СТРОИТЕЛЬ И ПОЭТ [3] К 80-летию Михаила Люгарина

СТРОИТЕЛЬ И ПОЭТ[3]

К 80-летию Михаила Люгарина

Зима в тот год стояла суровая. Лютые морозы, шквальные ветры и бураны то и дело обрушивались на стройку. Насквозь промерзали дощатые стены бараков, откуда после короткого отдыха, обогревшись чайком, наскоро вскипяченным на печке-времянке, уходили в предутреннюю стужу бригады землекопов, плотников и бетонщиков. Шли, выражаясь военной терминологией тех лет, на бой со стихией, с собственными, еще не до конца изжитыми крестьянскими предрассудками, технической немощью и отсталостью, — осваивать фронт работ, штурмовать Магнитную гору и совершать трудовые подвиги. И будет в рекордные сроки возведена плотина через реку Урал, построен коксохимкомбинат, задута первая домна, получены долгожданные тонны металла.

Ударники Магнитостроя, отлив из первого чугуна барельеф В. И. Ленина, отправили его в подарок Демьяну Бедному. Факт этот глубоко тронул поэта и стал поводом для написания стихотворения «Ударникам горы Магнитной»:

Кто утверждал, что «даль темна»,

Что «зарево побед — мифическая

                                                   дальность»!

Победа наша — вот она

В куске заветном чугуна

Неоспоримая реальность!

Весной 1931 года по приглашению уральцев Демьян Бедный приехал в Магнитогорск. В бараке на четвертом участке строительства, где размещалась редакция городской газеты и проходили занятия литературного кружка «Буксир», возглавляемого Василием Макаровым, было празднично и многолюдно. Тесная комнатка машбюро, куда пришли рабочие поэты на встречу с Демьяном Бедным, не могла вместить всех желающих.

Тепло напутствовал тогда начинающих литераторов маститый поэт. Прежде всего, советовал молодым Демьян Бедный, следует постоянно учиться. «Как к Магнитной горе нужно подходить не с голыми руками, а с какой-то механизацией, с техническими знаниями, так и в литературе надо завоевывать технику», — говорил он.

И Бедный ссылался на опыт М. Горького и В. Маяковского, рассмотрел как «удачное вторжение подлинного искусства в подлинную действительность» пьесу Н. Погодина «Поэма о топоре», написанную на уральском материале. Просмотрев журнал «Буксир», издававшийся литкружковцами, выделил среди публикаций очерки «На лесах Магнитостроя» С. Нариньяни, стихи А. Ворошилова, Б. Ручьева.

Именно тогда Демьян Бедный прочитал собравшимся стихотворение Михаила Люгарина «Иная радость», в котором молодой поэт удачно запечатлел чувства молодого крестьянина, оторванного от дома и познавшего радость коллективного созидательного труда. Похвалил молодого поэта за искренность и неподдельный лиризм. «Вы молодые работники на том литературном поле, на котором я уже старый боец — вы наша смена и должны нас перерасти, — сказал, прощаясь с магнитогорцами, Демьян Бедный. — Много вот таких, как вы, стояли передо мной, и сейчас, наверное, среди вас есть действительно талантливые люди, которые создадут настоящую пролетарскую литературу. Я не знаю, какие будут у них краски, какие слова, какие формы, но они перерастут нас».

Прошли годы, и пророческие слова большого советского писателя оправдались. Действительно, магнитогорская литературная группа вырастила целую плеяду талантливых писателей: Бориса Ручьева, Людмилу Татьяничеву, Василия Макарова, Марка Гроссмана, Александра Авдеенко, Нину Кондратковскую, Александра Лозневого, Якова Вохменцева. В этом же ряду стоит и имя Михаила Люгарина, первостроителя Магнитки и одного из старейших уральских писателей, талант которого был отмечен Демьяном Бедным, а членский билет Союза писателей СССР подписан лично А. М. Горьким.

Михаил Михайлович Люгарин (Заболотный) родился 16 июня (по новому стилю) 1908 года в селе Святодуховка Северо-Казахстанской области в семье крестьянина-бедняка. Детство было тяжелым и безрадостным. После окончания четырех классов сельской школы пришлось вместе с отцом посильным трудом зарабатывать на кусок хлеба, чтобы прокормить двенадцать голодных ртов.

