10. В Латвии и Белоруссии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

10. В Латвии и Белоруссии

Еще было светло, когда мы вышли к одинокому дому лесника, расположенному в густом ельнике близ границы. В здешних деревнях дислоцировались отряды айзсаргов[3], имеющие телефонную связь с гитлеровскими гарнизонами, поэтому мы решили перейти границу ночью.

Немецкие оккупанты уничтожили всякую государственности Латвии. Страна была включена в состав имперской провинции «Остланд». Главой этой провинции был назначен прибалтийский барон рейхскомиссар Розенберг, а непосредственным правителем Латвии — матерый фашист Дрекслер. Латвия была разделена на четыре округа, во главе которых стояли бывшие прибалтийские бароны и фашисты из «рейха». Полицейские и карательные органы были подчинены ярому врагу латышского народа — обер-группенфюреру «СС» генералу полиции Еккельну.

До похода оставалось два-три часа. Партизаны окружили штурмана. Все интересовались последними событиями, спрашивали об открытии второго фронта. Из рассказа штурмана мы поняли, что американцы и англичане не спешат, нарочно тянут время. Конечно, империалисты не заинтересованы в нашей скорой победе.

— Капиталисты — те же фашисты, только, пожалуй, клыки у них поменьше, — сказал пулеметчик Василий Беценко.

— Факт. Капиталисты — это волки в овечьей шкуре, — поддержал разведчик Сергей Бабаев.

Разговор о втором фронте оставил у каждого в душе неприятный осадок.

Потом штурман рассказал нам о жизни в советском тылу, об успехах Советской Армии на фронтах.

Незаметно сгустились синеватые мартовские сумерки, наступила ночь.

Мы шли по территории Латвии к поселку Бриги. На пути то и дело попадались многочисленные хутора, называемые мызами.

— Вот она, столыпинщина, — кивал в сторону одиноких домиков комиссар Новиков.

Изредка раздавались винтовочные выстрелы. Айзсарги, видимо, чувствовали нас.

В полночь подошли к волостному центру Бриги. Здесь Назаров выслал разведку в трех направлениях: к железной дороге Зилупэ — Резекне, к Бригам и к местечку Лиель Пикова. С одной из разведывательных групп пошел и штурман.

К утру все сошлись в условленном месте — в хвойном лесу. Партизаны задымили самокрутками, закурил из трофейной трубки и наш гость.

В лесу было безветренно и казалось не так холодно. Мы разожгли костры и, наломав еловых веток, разместились вокруг огня.

Пригревшись, люди стали засыпать, и только штурман долго рассказывал кому-то о ночной вылазке. Он восхищался смелостью партизан, которые на его глазах перебили охрану волостного центра, а затем забрали там какие-то документы.

На территории Латвии нам предстояло провести еще одну ночь. Необходимо было выслать разведывательные группы к крупной железнодорожной станции Лудза и к местечку Карсава.

В полдень комбриг поднял Альберта Храмова и Анатолия Неймана. Им Назаров поручил собрать сведения о дислокации немецких частей в Лудзе и Карсаве.

Группа Храмова, следовавшая в Лудзу, экипировалась под вражеских солдат и полицейских. С ними шел Адольф Иваныч. Разведчики выехали на станцию днем. Навстречу им часто попадались гитлеровцы. Никто не обращал внимание на переодетых партизан. Ребята же были начеку.

Когда стало смеркаться, группа благополучно миновала вражеский контрольный пункт. Храмовцы сначала наведались на железнодорожную станцию: осмотрели пути, сооружения, подвижной состав, а затем направились в поселок.

Собрав нужные сведения, партизаны вернулись на вокзал. Им очень хотелось прихватить с собой важного пассажира, за которого сам Назаров сказал бы спасибо, но, как на грех, в зале ожидания было пусто.

Часов в одиннадцать ночи храмовцы покинули Лудзу. В двух километрах от поселка они снова встретились с немцами. Как выяснил Адольф, солдаты конвоировали на станцию двух арестованных латышских патриотов.

Оценив обстановку, Храмов приказал обезоружить конвой. Немцы — их было двенадцать человек — пытались сопротивляться, но бойцы применили оружие. Лишь двоим гитлеровцам удалось убежать.

