам — их услышишь задолго до того, как увидишь. Яростно ревет вода, пробиваясь через бесчисленные перекаты и пороги, меж камней, торчащих из-под воды, как клыки затаившихся на дне гигантских чудовищ. Немолчный шум реки, которая словно кипит среди камней, разносится далеко окрест. Пыль разбивающейся о скалы воды непрерывно колышется в воздухе, и в солнечный день в этой пыли низко над водой мечутся радуги…

Злится старый Дунай. Ведь и до Железных Ворот, и дальше, на протяжении всего почти трехтысячекилометрового своего пути, он привольно, во многих местах на километры, разливается по долинам, а здесь стиснут, сжат. С буйной силой рвется он через теснину Железных Ворот, словно спешит к Черному морю. Гибель судну, которое рискнет идти напрямик через Железные Ворота. Течение, скорость которого здесь огромна, бросит на камни, разобьет, а свернуть, выбрать более безопасную дорогу здесь негде.

Железные Ворота непроходимы. Они — словно каменный замок посредине великого дунайского пути.

Чтобы суда могли пройти в этом месте в обход Железных Ворот, по правому берегу еще в конце прошлого века был прорыт канал. Скорость течения в этом канале благодаря дамбе, ограждающей вход в него, несколько меньше, чем в основном русле. Но и в канале скорость так велика, что пройти по нему против течения может лишь судно, обладающее мощными двигателями, да и при этом от рулевых требуется особая ловкость, иначе течение собьет с курса, ударит о берег канала. Чтобы суда могли подниматься против течения, вдоль канала проложен железнодорожный путь — суда буксируются паровозом.

Пасмурным осенним днем 2 октября 1944 года от Турну-Северина к Железным Воротам шел полуглиссер. За его кормой бился по ветру советский Военно-морской флаг. Маленький, серо-голубой, низкобортный катерок был бы почти незаметен с берега, если бы не крутые белые «усы», широко расходившиеся в стороны от его приподнятого вперед корпуса — мотор работал во всю силу, чтобы преодолеть бурное течение. Да и надо было спешить: в двух-трех десятках километров позади следом шли, держа путь на Белград, бронекатера. Надо было успеть разведать для них путь, путь через Железные Ворота, узнать, где на берегах позиции противника, не заминирован ли фарватер, проходим ли обводный канал, можно ли воспользоваться для буксировки паровозами, не разрушили ли гитлеровцы при отступлении железнодорожный путь и не остались ли они еще на канале?

На полуглиссере находились пятеро: командир — старший лейтенант Калганов, главстаршина Щепкин, по возрасту годившийся остальным разведчикам в отцы, старшина 2-й статьи Глоба, у руля — матрос Монайкин. Пятый, худощавый, лет тридцати, с тонкими энергичными чертами лица, одет был в серую куртку с каким-то значком, на голове — пилотка с пятиконечной звездочкой. Это был серб Любиша Жоржевич, югославский коммунист. Лоцман по профессии, он прекрасно знал фарватер в районе Железных Ворот, как, впрочем, и на всем протяжении Дуная: десятки судов провел он по нему.

Еще недавно Любиша был бойцом югославской партизанской бригады, и бойцом заслуженным: таким значком, как на его куртке, награждались только партизанившие с самого начала войны. Перед тем как выйти полуглиссеру к Железным Воротам, Любишу прислало командование югославских партизан, чтобы этот опытный лоцман помог провести боевые корабли флотилии самым трудным участком дунайского пути. Любиша умел объясняться на многих языках — румынском, венгерском, немецком, французском, испанском. Этому обстоятельству Калганов был очень рад: в случае чего Любиша и переводчик.

Все теснее сдвигаются берега. Все явственнее слышен гул воды, рвущейся через пороги и перекаты. Совсем уже близки Железные Ворота. Все заметнее, все чаще чернеют среди пенной воды отшлифованные ею камни. Любиша предупреждает рулевого:

— Держать левее! Иначе течение бросит на камни.

Впереди, слева по ходу, зажелтела ровная полоска, тянущаяся вдоль берега, под нависшими над водой сумрачными, в лохмах кустарника утесами.

— Дамба! — показывает на полоску Любиша. — Туда.

