Общие типы высшей нервной деятельности животных и человека

Общие типы высшей нервной деятельности животных и человека

Образы, картины поведения как нас самих, так и близких к нам высших животных, с которыми мы находимся в постоянных жизненных отношениях (как, например, собак), представляют огромное разнообразие, прямо необозримое, если брать поведение в его целом, во всех его мельчайших подробностях, как оно обнаруживается специально у человека. Но так как наше и выс ших животных поведение определяется, управляется нервной системой, то есть вероятность свести указанное разнообразие на более или менее ограниченное число основных свойств этой си стемы с их комбинациями и градациями. Таким образом, полу чится возможность различать типы нервной деятельности, т.е. те или другие комплексы основных свойств нервной системы.

Многолетнее лабораторное наблюдение и изучение огромного количества собак по методу условных рефлексов постепенно от крывали нам эти свойства в их жизненных проявлениях и ком бинациях. Эти свойства суть: во-первых, сила основных нервных процессов — раздражительного и тормозного, — постоянно со ставляющих целостную нервную деятельность; во-вторых, рав новесие этих процессов и, наконец, втретьих, подвижность их. Очевидно, что все они, наличествуя одновременно, и обусловли вают высшее приспособление животного организма к окружаю щим условиям или, иначе говоря, совершенное уравновешение организма как системы с внешней средой, т.е. обеспечивают существование организма. Значение силы нервных процессов ясно из того, что в окружающей среде оказываются (более или менее часто) необычные, чрезвычайные события, раздражения большой силы, причем, естественно, нередко возникает надоб ность подавлять, задерживать эффекты этих раздражений по требованию других, так же или еще более могучих внешних условий. И нервные клетки должны выносить эти чрезвычайные напряжения своей деятельности. Отсюда же вытекает и важ ность равновесия, равенства силы обоих нервных процессов. А так как окружающая организм среда постоянно, а часто — силь но и неожиданно колеблется, то оба процесса должны, так ска зать, поспевать за этими колебаниями, т.е. должны обладать высокой подвижностью, способностью быстро, по требованию внешних условий уступать место, давать преимущество одному раздражению перед другим, раздражению перед торможением и обратно.

Не считаясь с градациями и беря только крайние случаи, пределы колебания: силу и слабость, равенство и неравенство, лабильность и инертность обоих процессов, мы уже имеем восемь сочетаний, восемь возможных комплексов основных свойств нервной системы, восемь ее типов. Если прибавить, что преоб ладание при неуравновешенности может принадлежать, вообще говоря, то раздражительному процессу, то тормозному, и в слу чае подвижности также инертность или лабильность может быть свойством то того, то другого процесса, — количество возможных сочетаний простирается уже до двадцати четырех. И беря, нако нец, только грубые градации всех трех основных свойств, мы уже тем чрезвычайно увеличиваем число возможных сочетаний. Однако только тщательное и возможно широкое наблюдение должно установить наличность, частоту и резкость тех или дру гих действительных комплексов основных свойств, действитель ных типов нервной деятельности.

Так как общее поведение наше и высших животных в норме (имеются в виду здоровые организмы) управляется высшим от делом центральной нервной системы — большими полушария ми вместе с ближайшей подкоркой, то изучение этой высшей не рвной деятельности в нормальных условиях методом условных рефлексов и должно привести к познанию истинных типов не рвной деятельности, основных образцов поведения человека и высших животных.

Мне кажется, что решение этой задачи, конечно только в об щих чертах, достигнуто уже греческим гением в его системе так называемых темпераментов, которой правильно подчеркнуты, выдвинуты основные компоненты поведения человека и высших животных, как это будет видно в нашем дальнейшем изложении.

Прежде чем переходить к нашему фактическому материалу, надо остановиться на одной очень существенной и пока почти неодолимой трудности при определении типа нервной деятель ности. Образ поведения человека и животного обусловлен не только прирожденными свойствами нервной системы, но и теми влияниями, которые падали и постоянно падают на организм во время его индивидуального существования, т.е. зависит от по стоянного воспитания или обучения в самом широком смысле этих слов. И это потому, что рядом с указанными выше свойства ми нервной системы непрерывно выступает и важнейшее ее свой ство — высочайшая пластичность. Следовательно, если дело идет о природном типе нервной системы, то необходимо учитывать все те влияния, под которыми был со дня рождения и теперь нахо дится данный организм. В отношении нашего эксперименталь ного материала (собак) пока в подавляющем числе случаев это требование остается лишь горячим пожеланием. Мы выполним его только тогда, когда все наши собаки будут рождаться и вы растать на наших глазах под нашим неослабным наблюдением. Резкое подтверждение важности этого требования мы скоро бу дем иметь. Для одоления указанной трудности пока единствен ное средство — это, сколь возможно, умножать и разнообразить формы наших диагностических испытаний с расчетом, что при этом в том или другом случае обнаружатся те специальные из менения в природном типе нервной системы, которые были обус ловлены определенными влияниями индивидуального существо вания, т.е. из сопоставления со всеми остальными чертами типа откроются как более или менее замаскированные природные черты, так и выступят вновь привитые, приобретенные.

