Письма из крепости. Бивак. Описание битвы близ Хивы
Письма из крепости. Бивак. Описание битвы близ Хивы
«Иркибай, 23 марта 1873 г.
После четырех недель ожидания я получил твое милое письмо и с наслаждением зачитываюсь им… Каждый день я уношусь мыслью в твою хорошенькую квартиру и, если после последнего прощания с тобой не пошел объявить императору, что болен и не могу ехать, то это потому только, что меня прельщала мысль возвратиться к тебе из моей экспедиции другим человеком, который кое-что сделал и которого уже нельзя будет разлучить с тобой… Боюсь только, чтобы Хива не сдалась без боя, лишив меня случая отличиться…
В мае, хоть на несколько дней, я приеду в качестве курьера в Петербург, поэтому прошу тебя не уезжай; если же хочешь ехать на выставку в Вену, то поезжай скорее и распорядись так, чтобы уже не быть там во время моего приезда. Все войска уже здесь, и я получил целый батальон для завершения земляных работ. Всего у меня 750 человек. Форт готов, и завтра мы двинемся дальше, оставив в нем гарнизон. Утром, в присутствии войска, подняли русское знамя на углу крепости; когда оно поднималось, гремело восторженное ура и грохотали пушки… Сейчас киргизы известили, что видели 5.000 хивинцев у Мин-Булака, куда мы пойдем завтра и где будем через два дня.
У меня два отряда стрелков, вооруженных прекрасными берданками, отряд пехоты, 50 казаков, две митральезы, выпускающие по 600 пуль в минуту, и два орудия. Всего 600 человек.
Другая партия врагов находится в 150 верстах отсюда. Она, говорят, снабжена английскими ружьями…
Чем больше мне придется поработать, тем лучше для нас с тобой… Я получил приказ построить мост на Аму-Дарье, которую мы перейдем близ Хивы. Устроить на ней мост довольно трудно, потому что в степи нет леса, для этой работы нам придется добывать материал с крыш хивинских деревень. Завтра мы войдем в песчаные степи Кизыл-Кума (красные пески). Там, на протяжении 150 верст, совсем нет воды… Хивинцы набросали в колодцы земли и всякой нечести; наши солдаты при очистке их вытащили полуистлевшую собаку. Будь эти колодцы поглубже, пришлось бы погибать от жажды. Теперь мы посылаем вперед киргизов справиться о состоянии колодцев. Не очень приятно было пить воду, настоянную на дохлой собаке, но делать нечего. Из опасения не отравлена ли она, мы дали прежде попробовать ее верблюдам… Только что вернулся с охоты, которая могла бы кончиться очень дурно. Мы с офицерами и казаками заблудились ночью в степи, и если бы нас не разыскали посланные за нами, то мы рисковали умереть с голода или попасть в плен…
Прежде всего, будь верна, не позволяй никому даже целовать себе руку. Береги здоровье, одевайся потеплее; петербургская весна опасна. Я вложил в это письмо крестик, надетый при крещении императором Николаем. Носи его; он принесет тебе счастье и сохранит тебя для меня… Не наклеивай почтовых марок на письма ко мне; членам императорской фамилии они доставляются даром. Экономия!..
«Бивак в степи Кизыл-Куш, 31 марта 1873 г.
Мы в 3 дня прошли 100 верст бесплоднейших степей. Пески эти действительно ужасны; при этом утомительная жара днем и сильный холод ночью. Мы тащили с собой воду, потому что ее совсем нет на этом переходе… Отдавая своему отряду письменный приказ о выступлении в поход, я подписал так: «Начальник авангарда, адъютант Е. В. государя капитан генерального штаба Н.». Не дерзко ли это? Всего несколько недель тому назад я был кавалергардом, и вот, вдруг, без всякой подготовки строю мост в степи близ Хивы, о существовании которой я не подозревал и теперь состою в звании начальника авангарда, которое дает мне право отдать под военный суд и даже расстрелять любого человека в моем отряде, а мне всего 23 года! Расскажи это адмиралу; он от души посмеется.
Вчера к нам явился посланник хана со свитою из 25 человек. Они привели с собой два десятка русских пленников, вероятно, в надежде остановить нас. Но теперь уже поздно, роковой час для Хивы пробил. Через 4 дня мы соединимся с войсками, идущими из Ташкента, и тогда начнем брать города один за другим»…
В следующем письме без означения числа и места великий князь писал:
«У нас уже было несколько встреч с неприятелем. Вчера великий день; мы дали сражение. Неприятель хотел отрезать нас от Аму-Дарьи, чтобы мы погибли от утомления и жажды в песках. Представь себе, триста тысяч (?)человек верхом на превосходных лошадях, со знаменами, ружьями и саблями. Они окружили нас со всех сторон в 12-ти верстах от реки и с дикими воплями бросились на наших стрелков. Самые смелые приближались к ним на 40 шагов и стреляли. Я видел ясно, как некоторые из них падали убитые. Раненных они не покидали, но, подскакав к ним во весь опор, клали их на свои седла и увозили. Не правда ли, как это благородно? Но видеть убитых ужасно.
Генерал послал меня с кавалерией преследовать врага. Когда мы прибыли к неприятельскому лагерю, там было еще 150 туркменов. Полковник обрадовал меня предложением атаковать их. Я приказал протрубить сигнал, скомандовал «сабли наголо» и сам обнажил шашку с совсем иным чувством, чем в Петербурге на Марсовом поле перед императором. Обернувшись, я увидел, что мои казаки крестятся, приготовляясь к смерти. Я поднял саблю, скомандовал «марш-марш!», через 10 минут мы были в неприятельском лагере и увидели только их спины. Никогда не забуду этих минут, хотя и не было крови. Сердце мое сильно билось, когда пули свистели около нас… Генерал меня благодарил; все говорят об этом и бесятся».