«После смерти отца в 1929 году началась моя самостоятельная жизнь, — напишет Михаил Люгарин в своей автобиографии. — Жили мы бедно. Мне приходилось донашивать одежду с чужого плеча, о праздничной чистой рубашке и мечтать не приходилось. Трудиться я начал с семи лет в поле и по домашности. Был подпаском, пахарем, одним словом, работал наравне со взрослыми».

Но тяга к учению была необыкновенно велика. Все свободное время проводил в чтении книг, спрятавшись от посторонних глаз в бане или на чердаке. Особенно любил поэзию. Стихи Кольцова, Никитина, Некрасова, Пушкина во множестве знал наизусть. Детское воображение поразила пушкинская «Песнь о вещем Олеге», и в девять лет Михаил сам пробует писать стихи. Увлечение Пушкиным привело к тому, что в 1924 году Люгарин написал целый «роман» в стихах в подражание «Евгению Онегину».

Не без горькой улыбки поэт рассказывает об этом: «Роман я назвал «Жизнь Ульяна Щербакова». В этом произведении было более пяти тысяч строк. Героем «романа» оказался мой товарищ — сын зажиточного станичника Ульян Щербаков. От него я получил свой первый «гонорар»: несколько кусков сала, два мешка овса и пять аршин холста».

Вечерами Михаил посещает занятия драмкружка, выступает на сцене Народного Дома и принимает активное участие в общественной жизни пробуждающейся для новой жизни деревни. Дружит с сельскими комсомольцами, разъезжает с агитбригадой по окрестным деревням.

В 1923 году семья Заболотных переезжает в станицу Звериноголовскую (ныне районный центр Курганской области), а двумя годами позже свершилось событие, предопределившее в значительной степени весь дальнейший жизненный и творческий путь Михаила — встреча с будущим поэтом Борисом Ручьевым.

«В это время он учился в ШКМ (школа крестьянской молодежи. — Л. Г.) и был признанным поэтом школы. При первом знакомстве я не только увидел в нем «соперника» по стихам, но и доброго, отзывчивого парнишку. Шли годы, и дружба наша крепла, становилась неразлучной, — вспоминает М. М. Люгарин. — В 1927 году Ручьев познакомил меня со стихами Сергея Есенина. Под сильным влиянием Есенина и Уткина мы были с Ручьевым в одинаковой мере, ко многим стихам подбирали мелодии и исполняли их, что называется, на все лады. Пели, уходя в степь, в поздние вечера…»

Весной 1929 года, запасшись справкой сельсовета о том, что он действительно «сельский поэт», с «мешком» стихотворений Михаил Люгарин отправляется в Москву. Утомленный долгой дорогой, в лаптях на босу ногу да в домотканой холщовой рубахе предстал он перед Николаем Полетаевым, известным советским поэтом, возглавлявшим в ту пору отдел поэзии журнала «Октябрь». Полетаев помог парню из далекого зауральского села деньгами, устроил на жилье в Дом литераторов, но стихи признал слабыми и в журнале печатать отказался.

Возвращению Михаила в родное село от души обрадовался Борис Ручьев, только что закончивший в Кургане школу-девятилетку. Условились на следующий год ехать в Москву вместе. Друзья появляются в столице осенью 1930 года. И вновь Михаил Люгарин привел своего земляка к Николаю Полетаеву. С интересом познакомился поэт со стихами Ручьева, опубликованными в газете «Красный Курган», поддержал добрым словом и Люгарина, особенно похвалил его стихотворение «Разговор». И этой поддержки было вполне достаточно, чтобы не свернуть с избранного пути, не изменить призванию и сделать поэзию делом всей жизни.

По совету Полетаева Михаил Люгарин и Борис Ручьев завербовались на одну из крупнейших строек пятилетки, возводимую «у высот Магнит-горы».

Грандиозный размах строительства, многоголосый несмолкаемый людской говор, американские экскаваторы «Марион», казавшиеся чудом техники, бетономешалки, вагонетки, бараки, палатки и возвышавшиеся над ними здания заводоуправления и гостиницы — все поражало, удивляло и просилось в стихи. Темы, мотивы и образы поэзии Михаила Люгарина и Бориса Ручьева в этот период очень близки. Тот и другой пишут о чувствах крестьянина-сезонника, ошеломленного новизной строящегося города, покоренного «завтрашней, чудной, не сказанной пока красотой» возводимого завода-гиганта.