С самых первых занятий с собаками по методу условных ре флексов нам (как и всем) бросалась в глаза разница в поведении собак смелых и трусливых. Одни без сопротивления шли и оста вались спокойными в новой для них экспериментальной обста новке, ставились в станок, расположенный на столе, оснащались некоторыми приборчиками, прикрепляемыми на их коже или даже во рту, и, когда им при этом давали пищу при помощи ав томатического прибора, они ее сейчас же ели — смелые живот ные. А других днями и неделями очень постепенно нужно было приучать ко всему этому — трусливые животные. Дальше раз ница обнаруживалась и тогда, когда приступали к образованию у них условных рефлексов. У первых условные рефлексы обра зовывались быстро, после двухтрех сочетаний, скоро достига ли большой величины и оставались постоянными, как бы ни была сложна система этих рефлексов. У вторых все наоборот: образовывались условные рефлексы очень нескоро, через десят ки повторений, величина их медленно поднималась, и они ни когда не делались устойчивыми, колеблясь в размере даже до нуля, как бы ни упрощалась их система. Естественно было думать, что у первых раздражительный процесс сильный, у вто рых — слабый. У смелых биологически уместно и своевременно возникающий раздражительный процесс, как, например, при виде предлагаемой еды, постоянно противостоит второстепенным влияниям, оставаясь, так сказать, законно преобладающим; у трусливых его силы не хватает для преодоления менее важных в данном случае условий, действующих на основании так назы ваемого у нас внешнего торможения; откуда и название, данное нами таким собакам, — тормозимые. У смелых собак даже фи зически чрезмерные внешние раздражители, раз они являются условно связанными с физиологически важными функциями, продолжают служить их цели, не доводя нервную клетку до па тологического состояния, являясь, таким образом, точным по казателем силы их раздражительного процесса, силы (т.е. ра ботоспособности) их нервных клеток.

В этом отношении как раз дала себя знать та особенная труд ность, которая только что упоминалась. Все казавшиеся нам трусливыми, т.е. медленно привыкавшие к нашей эксперимен тальной обстановке собаки, которые также с трудом вырабаты вали условные рефлексы (а вся их условнорефлекторная деятель ность легко нарушалась от малозначительных новых внешних влияний), огульно относились нами к слабому типу нервной системы. Это повело даже к грубой ошибке, когда я одно время считал таких собак специалистами торможения, т.е. сильными по торможению. Сначала сомнение в таком диагнозе зародилось уже на основании внешнего поведения таких животных, но в привычной для них обстановке. Дальше казалась странной их отменно регулярная условнорефлекторная деятельность, несмот ря на ее большую сложность, раз обстановка оставалась строго однообразной. А окончательное понимание дела получилось только благодаря специальному исследованию. Мы брали (Выр жиковский и Майоров) один помет щенков и делили его: одну половину держали с самого рождения в клетке, другой — пре доставлялась полная свобода. Все животные первой группы ока зались чрезвычайно трусливыми, тормозимыми малейшими изменениями обстановки, у вторых этого не было. Стало очевид ным, что впервые появившиеся во внешнюю среду щенки были снабжены специальным рефлексом, который иногда назывался паническим рефлексом и который я предложил бы назвать пер вичным и временным рефлексом естественной осторожности. Раз только начинается знакомство с новой средой, неизбежно выжи дать некоторое время последствий всякого нового раздражения, какого бы рецептора оно ни касалось, т.е. воздерживаться от дальнейшего движения, тормозить существующее движение, так как неизвестно, что сулит новое явление организму: нечто вред ное или полезное, или оно без всякого значения. И лишь по мере постепенного ознакомления со средой этот рефлекс малопомалу заменяется новым специальным, исследовательским рефлексом и, смотря по результату этого последнего, другими соответству ющими рефлексами. Щенок, которому не была дана возмож ность пройти самому эту жизненную школу, на очень долгий срок, а может быть и на всю жизнь, остается с этим неизжитым временным рефлексом, который постоянно и маскирует истин ную силу нервной системы. Какой важный педагогический факт! Верный признак этой незаконно остающейся черты, помимо противоречия ее во многих случаях с другими стойкими прирож денными чертами, — это тормозящее действие не столько специ ально сильных раздражений, а именно новых, как бы они ни были слабы сами по себе (Розенталь, Петрова).

Таким образом, первым свойством типа нервной системы яв лялась для нас сила раздражительного процесса. Отсюда первое деление всех наших собак на сильных и слабых.

Следующее свойство нервной системы, бросившееся нам в глаза и делящее животных на дальнейшие группы: равенство или неравенство силы обоих противоположных нервных процес сов — раздражения и торможения. Здесь имеется в виду то выс шее активное корковое торможение (по терминологии учения об условных рефлексах — внутреннее), которое вместе с раздражи тельным процессом беспрерывно поддерживает равновесие орга низма с окружающей средой, служа (на основе анализаторной функции рецепторов организма) различению, разделению не рвной деятельности, соответствующей данным условиям и мо ментам, от несоответствующей (угасание, дифференцировка и запаздывание).