Монайкин направляет полуглиссер к дамбе, ограждающей выход из канала.

Пять пар глаз напряженно всматриваются в дамбу, в серые с черными расселинами кручи над ней. Может быть, у дамбы враг? Может быть, он уже взял на прицел?

Руки разведчиков тянутся к автоматам. Монайкин напряженно стиснул в руках штурвал: вдруг сейчас придется сделать крутой поворот назад? Впрочем, как прикажет командир…

Вихрь воды взлетает справа. Вихрь слева. С каким-то дребезжащим свистом проносится третья мина, вскидывает воду позади — пенные брызги обрушиваются на фанерную обшивку полуглиссера, на головы.

Решают секунды…

— Вперед! — кричит рулевому Калганов. — К дамбе!

Обогнув дамбу, полуглиссер из основного русла на полном ходу проносится в канал. Вой мин и глуховатые их разрывы на воде смолкают. Кажется, проскочили… Полуглиссер, чуть сбавив ход, идет каналом. Он неширок — метров десять. Покатые берега обложены камнем. Не видно ни души.

Калганов уже собирается сказать Монайкину, чтобы тот подвернул к берегу. Но в это время мина рвется на береговом откосе, вторая — прямо в канале, чуть позади…

Назад? Но нельзя уходить, не завершив разведки.

Полуглиссер мчится каналом. Две широкие косые волны бегут от него к берегам, бьют в ровно уложенный камень, выплескивают на него пену.

А мины рвутся, рвутся…

Минута, другая — и разрывы все дальше позади. Стихли. Наверное, вражеские наблюдатели потеряли из виду разведчиков: их заслоняет высящаяся над каналом каменная громада берега. Но нет ли гитлеровцев на самом канале? Может быть, они еще охраняют его?

Нет, как будто, никого…

— Швартуемся! — приказывает Калганов. Полуглиссер подваливает к берегу канала. Его привязывают к вделанному в камень железному кольцу — рыму, иначе унесет течением. Разведчики спрыгивают на берег и, держа автоматы наготове, осторожно идут низом, близ воды, вдоль крутого облицованного плоскими камнями откоса, внимательно осматривая все вокруг.

Недалек противоположный конец канала. Там — вторая дамба, ограждающая выход в реку. На берегу, у подножия утеса, близ края дамбы, маленький домик из серого камня, крытый потемневшей черепицей. Возле него две вытащенные на сухое лодки, несколько бакенов, к стене домика прислонены весла и шесты. Неподалеку на дамбе высокий полосатый столб с перекладиной. Судя по всему, это дом бакенщика. Может быть, в доме кто-нибудь есть?

Разведчики подошли к дому. Постучали в дверь. Она приоткрылась. Выглянуло испуганное лицо с седыми усами.

— Любиша, спроси! — кивнул Жоржевичу Калганов.

Испуг на лице старика сменился радостью, когда он разглядел, что перед ним русские. Старик действительно оказался бакенщиком, румыном. Жоржевич быстро объяснился с ним на его родном языке.

Бакенщик рассказал, что он спрятался в доме, услышав разрывы мин, но вообще-то на канале спокойно. Последние немецкие буксиры, таща тяжело нагруженные баржи, прошли вверх по каналу вчера. С тех пор немецкие суда не появлялись.

Почему враг оставил на канале все нетронутым? Еще надеется воспользоваться им? Не успел, потому что поспешно отступал? Или уверен, что не даст наступающим воспользоваться им? А может быть, гитлеровцы заминировали канал, и там, где беспрепятственно проскочил имеющий малую осадку полуглиссер, неминуемо подорвется первый же бронекатер?

На вопросы, заданные через Жоржевича, старик-бакенщик ответил, что немцы после прохода своих последних судов мин не ставили, путь безопасен. Старик сообщил также, что кроме него здесь живут машинисты буксирного паровоза; их можно найти в другом домике, что стоит за железнодорожной колеей у подножия скалы, заслоненный ее выступом.

Разведчики поднялись по откосу к железнодорожному полотну, проложенному параллельно берегу, и увидели неподвижно стоящий паровоз. Заглянули в его будку. Она была пуста, топка плотно закрыта. Калганов приложил ладонь к обшивке котла:

— Холодный.