Партизаны разрезали веревки на руках освобожденных товарищей, погрузили оружие на захваченную у немцев повозку и двинулись в лагерь.

Латышских патриотов — двух статных парней — мы передали в местный партизанский отряд.

Пока ожидали летной погоды, пока другой самолет доставил винт и лыжу, прошло девять дней. Вечером отремонтированный самолет выкатили из кустов.

— Внимание! Контакт! — кричал штурман, вращая руками пропеллер.

— Есть контакт! — отвечал из кабины пилот.

Но двигатель фыркал и, не заводился.

— Давай на буксире попробуем, — предложил бывший шофер Букша.

— На буксире не получится. Это же самолет, а не автомашина. Ты вот лучше крутани винт, — утирая рукавом пот, попросил штурман.

Букша с удовольствием подошел к самолету, плюнул на ладони и, взявшись обеими руками за винт, рванул его вниз.

Двигатель чихнул раз-другой, пропеллер робко качнулся из стороны в сторону и вдруг закрутился все быстрее и быстрее, пока не слился в сплошной серебристый круг. Рев мотора потряс лесную тишину.

— Ура! — с восторгом закричали партизаны.

— Молодец, Букша! Легкая у тебя, брат, рука!

Самолет улетел.

А на следующее утро со стороны Борисенки — Козельцы мы услышали частую ружейно-пулеметную стрельбу. Назаров выслал туда разведку. Я со своим отрядом выдвинулся к сожженной деревне Лубьево, чтобы в случае необходимости ударить по врагу.

Когда мы подходили к Лубьеву, навстречу нам выбежали люди.

— Каратели идут! Немцы! — кричали они в панике.

— Не бойтесь, товарищи. Мы не пустим их сюда, — пробовал успокоить народ Богданов.

Но уговоры не помогали. Люди, столько натерпевшиеся от карателей, теперь бежали от них в лес. Одетые в лохмотья, они тащили свой немудреный домашний скарб. Даже маленькие детишки несли ведра, лукошки, ухваты. Худенькая черноглазая девочка лет восьми запихивала под пальто котенка. Испуганный котенок не слушался хозяйку, норовил выскочить и убежать.

Смотря на эту картину, мы твердо решили не пустить сюда карателей.

Километрах в двух застрочили автоматы. Начали рваться мины. В Лубьево верхом на конях примчались наши разведчики.

— Что там? — спросил я старшего из них, Бориса Хаджиева.

— Идут по двум дорогам. Сотен пять… не меньше. Слышали, как сейчас из минометов стукнули? Это по нас.

Разведчики понеслись в бригаду. Немцы стреляли теперь где-то совсем рядом, но показываться не решались.

К обеду в Лубьево приехал Назаров, а следом за ним пришел отряд Лопуховского.

— Ты что, Ильич, скучаешь здесь? — с озорной улыбкой спросил Сан Саныч. — Обожди, сейчас заставим фрицев танцевать полечку. А не захотят полечку — пусть пляшут цыганочку. Ха-ха-ха…

Едва Лопуховский сказал это, как с противоположной стороны поляны показались люди в белых халатах.

— Идут, — пронеслось по цепочке.

Несколько человек вышли вперед. Остановились, видимо решая, как двигаться дальше. Это была фашистская разведка. Через несколько минут в той стороне стали скапливаться вражеские солдаты — подходили основные силы.

Немцы идти прямо боялись. Они решили выслать в обход поляны две группы разведчиков.

Мы не стали ждать, пока они подойдут вплотную. Назаров дал сигнал, и над Лоховней заговорило оружие.

Немцы укрылись за деревьями. Заговорили тяжелые минометы, а следом ударили и вражеские пулеметы.

Каратели оказались бывалыми. Получив подкрепление, они попробовали обойти нас с двух сторон. Наши заслоны встретили их дружным огнем, и немцам пришлось отступить.

Но каратели не уходили. Надеясь на свое численное превосходство, а также на минометы, которые беспрестанно обстреливали наши позиции, они дважды бросались в атаку, пытались опрокинуть нас.