Впервые мы встретились со значением этого свойства у собак с очень сильным раздражительным процессом. Скоро было за мечено, что, в то время как у них быстро образуются положи тельные условные рефлексы, тормозные вырабатываются, наобо рот, очень медленно, явно с трудом, часто сопровождаются сильным протестом со стороны животного в виде разрушитель ных действий и лая или, наоборот, протягиванием передних лап к экспериментатору как бы с просьбой освободить от этой зада чи (последнее реже); при этом рефлексы эти никогда не достига ют полного торможения и часто растормаживаются, т.е. резко ухудшаются сравнительно с уже достигнутой раньше степенью торможения. Весьма обычная вещь: когда мы у этих животных очень напрягаем корковое торможение тонкостью дифференци рования, многократным повторением трудных торможений или их продолжительностью, после этого часто их нервная система совсем или почти лишается тормозной функции; наступают на стоящие неврозы, хронические характерные нервные заболева ния, которые приходится лечить или очень длинным отдыхом, т.е. полным прекращением опытов, или бромом. Рядом с такими животными имеются другие, у которых оба нервных процес са стоят на одинаковой большой высоте.

Следовательно, сильные животные делятся на следующие две группы: уравновешенных и неуравновешенных. Неуравнове шенные описанного рода встречаются часто. Казалось бы, что должны быть неуравновешенные и другого рода, с преобладани ем тормозного процесса над раздражительным. Но таких совер шенно неоспоримых случаев мы до сих пор не видали или не умели их заметить, выделить. Но мы уже имеем довольно рез кие и нередкие примеры, где первоначальная неуравновешен ность с течением времени посредством медленных и повторных упражнений могла быть в значительной мере выравнена. Вот опять случай, где природный тип нервной системы под влияни ем жизненного воспитания в большей степени был замаскиро ван.

Итак, мы имеем совершенную группу сильных и уравнове шенных собак. Однако уже и по внешнему виду представители этого типа нервной системы резко отличаются друг от друга. Одни из них в высшей степени реактивны, подвижны и общи тельны, т.е. как бы чрезвычайно возбудимы и скоры. Другие совершенно наоборот: мало реактивны, малоподвижны, малооб щительны, т.е. вообще как бы мало возбудимы и медлительны. Этой разнице общего поведения, конечно, должно отвечать и особенное свойство нервной системы; всего ближе свести указан ное различие на подвижность нервных процессов. Эту внешнюю разницу между животными мы, как и все, видели давно, но выяснение на условнорефлекторной деятельности ее основа ния — подвижности нервных процессов — у нас очень отстало; и только сейчас на двух собаках как резких представителях по следней группировки подвижность эта систематически исследуется. Обе эти собаки представляют собой резкий пример сильных и уравновешенных собак и вместе с тем столь разных по внеш нему поведению. С одной стороны, мы имеем (у Петровой) чрез вычайно подвижное и реактивнейшее животное, с другой (у Яковлевой) — в высшей степени неподвижное и индифферент ное животное. Различие подвижности обоих нервных процессов у них ярко выступает в условнорефлекторной деятельности, изученной, к сожалению, не в тождественных формах опыта.

Первое животное (Бой) уже во время обычного опыта с услов ными рефлексами поражает быстротой перехода от крайне воз бужденного состояния, при постановке и оснащении, в начале опыта к почти одеревенелому, статуйному положению и вместе с тем к высшей степени деловому состоянию в течение опыта. В промежутках между условными пищевыми раздражителями оно остается в крайне сосредоточенной позе, отнюдь не реагируя на посторонние случайные раздражители; при условных же раздра жителях сейчас же наступает точно повторяющаяся слюнная реакция и стремительный, непосредственный акт еды при пода че пищи. Эта чрезвычайная подвижность нервных процессов, их быстрая смена обнаружилась, можно сказать, невероятно резко потом и на специальных формах опыта. У Боя давно уже была выработана пара противоположных условных рефлексов на мет роном: одна частота метронома была положительным условным пищевым раздражителем, другая — отрицательным, тормоз ным. Теперь была предпринята переделка действия метрономов. Отрицательный — подкреплялся, т.е. из него должен был обра зоваться положительный раздражитель; положительный — бо лее не сопровождался едой и должен был превратиться в тормоз ной раздражитель. На другой день было уже заметно начало переделки, а к пятому она была вполне законченной — очень редкий случай быстроты переделки. В ближайший день была сделана ошибка — метрономы были применены в соответствии с прежним их значением: старый положительный был снова подкреплен, а старый тормозной оставлен без подкрепления — и сейчас же вернулись старые отношения. С поправкой ошибки так же быстро восстановились новые отношения. Но изумитель ный, прямо небывалый пример выработки запаздывающего реф лекса представила эта собака. Вообще образование запаздываю щего рефлекса, где один и тот же раздражитель, но только в разные периоды его продолжения, действует то тормозящим, то возбуждающим образом, — нелегкая сама по себе задача. А вы работка этого рефлекса после долговременной практики корот коотставленных рефлексов, да еще среди них, представляет уже очень трудную задачу, недоступную для массы собак и требую щую в удачных случаях больших сроков, даже целых месяцев. Наша собака исполнила это в несколько дней. Какое чрезвычай ное, быстрое и свободное пользование обоими противоположны ми процессами!

