Дж. БАРКРОФТ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Дж. БАРКРОФТ

Профессор И. П. Павлов — иностранный член Британсоо королевсоо общества

Профессор Иван Петрович Павлов был общепризнанным стар шиной физиологов. Этого положения он достиг благодаря свое му весьма почтенному возрасту, своим выдающимся способнос тям и своей огромной жизненной энергии. Столь значителен был его возраст, ибо в 1934 г. он праздновал 85летие своего рожде ния, что среди живущих ныне научных работников Великобри тании найдется весьма немного таких, которые могли бы при ближенно считаться его современниками, а для большинства годы первых научных работ Павлова кажутся уходящими в от даленное прошлое. Но даже, помимо этого, вплоть до послево енного периода Павлов представляется английским работникам несколько далекой фигурой. Может быть, это объясняется тем, что он не был особенно хорошим лингвистом: он говорил поне мецки и одно время работал в Германии, но английским языком он никогда не владел свободно.

Но хотя Павлов был лично малоизвестен в Англии, его имя благодаря его трудам по пищеварению приобрело в конце 90х гг. истекшего столетия силу авторитета. Его книга «Лекции о ра боте главных пищеварительных желез» произвела глубокое впе чатление во всем научном мире и сразу выдвинула Павлова не только в первые ряды первоклассных физиологов, но и ученых вообще. Что касается технической стороны работ Павлова по пи щеварению, его великие достижения были обусловлены двумя установленными им принципами: вопервых, получаемые из его опытов выводы будут обманчивы, если подопытные животные будут испытывать болевые ощущения или даже если их психиче ское состояние окажется нарушенным; вовторых, результаты окажутся столь же неудовлетворительными, если животные будут находиться под действием общего наркоза. Поэтому Павлов поставил себе задачей так расположить при помощи остро умных хирургических приемов отдельные органы подопытных животных, чтобы они оказались доступными для изучения и чтобы вместе с тем животные чувствовали себя прекрасно и были вполне здоровы. Таким образом, он мог наблюдать свойства глав ных пищеварительных соков, а также те условия, при которых происходило выделение этих соков, и их взаимоотношения. С тех пор многие из результатов, добытых Павловым путем опытного изучения животных, были проверены и на людях. Но все это в целом никогда не может быть проведено на одном больном или в одно время на многих больных, так как проверка на человеке какого-нибудь одного наблюдения Павлова зависит от случайно го совпадения двух условий: чтобы больной стал жертвой како го-нибудь необычного несчастного случая и чтобы этот больной попал в руки врачу, обладающему научной подготовкой и спо собностью воспользоваться таким случаем. Работа Павлова на со баках, все органы которых составляют неразрывное целое, мо жет быть прoверена на людях — одна часть, скажем, на одном больном в Чикаго, другая — на другом больном в Бостоне, тре тья — в Лондоне и т.д. — с тем, однако, чтобы все данные сопо ставлялись с этой основной работой Павлова как с руководящей нитью. Иногда встречается полное тождество между человече скими данными и данными у собак, а иногда обнаруживаются видовые различия: и хотя ничего особенно нового нам не откры вают последствия этих несчастных случаев, но все-таки приоб ретаемые отсюда сведения должным образом сводятся вместе в одно целое на основе работ Павлова.

Необходимо упомянуть и иную, совершенно своеобразную сто рону работ Павлова над пищеварительными железами, которая вместе с тем находится в полном соответствии с его характером; именно они имели и чисто человеческую сторону. Эти работы от личались не только тщательными правильными рассуждения ми, не только таблицами, сосредоточивающими в себе те или иные данные, но в конечном итоге они подводили обоснованный фундамент под пришедшие из давних времен человеческие обы чаи: почему именно меню является таким, а не иным, почему закуски должны предшествовать супу, суп — жаркому. Может быть, самым важным было то, что диететика была освещена по новому и выяснилось, что при равных условиях переваримост какой-нибудь приправы должна, вероятнее всего, соответство вать своей привлекательности на вкус. Для конца эпохи Викто рии это составляло почти что революцию. Именно за свою рабо ту над пищеварительными железами Павлов получил вскоре после учреждения Нобелевского фонда Нобелевскую премию по физиологии и медицине (1904).