К месту боя стали подтягиваться другие партизанские отряды. Во фланг неприятелю зашел отряд Григория Заритовского. В бой вступил отряд Рыбакова, а когда немцы собрались занять оборону, прибыла бригада Марго.

Карателей общими силами прогнали из Лоховни, но они частенько стали тревожить нас.

Товарищи из Себежа сообщили, что гитлеровцам стало известно о неоднократных посадках советских самолетов. Немецкие разведчики высказали своему начальству предположение о прибытии в Лоховню представителей Ставки Главного Командования. Вот почему так упорно лезли к нам каратели.

В середине марта радисты приняли радиограмму. Нам предлагалось выйти в Белоруссию.

Нужно было срочно заготовить необходимый запас провианта, так как на белорусской земле, куда мы шли, давно не было ни мяса, ни хлеба, ни соли. Немецкие оккупанты все разграбили и разорили. Латышские партизаны из отряда Самсона посоветовали нам напасть на вражеский гарнизон на территории Латвии и захватить там продукты.

Государственную границу буржуазной Латвии охраняли отряды айзсаргов. Выкормыши правительства Ульманиса никого не пропускали в Латвию, тем более партизан. Возле их застав шли ряды колючей проволоки, черные глазки пулеметов смотрели из амбразур дзотов.

Одну из таких пограничных застав мы и выбрали для нападения. За день до выхода на операцию к нам приехал Григорий Заритовский. Узнав о нашем намерении, он сказал:

— Будем бить вместе. Вы нападете на заставу Ловушки, а я — на заставу Конгольци.

На том и порешили.

Обе заставы находились в двух километрах друг от друга. Налет договорились произвести одновременно.

Вечером следующего дня мы вышли из Лоховни в Латвию. В полночь подошли к границе. Заритовский свернул налево, мы — направо. Дорог не было, шли по крепкому мартовскому насту. Проводник — латыш из отряда Самсона — подвел нас к заставе.

— Вон казарма… — указал он на громоздкую постройку, темневшую на пригорке. — Только будьте осторожны, там у них укрепления и колючая проволока.

Назаров с отрядом Лопуховского остался на краю леса. Они должны были ударить по заставе с восточной стороны. Я со своими ребятами пошел в обход. Наша цель — первыми открыть огонь, чтобы отвлечь внимание противника. Идти пришлось более километра. Лунная ночь не позволяла выйти в чистое поле, где нас могли заметить. Пробираясь по краю леса, отряд подошел к дороге Ловушки — Конгольци. Разведчики остановились: к лесу, прямо на нас, двигалась группа айзсаргов.

Что делать? Стрелять? Тогда застава поднимется по тревоге, и нам уже нельзя будет подойти к ней незамеченными. Сорвется план операции.

Я приказываю пропустить айзсаргов. Держа наготове автоматы, замираем, пока они проходят мимо. Айзсарги идут гуськом. Перед входом в лес один из них подает команду, и мы слышим, как щелкают затворы оружия. Шаги медленно удаляются. Мы идем дальше. Наш отряд под прикрытием изб выдвигается на исходный рубеж.

Два часа ночи. Пора начинать. Раздается дружная автоматная и пулеметная стрельба.

С заставы тоже слышны пулеметные очереди. От зажигательных пуль загорается одна из построек за колючей проволокой. Айзсарги бросаются тушить огонь, но мы не даем им этого делать. Пламя жадно пожирает сухие доски и вскоре перебрасывается на заставу. Среди врагов начинается паника. Меткие партизанские выстрелы, пожар заставляют фашистов искать спасения. Они скапливаются возле главных ворот, намереваясь прорваться к реке Зилупэ. Вот один из них бежит к прибрежным кустам. Я нажимаю на курок автомата, и человек валится в снег. Другие не решаются следовать его примеру.

Со стороны Конгольцев доносятся разрывы гранат. До самого неба полыхает огромное зарево. Отряд Заритовского ведет бой с гитлеровскими прислужниками.

Гарнизон заставы был уничтожен.

Не успели мы уехать, как над догоравшей заставой появился самолет. Это прилетели наши друзья. Сделав круг и сбросив красную ракету, они поприветствовали нас и улетели в Лоховню.