В конторе «Рабсила» Михаила Люгарина оформили землекопом. Он рыл котлованы под фундаменты первых домен, позднее работал плотником и бетонщиком. Одновременно занимался самообразованием, писал стихи, посещал занятия литературного кружка «Буксир», печатался в газетах «Магнитогорский рабочий» и «Магнитогорский комсомолец», в журналах «Штурм», «Рост», «За Магнитострой литературы». Вместе с товарищами по литературному «цеху» часто выступал с чтением своих стихов перед строителями завода, плотины и рудника.

Павел Хорунжий, магнитогорский поэт 30-х годов, вспоминал:

«Мы — Борис Ручьев, Михаил Люгарин, Владимир Хабаров, Василий Макаров, Василий Кузьмичев и я — выступали в клубе горняков, в клубах других участков, на литературных вечерах. Лучше всех из нас читал стихи Миша Люгарин, его принимали всегда с распростертыми объятиями, громом аплодисментов — каждая строка его стихов была предельно искренней и понятной слушателям».

Вот эти предельная искренность, задушевность и лиризм — важные признаки творчества Михаила Люгарина той поры — были любимы читателями, такими же, как и поэт, рабочими парнями и девчатами, переживавшими сходные чувства: одержимость трудом, гордость своей причастностью к большому общенародному делу и подступавшую невзначай тоску по родному дому.

Поэтический голос Михаила Люгарина и присущие ему интонации услышала и критика. Его приветствовали известная советская писательница Л. Сейфуллина и критик В. Полонский.

Редактируемый А. М. Горьким журнал «Литературная учеба», подвергший суровой критике за отвлеченность и схематизм сборник начинающих магнитогорских авторов «Рождение чугуна» (Уралгиз, 1932 год), выделил среди них стихи Люгарина:

«Особое место, — писал рецензент, — занимает в сборнике Михаил Люгарин. В его стихах… чувствуется то, чего так не хватает другим, — лирическая теплота. В стихах Люгарина выражены чувства крестьянина, воспитываемого стройкой, которая все больше отрывает его от родной деревни и захватывает своим новым миром».

В ранних стихах Люгарина часто звучит еще мотив тоски по оставленной деревне:

Разгоняю ль с грузом вагонетку,

Прохожу ль большой

                               Магнитострой,

Признаюсь — смотрю

                               нередко

В край родной…

О своих чувствах и переживаниях лирический герой стихотворений рассказывает, пользуясь образами, навеянными жизнью в деревне: «камни с гор летят, как вспугнутые птицы», пестреют «васильками гвозди», «солнце златогривое всходит над Магнитною горой».

Грусть по деревне у поэта подчас звучала как противопоставление города селу. Но элегические интонации были противоестественными для молодого жизнерадостного паренька, на что посетовал даже его самый близкий друг Борис Ручьев в своем «Открытом письме Михаилу Люгарину», с которым он выступил в печати.

Однако, как и для ручьевского героя, который называет Магнитострой «второй родиной» и всецело отдается ликующей нови, — для лирического героя Люгарина тоже приходят другие времена. Стихи наполняются бодрыми ритмами стройки. На смену былой крестьянской тоске приходит «радость» созидания и коллективизма. Деревне, представляющейся теперь «глухим заброшенным колодцем», противопоставляется «грохочущая столица металлургии», «электричества новое пламя».

Изменился не только герой Люгарина, претерпели изменения умонастроения, взгляды на жизнь самого поэта. В 30-х годах Михаил Люгарин неоднократно посещал поэтические семинары в Свердловске, был слушателем первых малеевских курсов молодых авторов, организованных Союзом писателей СССР и ЦК ВЛКСМ. Самым крупным событием в его жизни стало участие в 1-м Всесоюзном съезде советских писателей, на котором А. М. Горький призвал литераторов Союза Советов сделать труд основным героем их книг.

В 1934 году Михаил Люгарин был принят в Союз писателей СССР.