Все сообщенное об этой собаке дает основание сказать, что это и есть совершеннейший из всех типов, так как им обеспечено точное уравновешение всех возможностей окружающей среды, как бы ни были сильны раздражители как те, ответом на кото рые должна быть положительная деятельность, так и те, эффек ты на которые должны быть заторможены, и как бы быстро ни сменялись эти различные раздражители. Надо еще прибавить, что описанные труднейшие испытания собака выдержала, буду чи уже кастрированной.

Противоположностью в отношении изучаемого свойства не рвной системы служит другая наша собака, характеристика об щего поведения которой дана выше (Золотистый Яковлевой). Что особенно дало себя знать при изучении условнорефлекторной деятельности этой собаки — это невозможность получить у нее постоянный и достаточный слюнной пищевой рефлекс: он хао тически колебался, падая сплошь и рядом до нуля. Что же это значило? Если бы рефлекс стремился быть точно приуроченным к моменту подкрепления, т.е. подачи еды, то почему же он тог да колебался, а не сделался постоянным? Это не могло иметь своим основанием недостаток торможения, потому что мы зна ли, как эта собака выдерживала продолжительное торможение. К тому же отсутствие предупредительного слюнотечения вовсе не есть какоето совершенство, а наоборот, — явный недостаток. Ведь смысл этого слюноотделения тот, что поступающая в рот пища без замедления встречается с тем, что ей нужно. Что такое понимание факта соответствует действительности, доказывает ся, во-первых, его всеобщностью, а во-вторых, и тем, что предуп редительное слюнотечение как биологически нужное, важное по своему размеру всегда точно соответствует количеству пищи. Натуральное объяснение особенности нашей собаки надо видеть в том, что первоначальное, существующее в каждом отставлен ном условном рефлексе торможение — период запаздывания (или латентный период, как он у нас назывался раньше), — хотя и сильное, но явно недостаточно подвижно, чтобы правильно распределяться во времени, и в силу инертности заходит даль ше, чем следует. Никакие меры, направленные на получение постоянного слюнного эффекта, не могли достигнуть цели.

Ввиду того что собака обладала сильными раздражительным и тормозным процессами, ей предложена была очень трудная, однако некоторыми другими собаками удовлетворительно реша емая задача. Среди других выработанных условных раздражи телей, притом постоянно в разных местах этой системы рефлек сов, применялся новый раздражитель четыре раза в течение опыта, но подкреплялся только в последний раз — задача, тре бующая всех ресурсов нервной системы и главнейшим образом подвижности процессов. Наша собака употребляла все средства, чтобы решить эту задачу окольно, привязываясь ко всему, что могло быть простым, обыкновенным сигналом четвертого под крепляемого применения нового раздражителя. Прежде всего она воспользовалась стуком и шумом движущейся, притом на ее глазах, кормушки, продолжая сидеть при тех первых примене ниях нового раздражителя, при которых еда не давалась, а зна чит, и не было движения кормушки. Когда в промежутках меж ду раздражителями стали подаваться пустые кормушки, чтобы лишить собаку сигнала, связанного с подкреплением, она стала смотреть: есть ли что в кормушке, и поднималась (она обыкно венно сидела) только при наличии еды. Когда кормушка была так поднята, что собака не могла видеть, что в ней, то она вообще отказывалась от еды, продолжая сидеть при всех раздражителях. Приходилось при положительных раздражителях входить в камеру и показывать еду в поданной кормушке, т.е. приглашать есть, — и только тогда она ела. Теперь были отменены и новый раздражитель и подавание пустых чашек. Употреблялись толь ко старые раздражители, конечно с подкреплением. Лишь посте пенно собака стала вставать на раздражители и есть. Потом вновь был угашен рефлекс на подающуюся пустую кормушку. Собака продолжала вставать на старые условные раздражители, но, что для нее было обычно, не всегда с предварительным слюнотечением. Теперь опять четыре раза стали применять новый раздра житель, подкрепляя его только при последнем разе, причем при трех первых — кормушка не подавалась, потому что, как толь ко что сказано, рефлекс на нее был угашен. Задача и в этот раз оказалась решенной при помощи хотя и нового, но все же простого сигнала, именно — комплексного раздражителя из нового раздражителя плюс движения со стуком подаваемой кормушки. На новый раздражитель, повторяемый первые три раза без по следнего раздражения, реакции не было. Когда же и на эти пер вые разы кормушку тоже стали подавать, но пустую, т.е. когда комплексный раздражитель был обесценен, то собака после не скольких бесплодных вставаний решительно и совершенно пре кратила реакцию на новый раздражитель, вставая только при всех других раздражителях. Тогда было решено все же восста новить угасший рефлекс на новый раздражитель, отменив все другие раздражители и подкрепляя новый раздражитель в течение опыта целых восемь раз подряд. Восстановление рефлекса происходило очень медленно. Два дня, значит шестнадцать раз, новый раздражитель подкреплялся, и несмотря на то, что экс периментатор за это время не раз входил в камеру и указывал при действии нового раздражителя на еду (когда собака нако нец вставала и ела), она сама по себе при новом раздражителе не вставала. На третий день сначала то же, и лишь при девят надцатом применении нового раздражителя, когда его после обычных 30 сек продолжали дальше, с подаванием новых кор мушек после каждых 10 сек, собака наконец при четвертой по даче поднялась и съела предлагаемую порцию. И только потом, сперва с большими пропусками со стороны собаки, образовался двигательный пищевой рефлекс, причем для ускорения полно го его восстановления не раз было применено полное суточное голодание. Наконец, лишь после этого, на пятнадцатый день, по лучился полный рефлекс с предварительным слюнотечением, но, как обычно, с непостоянным. Специально для получения посто янного слюнного рефлекса собаку посадили на двадцатом дне на половинную порцию, на которой она оставалась десять дней. Цель не была достигнута: слюнная реакция осталась непостоян ной, да и двигательная наступала или в конце действия услов ного раздражителя, или даже только после подачи кормушки. Какая поразительная инертность тормозного процесса! Затем в течение четырнадцати дней собаку держали на четверти нор мального питания, что почти не изменило положения дела с рефлексами.