Вернувшись в лагерь, все увидели замаскированный ветками самолет. Но встреча с летчиками была на этот раз невеселой. При разгроме вражеской заставы мы понесли потери. Погиб наш песенник, боевой товарищ Федя Шилин. Осенью к нам в бригаду, вырвавшись из фашистского плена, пришел бывший старшина Советской Армии Матвеев. Старшина приглянулся нам, и мы назначили его помощником по хозяйственной части. Он оказался исключительным работягой. Наладил сапожную и швейную мастерские, соорудил кухню, баню и прачечную. Одним словом, много взял на себя забот. В этом бою Матвеев был тяжело ранен и на следующий день умер от заражения крови.

В отряде Заритовского погибло трое бойцов. Сам командир был тяжело ранен.

Через несколько дней наши люди из Себежа сообщили о готовящейся против нас карательной экспедиции. Мы срочно стали готовиться к походу в Белоруссию. В течение трех дней свернули свои дела по разведке, хозяйственники напекли в дорогу хлеба, насушили сухарей и закоптили сотню килограммов свинины. Копченость, правда, получилась не первого сорта, но есть было можно. Копченое мясо шутники прозвали гужами, и не без основания. Мясо было нарезано длинными, узкими полосками и тянулось в зубах, как сыромятина.

Накануне похода разведчики донесли, что немцы занимают ближайшие деревни. Весть о карательной экспедиции подтвердилась.

Мы ночевали в лесном лагере последнюю ночь и на следующий вечер должны были покинуть Лоховню.

Часов в одиннадцать дня со стороны Ноглово и Козельцев донеслась ружейная стрельба. Через полчаса выстрелы послышались еще в двух направлениях: со стороны Борисенков и со стороны Поповки. Разведка доложила о больших скоплениях противника. Назаров приказал мне выдвинуться с отрядом к Лубьеву и во что бы то ни стало задержать карателей до темноты.

Одним броском отряд достиг сожженной деревушки и занял приготовленные позиции. Только на днях мы отбивались здесь от карателей, и вот они снова пожаловали сюда.

Время шло, но немцы не показывались. Они, очевидно, готовились к большому утреннему наступлению.

На землю опустился вечер. Мы ждали сигнала, что бригада вышла в поход. Вместе с нами в Белоруссию должен был идти и отряд Заритовского. Всего набиралось триста двадцать человек. Шел и небольшой обоз с ранеными. На одной из повозок лежал Гриша Заритовский.

Ожидая приказа о снятии обороны, я выслал связных к бригаде. Хотелось узнать, почему она задерживалась. Минут через двадцать связные вернулись.

— Можно сниматься, бригада на марше, — сказали они.

Мы прошли по санной дороге через невысокий сосняк и вышли к своему аэродрому.

— Прощай «штадт Лоховня»! — обернувшись в сторону лагеря, сказал Богданов.

Впереди предстояла трудная и опасная дорога. Враг занял все коммуникации, поэтому приходилось двигаться по бездорожью. Над лесом то здесь, то там взвивались ракеты. Иногда раздавались выстрелы. Это каратели «отпугивали» партизан.

Наша главная забота — благополучно перейти железнодорожную линию Себеж — Зилупэ. Мы знали, что ее сильно охраняют немцы, а поэтому очень беспокоились: ведь с нами был обоз раненых. От Лоховни до железной дороги — более двадцати километров. Это расстояние мы должны пройти без проводников, минуя дороги и населенные пункты. Самый удобный участок для перехода железнодорожной линии, на наш взгляд, находился в полутора километрах от латвийской границы, между гарнизонами Мигели и Дылново. Туда и направлялись мы.

Время перевалило за полночь, когда колонна уткнулась в шоссе Заситино — Мигели. До железной дороги — один километр. Остановились, чтобы осмотреться, как лучше перейти линию.

Гарнизоны Мигели и Дылново расположены у самого полотна, в восьмистах метрах друг от друга. Пройти между ними не так просто. Ночь светлая, подходы открытые: чистое поле. В ночной тишине хорошо слышен каждый шорох.

Созываем командирский совет. Одни предлагают выслать вперед ударную группу, другие — с ходу напасть на гарнизоны.

По предложению Назарова, решаем ждать поезда, чтобы под его шум перейти железную дорогу.