Это огорчило его. Конечно, бронекатера, со своими мощными моторами, может быть, смогут самостоятельно преодолеть течение, пройти каналом. Ну, а тральщики, другие корабли да и «Жучка»? Без этого паровоза им не обойтись. Надо попросить машинистов, чтобы они подняли пары, если паровоз исправен.

Машинистов не пришлось искать долго. Едва разведчики, перейдя рельсы, вступили на тропу, ведущую к белому домику за скалой, — увидели, что навстречу им быстро идут два человека в спецовках, приветственно машут руками. Как и бакенщик, они оказались румынами. При помощи Жоржевича, с большим рвением выполнявшего обязанности толмача, машинисты рассказали: в последние дни им пришлось отбуксировать своим паровозом по каналу много угоняемых немцами румынских, болгарских и югославских судов. Вчера, после того как был проведен очередной караван, с последним пароходом уехала немногочисленная немецкая охрана, до этого находившаяся на канале. Командовавший охраной офицер напоследок предупредил машинистов, чтобы они держали паровоз под парами: из Турну-Северина должны пройти вверх еще буксиры и баржи. Но как только пароход, увозивший немцев-охранников, скрылся, машинисты загасили топку, спустили пар: теперь-то их никто не заставит служить фашистам! Опасаясь, что гитлеровцы могут вернуться и расправиться с ними, машинисты спрятались неподалеку в зарослях у подножия утеса, решив дождаться русских. Услышав разрывы и увидев, что вверх против течения мчится маленький катер, они не сразу вышли из своего убежища, так как не могли определить, что это: последний немецкий катер или первый русский?

Калганов знал, что гитлеровцам канал теперь не нужен: последние суда угнать из Турну-Северина им не удалось. Он понимал также, что спешно отступавшие, а теперь занявшие позиции на берегах где-то выше по течению гитлеровцы могут спохватиться, прислать саперов для подрыва железнодорожной колеи или закупорить канал, набросав в него донных мин либо затопив в нем какое-нибудь пригнанное с верховьев судно. Надо спешить. Предупредить своих, откуда били немецкие минометы, показать путь в канал. Надо скорее провести по нему корабли, пока враг не исправил оплошность, допущенную в спешке отступления.

— Скажи им, — попросил Калганов Жоржевича, показывая на машинистов, — пусть разогреют паровоз. И ждут наших.

Любиша перевел. Машинисты охотно согласились, но высказали опасение: а вдруг снова появятся немцы?

— Не знаю, что и делать, — призадумался Калганов. — Если бы нас было чуть больше…

Никого из четырех матросов, бывших с ним, оставить для охраны он не мог. На обратном пути не миновать снова прорываться под минометным обстрелом. Противник теперь настороже. Мало ли что может случиться с каждым из них. А о результатах разведки надо непременно сообщить как можно скорее.

— Дайте нам хоть какое-нибудь оружие! — попросили машинисты. — Мы сами будем охранять от германцев паровоз.

Калганов отдал машинистам свой автомат и два запасных диска, показал, как обращаться с оружием.

Дружески провожаемые машинистами разведчики вернулись на полуглиссер.

— Возвращайтесь скорее! Мы вас ждем! — крикнул с берега один из машинистов.

Крохотное суденышко легко развернулось в узком канале и, подгоняемое быстрым течением, легло на обратный курс.

— Жми на полный газ! — приказал Калганов Монайкину. — Скорость — наша броня.

С каждой секундой тревожнее бились сердца: еще немного, и полуглиссер выйдет в открытую вражеским наблюдателям часть канала, где на пути сюда разведчиков обстреляли.

Так и есть!

С щемящим душу воем пронеслась, круто падая, первая мина. Вода, вздыбленная разрывом, зло вскинулась спереди, охлестнув форштевень.

Разведчики пригнули головы. Монайкин припал к штурвалу. Вперед! Как можно быстрее вперед!

Вторая мина, третья, четвертая…

Противник на этот раз пристрелялся. Разрыв возле борта. Полуглиссер мотнуло взрывной волной, Монайкин, ожесточенно вертя штурвал, выправил курс.

Еще мина. Еще.

Прорвались!

