3
3
В августе 1946 года я, потрясенный только что выслушанным докладом, в котором Зощенко подвергся жесточайшей критике, шел домой через город, еще носивший страшные следы бомбежек и обстрелов. Мой спутник, молодой поэт, то и дело спрашивал меня:
— Что теперь будет, Михаил Леонидович? Что теперь будет?
Дома ждали меня Б. М. Эйхенбаум, М. Козаков с женой З. А. Никитиной и А.Мариенгоф с женой А. Б. Никритиной. Они были тоже взволнованы докладом. Мне сказали, что сейчас придет Зощенко.
Он пришел. В кепочке. В сером пиджачке и брюках в полоску. С палочкой. С легкой усмешкой на тощем лице.
— К чему же меня приговорили? — спросил он. — Меня не позвали на собрание.
Я ответил, что положение в высшей степени серьезное.
Все мы вместе прошли ко мне в кабинет.
Зощенко спросил уже без улыбки:
— Какое самое худое слово из всех худых слов было обо мне сказано?
Меня оставили с ним наедине, и я постарался сжато изложить суть доклада. Заключил я так:
— Тебе бы, по-моему, следовало прежде всего заявить, что ты советский человек и советский писатель.
— А кто же я такой? — искренне удивился Зощенко. — Как это вдруг на старости лет, на пятьдесят втором году жизни, заявлять, что я советский? Никаким другим я и не был за все годы!
Мы перешли в другую комнату, где сидели остальные.
Зощенко хотел понять то, что произошло, но недоумение вновь и вновь вспыхивало в нем. Поистине то была страшная ночь.
Бдение наше длилось до утра. Затем мы расстались. О сне, конечно, и думать было нечего.
День за днем положение обострялось — в газетах, по радио, на собраниях. Имя Зощенко приобретало какой-то зловещий цвет.
Как-то в те дни я шел с Зощенко по набережной канала Грибоедова, и он сказал мне:
— А ведь со мной опасно показываться на людях.
— Да ну тебя! Не до шуток.
— Вот именно, что тут не до юмора. Появились какие-то критики, которые соединяют имена. Ты заметил? Я уже сложил чемоданчик.
Зощенко завершал работу над циклом партизанских рассказов, и через год некоторые из них были опубликованы в журнале «Новый мир». Полностью весь цикл вошел в книгу Зощенко, вышедшую в 1961 году в издательстве «Советский писатель». Мне кажется, что до сих пор эти талантливые и своеобразные рассказы остались не оцененными по достоинству.
В Гослитиздате в превосходном переводе Зощенко вышел роман финского писателя Майю Лассила «За спичками».
Жилось Зощенко необычайно трудно. Невыразимо трудно. Но, вопреки всем обстоятельствам, он упорно работал.
Долгий перерыв в издании его книг кончился только после 1953 года.
В 1958 году отмечалось девяностолетие Горького. По приглашению родственников Алексея Максимовича я и Зощенко отправились в Москву.
Я привык видеть Зощенко чуть ли не каждый день, а в дороге, в поезде, я посмотрел на него как бы со стороны и поразился — как он постарел и какой больной вид у него.
Дом на Малой Никитской. Столько связано воспоминаний с этим домом! В большой комнате — люди, близкие Горькому. А Горького нет. Он пошел бы к Зощенко навстречу с протянутой рукой, с неповторимым ласковым сиянием синих глаз, с тем словом, которое нужно именно сейчас, именно Зощенко… Но здесь были люди горьковской традиции, горьковской любви, горьковского сердца. Зощенко был встречен здесь с душевной теплотой.
Летом того года я был под Москвой. Ночью меня вызвали к телефону. Голос 3. А. Никитиной из Москвы сказал:
— Умер Миша Зощенко.
На Сестрорецком кладбище на песчаной горе — могила. Над ней поставлена стоймя большая мраморная плита. На этой плите — большими буквами:
«МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ ЗОЩЕНКО».