После мировой войны Павлов неоднократно посещал по раз ным поводам страны, где господствует английская речь: по следним его посещением был приезд летом 1935 г. в Лондон по случаю Неврологического конгресса. В 1928 г. он прочел перед Британским королевским обществом Круниевскую лекцию. Естественно, что всем тем, кто его знал только как выдающегося исследователя, было очень интересно познакомиться с тем, что представляет собой как личность этот знаменитый приезжий гость. Обаяние, которое до того Павлов оказывал на умы, сразу столь же сильно охватило и чувства. Павлов привлек к себе всех тех, с кем он соприкасался. Он, конечно, прибыл при весьма не обычных обстоятельствах. Его родина только что пережила са мую, возможно, глубокую революцию всех времен и вышла из нее победительницей: ее учение гласило, что человека надо оце нивать за его личные качества, а не по обстоятельствам его рож дения.

Павлов был как бы создан для такой роли; на больших тор жествах, куда все другие ученые являлись украшенными всеми атрибутами внешности, во всеоружии своего положения, Павлов, из них всех самый великий, выступал в простом одеянии из гру бого синего сукна и возвысил этот костюм до мундира, затмив шего своим достоинством все остальные. Он имел выправку воен ного, был несколько худощав, но энергия в нем била ключом: он являлся олицетворением благородства и сердечной доброты.

Можно вспомнить один случай, который покажет одновремен но и сосредоточенность Павлова, и его чувство юмора. В 1928 г. Павлов читал лекцию в Кембриджском университете перед пе реполненной аудиторией студентов. Было установлено, что Пав лов будет говорить порусски полминуты, а затем др Г. В. Ан реп переведет сказанное. После примерно трех таких циклов Павлов так увлекся своей темой, что совершенно позабыл о том, что аудитория его не понимает. Он продолжал говорить, вероят но, минут пять, затем опомнился. Он свел руки вместе и расхо хотался, вся аудитория вслед за ним покатывалась со смеху. Павлов полностью завладел студенческими сердцами.

Нет необходимости подробно останавливаться на втором пе риоде работ Павлова по условным рефлексам: он хорошо изве стен и был подробно освещен покойным проф. Старлингом в «Nature» (1925, 3 января), где была дана и фотогравюра с порт рета Павлова. Из главных идей его работы над высшими нерв ными центрами укажем следующие: поведение в значительной степени зависит от равновесия возбуждающих и тормозящих по ступков, от «делай» и «не делай», которые могут быть превра щены в «условные», т.е. быть связаны посредством привычки с каким-нибудь раздражителем, имеющим, повидимому, мало об щего с данным поведением (как, например, если свет всегда ту шится за три минуты до дачи собаке пищи, то в конце концов собака будет выделять слюну через три минуты после освещения вне зависимости от того, будет ли задана ей пища или нет); вслед ствие различий в темпераменте некоторые животные легче реа гируют на положительные раздражители, другие на тормозящие; сон является формой условного торможения; уравновешивание рефлексов, требующих действий противоположных направ лений, может вызвать борьбу и в конечном итоге сильный невроз.

Возможно, что наиболее поразительным фактом последних лет жизни Павлова является тот огромный престиж, которым он пользовался у себя на родине. Все такие примитивные утверж дения, будто своим возвышенным положением Павлов был обя зан тому, что материалистическое направление его работ над условными рефлексами служило опорой для атеизма, представ ляются несправедливыми как в отношении самого Павлова, так и советской власти.

По мере того как культура отбрасывает сверхъестественное, она начинает все более и более считать человека наивысшим предметом человеческого познания, а природу его умственной деятельности и ее плоды предметами наивысшей фазы науки о человеке. К подобным исследованиям в Советском Союзе отно сятся с величайшим вниманием. Поразительные коллекции скифского и иранского искусства в Эрмитаже в Ленинграде ни когда так не лелеялись бы, если бы они не являлись памятника ми развития человеческой мысли. Благодаря случайностям судь бы получилось, что жизнь того человека, который сделал больше коголибо другого для экспериментального анализа умственной деятельности, совпала по времени и по месту с культурой, кото рая возвысила человеческий разум.

Выдающиеся научные заслуги сами по себе не дали бы еще Павлову того влияния, которым он пользовался. К этим заслу гам присоединилась его горячая любовь к России и полная ло яльность по отношению ко всем ее учреждениям.

Следует заключить эту скромную дань уважения впечатлением о семейной жизни Павлова. Насколько он любил свою ро дину, настолько же он любил и свою семью. Его вкусы были простые; он любил копать землю и значительную часть своего досуга проводил в работе в саду. Возможность получения, скажем, каких-нибудь новых семян наполняла его энтузиазмом; однако это должны были быть семена какого-нибудь простого, но яркого вида, например нового сорта мака.

Нельзя найти более удачного примера родства простоты и ве личия, чем тот, который являл сам Павлов.

<1936>