На этом фоне вновь было приступлено к образованию новой, чрезвычайно упрощенной дифференцировки: новый раздражи тель строго поочередно то подкреплялся, то нет, т.е. надлежало выработать рефлексы на простой ритм. В течение восьми дней не видно было ни малейшего намека на рефлекс. Какая инерт ность раздражительного процесса! Предполагая, что факт отча сти мог зависеть от слишком большой пищевой возбудимости, мы перевели собаку на половинную порцию. Действительно, теперь постепенно стала выступать разница в размере слюнной реакции при подкрепляемом и неподкрепляемом раздражителях и дошла наконец до того, что при первом эта реакция была очень значительна, а при последнем оказывалась нулевой. Но двига тельная реакция оставалась при всех случаях, хотя при положи тельном наступала скорее. Когда опыты были продолжены в расчете добиться полной дифференцировки и на двигательной реакции, собака начала скулить сначала перед опытом, а затем и во время него и постоянно пыталась уходить со станка. Двига тельная реакция при неподкрепляемом раздражителе отдиффе ренцировывалась вполне в некоторых опытах только на первом месте в опыте. Чем дальше, тем больше нарастало трудное со стояние собаки. Сама она в камеру не шла и, когда ее вводили, поворачивалась и убегала. В камере скулила и лаяла. При раз дражителях лай и скуление усиливались. Теперешнее общее по ведение собаки чрезвычайно контрастировало с ее прежним трех летним поведением. Чтобы помочь собаке достигнуть полной дифференцировки, назначена была полная порция ежедневного питания. Собака постепенно успокаивалась, на станок шла охот но, вой и лай прекратились, но вместе с тем слюна стала появ ляться и при неподкрепляемом раздражителе, затем слюноотде ление и на тот и на другой раздражитель все уменьшалось и дошло потом до нуля, а наконец исчезла совершенно и двига тельная реакция на повторяющийся раздражитель. Собака от казалась от задачи, спокойно лежала весь опыт, ища блох или полизывая разные части тела. После опыта жадно съедала при готовленные порции.

Таким образом, на всем протяжении длинного периода выра ботки дифференцировки (сперва трудной, а потом совсем простой) мы видели чрезвычайную инертность и раздражительного и тормозного процессов. Особенно интересен и ясен в своем ме ханизме последний период — при простой дифференцировке. Эта дифференцировка при помощи значительно повышенной пище вой возбудимости была наконец близка к полной выработке, но сопровождалась чрезвычайным возбуждением животного, сви детельствующим о трудном состоянии его нервной системы. Но при понижении пищевой возбудимости до обычной в течение опытов для всех наших собак весь прежний успех в правильном, требуемом внешними условиями распределении во времени про тивоположных нервных процессов исчез. Для собаки оказалось труднее сменять раздражительный процесс на тормозной и об ратно через пятиминутные промежутки, т.е. продолжать уже почти выработанную процедуру, выработанный нервный стерео тип, чем подавлять довольно сильное пищевое возбуждение, при наличии которого вполне удовлетворительно работают все наши собаки при экспериментировании над ними и которое было и у нее, как показывает жадное поедание ею экспериментальных порций после опыта. Факт, несомненно и резко свидетельству ющий как об огромной важности нормальной подвижности не рвных процессов, так и об явной и большой недостаточности ее у нашей собаки, обладавшей, однако, большой силой этих про цессов.