Время — третий час. То и дело в небо взлетают ракеты: охрана железной дороги начеку.

Наконец со станции Зилупэ доносится паровозный гудок, слышен шум идущего поезда.

— Приготовиться! — звучит команда.

Выдвигаем вперед группу автоматчиков. Они должны оседлать полотно с двух сторон, чтобы пропустить колонну через железную дорогу.

Грохот приближающегося поезда нарастает с каждой минутой.

— Давай! — командует Назаров.

Возницы хлещут коней, колонна спешит к линии. По сторонам движутся боковые заслоны. Их назначение — прикрыть обоз, если неприятель заметит нас.

Мы быстро бежим. Справа видны огни паровоза. Они все ближе и ближе. Мы устремляемся им наперерез.

Шум поезда заглушает топот многочисленных ног, бряцание оружия, скрип повозок. Но враги свободно могут видеть нас на открытом снежном поле и в любую секунду ударить с двух сторон.

Со взводом автоматчиков я бегу в голове колонны. Мне видно, как передний заслон наших бойцов уже ломает и валит на землю снегозадерживающие щиты, расчищает дорогу обозу. Темная лента вагонов, лязгая колесами, пробегает мимо.

Передний заслон выскакивает на железнодорожное полотно и неожиданно лицом к лицу сталкивается с немецким патрулем.

В воздухе повисает осветительная ракета, слышатся крик, стрельба из автоматов. Гитлеровцев немного — человек десять. Некоторые из них успели залечь и теперь отстреливаются.

Заслышав стрельбу, караульная служба Мигелей и Дылнова подняла тревогу. Оттуда веером взлетают ракеты, слышатся выстрелы.

— Переправить обоз! — раздается голос комбрига.

С кучкой бойцов спешу на помощь заслону. Перед глазами мелькают силуэты вражеских солдат. Мы с ходу бьем по ним, и они, отстреливаясь, пытаются бежать. Как назло, в автомате перекосило патрон. Спешно устраняю неисправность и даю очередь по убегающим немцам. Над моим ухом оглушающе бьет пулемет. Это Беценко стоя стреляет по врагу.

Тем временем обоз переваливает через железнодорожный путь. Боковые заслоны, ведя перестрелку с гитлеровцами, тоже переходят линию. Впереди лес. Позади нас — огромный фейерверк ракет. Всполошенные немцы во всех гарнизонах от Заситина по границы палят из оружия.

Главная преграда преодолена, ворота в Белоруссию открыты.

Около часа идем лесом, пересекаем латвийскую границу и случайно натыкаемся на пограничную заставу айзсаргов. Может быть, эта встреча обошлась бы без перестрелки, но один из наших бойцов случайно нажал на курок винтовки. Грянул выстрел, залаяла сторожевая собака, взвилась осветительная ракета, и сразу же раздалась пулеметная очередь.

Дружным огнем заставляем врага замолчать. Айзсарги не рады, что связались с партизанами.

Идем по территории Латвии. На пути изредка попадаются спящие хутора-мызы. Ничто не мешает движению. Наши разведчики кое-где стукнут в хуторское окошко, мы возьмем хозяина-проводника и двигаемся дальше. Бригаде предстоит дальняя дорога к станции Дретунь, которая расположена за городом Полоцком.

Наступает рассвет. Попавшийся на пути сосновый бор манит своей тишиной, и мы с удовольствием устраиваем привал. Немало пути пройдено за ночь, много волнений и тревог выпало на долю каждого, но признаков усталости не чувствуется. Даже пессимистически настроенный Гопа вместо своей заунывной песни: «…Иду туда, куда ведут…» запел веселую «Перепетую». Ребята подхватывают задорный куплет:

…Сидели мы на крыше,

А может быть, и выше,

Сидели мы на самой на трубе…

Шутки, смех слышатся повсюду.

— Эй, Гопа, хватит петь песни, доставай «гужи», подзаправимся! — кричит Петя Зеленый.

— Какие «гужи»? Они у тебя в сидоре.

— Ты что, рехнулся?

— Говорят, нету у меня «гужей».