Однако судьба не баловала поэта. Жизнь его порою складывалась круто, но и на крутых переломах судьбы его не покидала бодрость духа, вера в торжество светлых начал, в торжество справедливости и правды. В 1937 году Михаил Люгарин был незаконно репрессирован. После отбытия в заключении установленного срока с 1940 по 1942 год находился в трудовой армии, пытался честным трудом помочь Родине и народу своему одолеть врага, сокрушить фашизм.

Не обошло Михаила Люгарина и послевоенное лихолетье. В 1947 году он вновь был репрессирован и до 1955 года трудился на Севере, в Норильском медеплавильном комбинате.

О, вьюга,

Марлевая вьюга,

Моей поэзии — сестра.

На севере,

А не на юге,

То днем,

То ночью на досуге

Мы с нею грелись у костра.

Земля Российская богата,

Но я бывал за той чертой,

Где летом солнце без заката,

Пунцовый снег

Пушист, как вата,

Зимует солнце

Под землей.

Где валит с ног

Полярный вихорь…

Этот черный «вихрь» действительно свалил многих… Посмертно реабилитированы уральские поэты Василий Макаров, Виктор Губарев. 20 лет находился «за той чертой», в Оймяконе и предгорьях Памира, Борис Ручьев. Судьба надолго разлучила его с лучшим и преданнейшим другом Михаилом Люгариным, но только укрепила и закалила их дружбу. В 1956 году был реабилитирован Михаил Люгарин, Борис Ручьев — годом позже.

Их переписка 50—60-х годов, переданная в наше распоряжение М. М. Люгариным, воспринимается сегодня как замечательный человеческий документ, восхищает мужеством, честным и чистым взглядом на жизнь, верностью многолетней дружбе, искренним желанием помочь друг другу.

Первый поэтический сборник Михаила Люгарина «Возвращение к незабудкам» увидел свет лишь в 1962 году. Ему предпосланы знаменательные строки:

«Вечному другу — брату поэту Борису Александровичу Ручьеву посвящается».

Ключом к пониманию всего дальнейшего творчества Люгарина, его поэтической декларацией является одно из стихотворений этого сборника:

Сколько я за эти годы

Видел непогод,

Но нигде не канул в воду,

Раз не мой черед.

Полюбил я мир красивый,

В нем я царь и бог,

Всюду матушку-Россию

Защищал, как мог.

В 60—70-е годы в Москве, Алма-Ате и Челябинске выходит еще несколько поэтических книг М. М. Люгарина: «Бег неукротимый» (1968), «Новолунье» (1968), «Любовь заветная» (1971), «Гляжу на мир влюбленными глазами» (1974), «Лирика моих лет» (1975), «Раздумье над судьбой») (1977), «Судьбы моей основа» (1983).

Ведущая, основная тема этих книг — любовь к отчизне, к русскому народу, родной природе:

Край родной!

Два русских слова,

А куда ни глянь,

Всей судьбы моей основа —

Золотая ткань.

Михаил Люгарин находит точные, яркие краски для изображения окружающей природы. В ней черпает звуки и образы, соответствующие духовному настроению своего лирического героя. Нередки в его стихах психологические параллелизмы, олицетворения, аллитерации. Стих его прост и напевен.

Годы берут свое… Уже подрос тополь, посаженный у подъезда городской квартиры, и каждой весной молодою листвою возвещает о неукротимости жизни. Здоровье уже не то, но каждый день поэт совершает необходимую прогулку, и ложатся на стол новые стихи. «Звериноголовская дорога», «Размышление у заводского пруда», «Я иду по улице Ручьева» — вот только некоторые из них. К 70-летию Октября была завершена поэма «Жена комиссара». Газета «Магнитострой» опубликовала отрывки из лирической повести «В дороге».

«Читаешь его новые стихи и видишь: по-прежнему звенит в его душе серебряная струна, он постоянно чувствует самую тесную, кровную связь с родной землей», —

писал уральский поэт Яков Вохменцев в предисловии к одной из книг Михаила Люгарина,

К ней, родной земле, и обращены его самые трепетные, нежные и сокровенные слова.

Хочется пожелать поэту в год его 80-летия доброго здоровья и новых вдохновенных книг. И пусть по-прежнему звенит в его душе «серебряная струна»!

Лидия Гальцева