Лиса и виноград
Лиса и виноград
Савин, бывший офицер Никиного лейб-гвардии Волынского полка, подсел к Фанни в ресторане. Она ожидала великого князя, а корнет составил ей компанию и одновременно защиту от назойливых поклонников. Николай Константинович по достоинству оценил джентльменский поступок Савина, с которым раньше он только раскланивался. Ники попросил корнета остаться с ними.
Так они познакомились.
За обильной выпивкой языки у мужчин развязались. Речь зашла о политике и самодержавии, в частности. Корнет признался в антипатии к императору и вообще Романовым.
«Великий князь Николай распалился и поддакивал, — пишет Михаил Греческий. — Надобно, дескать, вывести на чистую воду их всех! Их порочность! Жестокость! Бесчеловечность, наконец! И — да, что есть, то есть — незаконный захват власти! Разоблачить само, наконец, самодержавие! Долой, одним словом!
Фанни Лир.
Фанни не вмешивалась. Слушала она с любопытством и смехом, а по временам с лёгким испугом.
Осоловев от вина, с пьяной яростью, Ники схватил карту блюд и на обороте нацарапал:
«Будь проклята, кровавая династья!
Уж близится кончина самовластья!»
Затем великий князь перечел экспромт намеренно громко, так, что слышала публика за соседними столиками.
— Стало быть, стишки пишите, ваше высочество, — коварно заметил херувим. — Стишки, и только-то!
— Почему это — «и только то!», — обиделся великий князь. — И вовсе даже не только! Я готов заняться делом. Самодержавие давно пора упразднить. России требуется демократическое устройство.
И тут Ники для пущей важности принялся перечислять свои знакомства среди, как он выразился, «людей, готовых на всё». От одних только фамилий Никиных так называемых «друзей» у полицейского начальства, не говоря о папа и дяде, волосы встали бы дыбом.
— Вы правы, ваше высочество, — поддакнул Савин, — это настоящие люди. А с нашими дряхлыми старцами мы погибнем. И я, ежели ваше императорское высочество пожелает, могу свести вас также с готовыми на всё людьми. Они действительно готовы действовать. И меры у них самые крайние.
— Террор? — с изумлением просил Ники. С него даже хмель слетел.
Савин почуял, что великий князь загорелся. Ники пустился в расспросы. Каков у них план действий, какие сроки прочее.
— Спросите у этих людей сами, — отвечал Савин.
На том ужин и кончился, и новые знакомые расстались».
Был ли в действительности такой разговор? Да ещё в ресторане? Среди любопытной публики, не спускавшей глаз с великого князя, красавицы Фанни и корнета-херувима?
Это фантастично. Во всяком случае, в опубликованных в последнее время источниках нет прямых доказательств того, что великий князь Николай Константинович сочувствовал революционерам и желал свержения монархии. Тем не менее, нельзя исключать и того, что факты были, да о них предпочли умолчать в сохранившихся документах.