Полуглиссер на полном ходу приближается к выходу из канала. Осторожнее, рулевой! Здесь течение резко бьет в борт. А много ли надо фанерной скорлупе?

Дрожь пробежала по корпусу. Калганов почувствовал под ногами воду. Она быстро прибывает. Разошлись швы? Вот она, течь, в нижней части правого борта: тонким фонтанчиком бьет вода внутрь утлого корпуса.

Уже по щиколотку воды.

Калганов и Глоба пытаются заделать разошедшийся шов. Но тщетно. Брешь все шире. Корпус уже почти наполовину валит водой. Монайкин, сжимающий штурвал, тревожно прислушивается: сейчас заглохнет мотор…

Жоржевич, сорвав с головы пилотку, яростно отчерпывает ею воду. То же делает своей мичманкой Щепкин.

Суденышко все больше приседает на корму. Смолк мотор. Внутри корпуса полно воды. Течение бешено швыряет его, кружит.

— Все за борт! — командует Калганов. Последним выбрасывается он сам.

Вынырнув, оглядывается. Полуглиссера уже не видно на поверхности. А где товарищи? Все ли целы? Ох как холодна вода. Не лето — октябрь. Скрутит судорогой…

Калганов усиленно работает руками и ногами, чтобы не дать судороге одолеть его. С тревогой смотрит по сторонам.

Один, два, три… четыре мокрые головы блестят неподалеку среди мутных серых волн. Целы все!

Течение выносит плывущих на простор реки.

Стужа все сильнее охватывает тело. Намокшая одежда сковывает, тянет вниз. Изловчившись, Калганов сбрасывает кожаное пальто, ботинки, брюки. Хватается за пуговицы кителя — и отдергивает руку: нет, кителя он не сбросит, на нем — ордена, в кармане партбилет.

Сколько можно плыть вот так, в студеной осенней воде? Еще немного — руки и ноги совсем свяжет судорогой…

Выплыть к берегу, там дождаться идущих снизу кораблей! Ведь надо как можно скорее сообщить о результатах разведки!

Но бурное течение несет Калганова и четырех его товарищей, отжимая от берега, все дальше и дальше к середине фарватера, в сторону от прибрежных камней, которые с шумом обтекает быстрая пенная вода. Проносится мимо, уходит назад дикий скалистый берег. Нет, не выберешься на него…

«Хотя бы кто-нибудь из нас спасся! — мелькнуло в голове Калганова. — Хотя бы один, чтобы кораблям дорогу показать…»

Сам он едва держался на воде. Видел, что с трудом плывут и остальные. Сколько их уже несет так? Километр, два, пять? Сколько они еще продержатся? Неужели здесь конец?..

— Броняшки! — вдруг услышал он рядом радостный крик. — Наши идут! Наши!

Действительно, далеко впереди серел едва приметный, но с каждой секундой увеличивающийся невысокий силуэт бронекатера. Корабль шел навстречу плывущим, не без труда преодолевая течение; об этом свидетельствовали высокие пенные «усы» перед форштевнем. За бронекатером, в кильватер ему, был виден второй, следом виднелись еще и еще. Это шли те бронекатера, для которых проверяли путь разведчики.

Калганова, в трусах, но в кителе, и всех остальных втащили на борт головного бронекатера.

— А, товарищ Борода! — обрадовался командир корабля, узнав Калганова. — А мы давно смотрим: где же ваш глиссерок?

— Дунай схарчил! — невесело пошутил Калганов.

…Головной бронекатер, следуя путем, который указывали ему разведчики, вошел в канал. Немецкие минометы уже не стреляли. О том позаботились наши армейские части, наступавшие по берегу.

Когда бронекатер проходил каналом, Калганов и матросы приветственно помахали знакомым машинистам, глядевшим из окна будки уже стоящего под парами паровоза. Следом за бронекатерами идут корабли с менее мощными моторами. Их паровоз выручит.

Железные Ворота остались позади. Корабли флотилии продолжали путь к Белграду, держась вровень с наступающими войсками. И снова разведчики шли по Дунаю впереди всех.

С тех пор каждый раз, когда Калганов открывал свой партбилет, покоробленные страницы и оплывшие от дунайской воды чернила в графах уплаты взносов напоминали ему о разведке Железных Ворот…