Теперь можно ясно видеть, как греческий гений в лице (ин дивидуальном или сборном) Гиппократа уловил в массе бесчисленных вариантов человеческого поведения капитальные черты. Выделение меланхоликов из массы всех остальных людей обо значило разделение всей людской массы на две группы: сильных и слабых, так как сложность жизни, естественно, должна осо бенно тяжело ложиться на людей со слабыми нервными процес сами и омрачать их существование. Следовательно, был подчер кнут первостепенный принцип силы. Холерик выделяется из группы сильных своей безудержностью, т.е. неспособностью умерять, сдерживать свою силу в должных границах, иначе гово ря — преобладанием раздражительного процесса над тормозным. Следовательно, устанавливался принцип уравновешенности между противоположными процессами. Наконец, в сопоставле нии флегматиков и сангвиников был выдвинут принцип подвиж ности нервных процессов.

Остается вопросом: действительно ли число основных вари антов общего поведения человека и животных ограничивается классическим числом четыре? Наше многолетнее наблюдение и многочисленные исследования собак заставляют пока призна вать это число соответствующим действительности, принимая вместе с тем некоторые мелкие варианты в этих основных типах нервной системы, в особенности в слабом типе. В сильном неурав новешенном типе, например, выделяются животные с особенно слабым тормозным процессом, однако при вполне сильном раз дражительном процессе. В слабом типе вариации прежде всего основываются на тех же свойствах, которыми сильный тип под разделяется на уравновешенных и неуравновешенных, на под вижных и инертных животных. Но в слабом типе бессилие раз дражительного процесса, так сказать, обесценивает значение этих других свойств, делая его в основном более или менее ин валидным жизненным типом.

Теперь мы должны подробнее остановиться как на тех при емах, на тех более или менее определенных формах опытов, от части уже приведенных выше, которые отчетливо выделяют основные свойства типов, так и на других, менее очевидных формах, которые также могут, хотя и не в такой резкой степе ни, указывать на эти же свойства, но вместе с тем выявляют более сложный или даже весь очерк типа. Надо прибавить, однако, что многие виды наших опытов не получили у нас определенного значения в вопросе о типах. Конечно, при полном знании пред мета все наблюдаемое, отмечаемое нами у наших животных дол жно было бы находить то или другое место в области этого воп роса. Но до этого еще не близко.

Для определения силы раздражительного процесса, считая эту силу особенно характерной для сильного типа, соответствующий прием мы уже упоминали. Это есть физически сильнейший вне шний агент, который может выносить животное и из которого оно способно сделать, наряду с другими, менее сильными раздра жителями, тот или другой сигнал, условный раздражитель, и притом на продолжительный срок. Для этой цели мы обыкно венно употребляем сильнейшие звуки, специально трудновыно симую для нашего уха трещотку. В то время как у одних собак она, будучи подкрепляема, могла сделаться действительным условным раздражителем наравне со всеми другими, занимая даже по закону связи величины эффекта с интенсивностью внеш него раздражителя первое место между ними; у других — эффект ее снижался, по закону предела, сравнительно с другими силь ными условными раздражителями, не мешая, однако, другим раздражителям; у третьих — не делаясь условным раздражите лем, она влекла за собой задерживание всей условнорефлектор ной деятельности, пока применялась; и, наконец, у четвертых — после одно и двукратного применения прямо вызывала хрони ческое нервное расстройство — невроз, который сам собою не проходил, и его уже приходилось лечить.

Второй прием в случае условных пищевых рефлексов — это повышение пищевой возбудимости посредством той или другой степени голодания. У разных собак с сильным раздражительным процессом эффекты сильных раздражителей при этом или повы шаются, но вместе с этим повышение эффектов слабых относи тельно еще больше, так что эффекты этих последних приближа ются совсем или почти к эффектам сильных; или эффекты сильных остаются неизменными, будучи предельными, либо даже несколько запредельными, а повышаются только эффек ты слабых, так что они могут стать даже выше эффектов силь ных. У собак же со слабым раздражительным процессом при повышенной пищевой возбудимости обыкновенно наступает понижение эффектов всех раздражителей.

Оба приема непосредственно определяют степень возможно го крайнего напряжения нервной клетки, ее предельной работо способности; раз — прямо при употреблении чрезвычайно сильных внешних раздражителей, в другой — при действии среднесильных, но при повышенной подвижности клетки, при ее лабильном состоянии, что сводится на то же по существу.

Третий прием — введение кофеина. При сильном типе опре деленная доза кофеина повышает эффект раздражительного процесса, при слабом — она же понижает его, заводя за предел работоспособности клетки.