Выясняется, что у Гопы и Пети Зеленого один мешок на двоих. Понадеявшись друг на друга, они оставили его на той стороне железной дороги, когда ждали поезда.

— Эх вы, горемыки, — качает головой Богданов. — все-то вам не везет.

— Не везет, — согласился Гопа. — Ведь у нас там копченого мяса больше чем у всех было. Теперь приходится переходить на пищу святого Антония.

Хорошо придумали наши хозяйственники, что закоптили мясо. Идя по сожженным и разоренным районам Белоруссии, мы нигде не могли найти соли. Не было ее и у местных жителей. Вот здесь-то и пригодились копчено-соленые «гужи». И не только нам — мы делились ими с больными крестьянами.

Плохо приходилось людям в этих краях. Местность так опустошили фашисты, что на десятки километров не встретишь ни одной деревни. Оставшиеся в живых люди ютились в землянках и питались кое-чем.

Двигаясь по обездоленной земле, мы вышли к Освее. Местные партизаны рассказали нам о своем тяжелом положении. Главная беда — отсутствие продуктов. Действия партизанских отрядов ограничивались в основном операциями но защите населения. Прячась от озверевших фашистских палачей, к партизанам сбегались тысячи советских людей. Были здесь не только старики и женщины, но и совсем крохотные детишки-сироты, спасенные партизанами под Полоцком. Фашистские людоеды собирались взять у них кровь и затем умертвить…

Отсюда, из-под Освеи, наш отряд сходил в разведку к станции Дрисса и к латвийскому местечку Штяуне.

В это время радисты приняли радиограмму. Нам предлагалось найти площадку для посадки самолетов.

Ввиду того, что в Освейском районе стали скапливаться карательные отряды, что говорило о готовящейся экспедиции, мы решили искать площадку в лесной местности. Для этой цели выбрали озеро Страдное.

Наступила оттепель, на льду появились лужи. Лед почернел. Нужно было торопиться, чтобы не утопить самолеты. Но с Большой Земли радировали: низкая облачность не дает возможности вылететь.

Каратели между тем сжимали кольцо. Мы предупредили об этом штаб партизанского движения.

В один из вечеров, когда совсем уже стемнело, все услышали рокот моторов. Дежурные бросились поджигать сигнальные костры, но над головой пронеслась немецкая «рама».

Около полуночи к нам на лед опустился ПО-2. Летчик вручил Назарову бумагу, которая здесь же была расшифрована. Командование партизанского штаба приказывало нам вылететь в советский тыл. Комбриг велел радистам коротко запросить подтверждение. Оно было получено.

На первых машинах отправили раненых и больных, в числе которых был и Григорий Заритовский.

Те из нас, которые должны были покинуть вражеский тыл, отдавали оружие и боеприпасы местным партизанам.

— Придется лететь обратно — дадут, а здешним товарищам оружие пригодится, — рассуждали мы.

Назаров распорядился доставить на озеро спасенных под Полоцком детей.

— Возьмем с собой, не пропадать же ребятишкам, — сказал комбриг.

В каждую машину садились по три человека — двое в люльки на плоскости и один в фюзеляж. Пассажиру, сидящему в фюзеляже, давали на руки ребенка — «довеска», как называли партизаны малышей.

Уже лед на озере совсем размяк и подоспевшие каратели стали обстреливать из автоматов наш аэродром, когда последний самолет улетел на Большую Землю. В этом самолете летел комбриг Назаров.

В конце мая 1944 года бригада имени Дениса Давыдова была вновь послана в тыл врага. Совместно с частями Советской Армии партизаны приняли участие в изгнании фашистов из пределов Калининской области.

В июле территория области была полностью очищена от оккупантов. Многие народные мстители дошли с советскими войсками до логова агрессора и отпраздновали там победу.

Встреча у костра. Бывшие партизаны (слева направо): В. И. Терещатов, А. И. Штрахов, А. Р. Соловьев, Н. А. Волков и В. Ф. Рыбаков.

У могилы Лизы Чайкиной (слева направо): мать Лизы — Ксения Прокофьевна, родители погибшего партизана Володи Павлова — Александра Федоровна и Максим Павлович — и бывший командир партизанского отряда Терещатов В. И. Июнь 1961 г.