Слабость раздражительного процесса специально обнаружи вается, может быть, в следующей форме опыта. Факт касается хода раздражительного процесса в период изолированного дей ствия условного раздражителя и констатируется, если этот пери од разделить на более мелкие единицы времени. Здесь имеются три случая: то эффект раздражения растет регулярно и прогрес сивно в направлении к моменту присоединения безусловного раздражителя, то строго наоборот — сначала эффект большой, а затем он постепенно падает, и, наконец, наблюдаются колебания эффекта: он то растет, то падает в течение указанного периода. Возможно следующее толкование факта. Первый случай обозна чал бы обнаружение сильного раздражительного процесса, кото рый неукоснительно развивается под влиянием продолжающегося внешнего раздражителя. Второй — можно было бы понимать наоборот, как выявление слабого процесса, и это на следующем основании. В некоторых особенных случаях, например после местных экстирпаций коры, когда эффект соответствующего раздражителя при обыкновенных условиях исчезает, его в очень слабом виде все же можно получить при следующей вариации опыта. Если сперва соответствующий раздражитель применить несколько раз, подкрепляя его почти непосредственно (1—2 сек) после его начала, то затем при значительном отставлении (20— 30 сек) наблюдается следующее: сейчас же после начала раздра жения имеется положительный эффект, но он быстро падает, и даже до нуля, к концу изолированного действия раздражителя. Явное обнаружение слабости раздражительного процесса. Нако нец, третий случай есть просто борьба противоположных процес сов, так как при изолированном действии условных раздражи телей сначала развивается торможение, потому что каждый наш условный рефлекс есть запаздывающий рефлекс, т.е. такой, где раздражительный процесс как преждевременный должен на больший или меньший срок предваряться тормозным, времен но устраняться.

Абсолютное, а не относительное определение силы тормозно го процесса может быть произведено прежде всего пробой его на продолжительность, т.е. определением: как долго клетка может выносить сплошное тормозное состояние. Главное основание этого различения заключается, как это уже отмечено выше, в следующем. Как сильные, но неуравновешенные животные, так и слабые не выдерживают затягивающегося, удлиненного тор можения, причем нарушается вся система условных рефлексов временно или получается хроническое нервное расстройство — невроз. Но первые — потому, что у них имеется чрезвычайно сильный раздражительный процесс и ему не соответствует по степени напряжения, хотя сам по себе еще достаточный, тормоз ной процесс — относительная слабость тормозного процесса; у слабых может быть слабо как раздражение, так и торможение — абсолютная слабость. При сильном тормозном процессе (специ ально дифференцированном) экстренное или хроническое про дление его до 5—10 мин может быть без малейшего нарушения или лишь с легким. При слабом тормозном процессе хроническое продление его, например вместо 15 сек только до 30, часто уже неосуществимо без серьезных последствий, а продление до 5 мин, даже однократное, уже ведет к краху всей условнорефлекторной деятельности в виде упорного невроза.

Вторым существенным признаком силы тормозного процесса является способность его быстро и точно концентрироваться. Обыкновенно, когда в определенном пункте начинается выработ ка тормозного процесса, он во всех случаях сначала иррадииру ет, дает длительное последовательное торможение. Но, раз у данного животного имеется сильное торможение, оно непремен но со временем все больше и больше концентрируется, и, нако нец, последовательное торможение почти или совсем исчезает. При слабом торможении оно в большей или меньшей степени остается навсегда. В связи с концентрированием сильного тор можения стоит острая, т.е. сейчас же или некоторый небольшой срок спустя наступающая положительная индукция, выражаю щаяся в повышении возбудимости как в отношении ближайше го по времени раздражителя, так и на самом месте торможения (по миновании периода торможения) в отношении его положи тельного раздражителя.

Следующим показателем силы или слабости тормозного про цесса является скорость, с какой образуются тормозные услов ные рефлексы, причем замедление в образовании тормозного рефлекса может происходить как от очень большой силы раздра жительного процесса, следовательно, от относительной слабости, так и от абсолютной слабости торможения. Но еще более пока зателен конец выработки. Как долго иногда ни продолжается процедура выработки тормозного процесса, он навсегда остается неполным — это чаще при относительной слабости, в случае сильного раздражительного процесса; или же он является грубо недостаточным и представляет постоянные колебания, даже до полного исчезания, — это обыкновенно при абсолютно слабом тормозном процессе у слабых животных.

Слабость тормозного процесса выражается и в том, что тормоз ной условный рефлекс может получиться почти полный лишь тогда, когда он ставится в опыте на первом месте, ранее всех положительных условных рефлексов; помещение же его среди этих последних ведет к его значительному или почти полному растормаживанию.

Наконец, можно видеть абсолютную слабость тормозного про цесса и в отношении животного к брому. Для слабых собак год ны, полезны, т.е. поддерживают у них порядочную условнореф лекторную деятельность, лишь очень маленькие дозы брома, до нескольких сантиграммов и даже миллиграммов, а самое боль шее — до нескольких дециграммов на ежедневный прием. Факт надо понимать так. Так как бром имеет несомненное отношение к тормозному процессу, его усиливая, то только небольшое уси ление его под влиянием брома выносимо при прирожденной сла бости тормозного процесса.

Вероятно, и следующий факт должен быть использован для суждения о силе или слабости тормозного процесса. Когда при каком-либо положительном раздражителе вырабатывается диф ференцировка, обычно наблюдаются два противоположных след ствия: то эффект положительного раздражителя растет, делается большим, то, наоборот, становится ниже того, чем он был до дифференцировки. Что говорит факт в том или другом случае о силе нервных процессов? Можно полагать, что здесь дело идет о силе или слабости специально тормозного процесса. В первом случае сильный тормозной процесс концентрируется и обуслов ливает положительную индукцию; во втором — как слабый, растекаясь, он постоянно принижает эффект своего положитель ного раздражителя. Сопоставление с другими более определен ными индикаторами силы процессов может точно установить механизм данного факта.

Что касается определения подвижности нервных процессов, мы до последнего времени, как сказано, не выделяли этого осо бенного свойства нервных процессов, а потому не имели, лучше сказать, не отмечали специальных способов для определения ее. Следовательно, предстоит их или выработать, или особо выде лить среди уже имеющихся у нас соответствующих форм опытов. Может быть, специальный и наиболее точный способ удас тся выработать при помощи условных следовых рефлексов. Меняя, с одной стороны, продолжительность индифферентного раздражителя, который должен превратиться в условный следо вой специальный раздражитель, с другой — меняя промежуток времени между концом индифферентного агента и началом под крепляющего его безусловного раздражителя, мы будем непосредственно измерять ту или другую степень инертности или ла бильности данной нервной системы. Нужно ожидать, например, что, смотря по тому, как долго держится, затухая, след прекра щенного раздражителя, указанный промежуток времени будет иметь существеннейшее значение для большей или меньшей скорости образования условного следового рефлекса или даже вообще возможности его образования. Точно так же даст себя знать и сама продолжительность индифферентного раздражителя. Мыслимо, что у особенно инертной нервной системы для этого раздражителя специально и скоро обнаружится минимальный предел продолжительности, при котором еще возможно образование следового рефлекса.

А затем идут приемы, которые уже были применены у наших двух собак, обнаруживших такую резкую противоположность в отношении подвижности их нервных процессов и описанных выше в качестве примеров. Мы остановимся на них теперь не сколько подробнее, частью ради дальнейшего их испытания в качестве соответствующих методов и возможного усовершенство вания, частью в видах выяснения механизма их действия.

Последний прием, примененный на инертной собаке и состо ящий в правильном ритмическом подкреплении и неподкрепле нии одного и того же раздражителя, что обусловило достижение выработки соответственно сменяющихся раздражительного и тормозного процессов, казалось бы, именно рассчитан на обна ружение подвижности этих процессов, но это, однако, требуется доказать более строго. Меняя систематически как у одной и той же, так и у собак разных типов нервной системы длину про межутка между подкрепляемым и неподкрепляемым раздражи телем и сопоставляя полученные эффекты, и будет возможно вполне убедиться в существенном значении при этом именно подвижности нервных процессов. На этой нашей собаке теперь это только что и было испытано. После последнего летнего пере рыва собака наконец одолела требуемую от нее ритмику при обыкновенных для нее промежутках между раздражителями в 5 мин. При уменьшении промежутков до 3 мин состояние рит мики резко ухудшилось. Следовательно, успех выработки рит мики у разных животных будет определяться промежутками, а следовательно, той или другой подвижностью нервных процес сов: чем больший будет нужен промежуток, тем меньше, значит, подвижность, и наоборот.

Еще дольше, именно в видах выяснения механизма, надо оста новиться на сложном опыте (бесплодно проделанном на той же собаке) с необыкновенной выработкой условного раздражителя из внешнего агента, который, применяясь несколько раз в течение опыта среди других готовых условных раздражителей, под креплялся лишь при четвертом применении. Удача решения задачи могла произойти только при полном исключении дей ствия остальных рефлексов опыта на повторяемый агент. Толь ко при этом условии могла произойти дифференцировка первых повторений этого агента от последнего его применения так же, как, очевидно, происходит дифференцировка отдельных момен тов продолжающегося раздражителя в случае сильно запазды вающего условного рефлекса, где на начальные фазы действия одного и того же продолжающегося раздражителя образуется отрицательный, тормозной рефлекс, а на позднейшие — положи тельный. Иначе, т.е. при действии остальных раздражителей, раздражительный процесс повторяемого агента не изменялся бы правильно в зависимости только от своего повторения, а коле бался бы случайно и неправильно, подвергаясь в каждом отдель ном опыте различным влияниям предшествующих меняющихся раздражителей, а потому и не могла бы произойти дифференци ровка между разными применениями повторяющегося агента. Следовательно, только большая подвижность нервных процес сов, т.е. быстрое протекание и прекращение процессов всех дру гих раздражителей опыта, включая, конечно, сюда и акты еды, могла обусловить успешное решение анализируемой задачи. Надо прибавить, что другой собакой эта тяжелая задача, правда в течение большего срока и с большим, мучительным напряжением, была все же решена (опыты Выржиковского). Эффект на первые три повторения одного и того же нового внешнего аген та, при меняющемся положении среди системы других поло жительных и отрицательных условных раздражителей, был за торможен, а последнее, четвертое, повторение его сделалось постоянным, прочным условным раздражителем. Так как у этой собаки условная слюнная реакция всегда была налицо раньше присоединения безусловного раздражителя, то, значит, никаких посторонних сигналов, которыми пользовалась наша инертная собака, быть здесь не могло, и, следовательно, дифференцирование разных повторений одного и того же агента могло совершиться только на основании различения периферическим рецептором и соответствующей нервной клеткой последнего повторения от первых трех.