6. Гитлеровцы мстят за генерала

6. Гитлеровцы мстят за генерала

От Богданова пришли связные. Они принесли план гарнизона Опочки и сообщили много новостей. Свиные рассказали, что их группе пришлось столкнуться с фашистами и что сам Богданов получил тяжелое ранение.

В день прихода связных в деревню Борисенки нагрянули немцы. Гитлеровцы что-то замышляли. Около суток мы находились в обороне, ожидая незваных гостей.

В морозный январский вечер нового, 1944 года бригада организованно снялась со своей базы и пошла на северо-восток, под Опочку. В полночь нам пришлось быть очевидцами замечательного зрелища. Шагая по безлесной возвышенности, мы уловили в звездном небе рокот самолетов. Они шли в сторону Идрицы. Вскоре над городом вспыхнули огромные осветительные шары, задрожала земля от разрывов авиабомб. Советские самолеты бомбили идрицкий железнодорожный узел и гарнизон. На путях горели эшелоны с горючим и техникой. Беспрерывно стреляли немецкие зенитки, по небу бегали яркие лучи прожекторов, но самолеты продолжали смело летать над морем бушующего огня.

Мы невольно остановились. Радостно было сознавать, что в этом массированном налете советской авиации на вражеский гарнизон была частица и нашего труда: наша бригада своевременно представила командованию Советской Армии план Идрицы.

Стараясь скорее прийти в назначенный пункт, бригада почти без отдыха двигалась по заснеженным дорогам. Изредка на пути попадались полусгоревшие деревушки, и мы ненадолго заходили туда, чтобы узнать у жителей о расположении неприятельских гарнизонов.

К исходу второй ночи бригада приблизилась к шоссе Опочка — Пустошка. Утро застигло нас в крайне опасном месте у стратегического шоссе, в пятистах метрах от, большого гарнизона противника. Раздумывать некогда, надо действовать быстро.

Выдвигаем вперед заслон из автоматчиков. Вместе с ними идут Адольф и Иозеф. В случае необходимости они должны задержать движение вражеского транспорта. Бригада подтягивается вплотную к дороге. Сквозь деревья виднеются проезжающие тягачи с пушками, врытые фургоны и машины различных марок. Они идут бесконечным потоком. Люди сосредоточены, все ждут сигнала. Наша главная задача — благополучно перейти шоссе.

Уже совсем рассвело. Теперь враги могут хорошо нас видеть. На какое-то время стихает шум автомобилей.

— Пошел! — звучит команда.

Преодолевая глубокие сугробы, партизаны бросаются вперед. Миновав укатанную полосу шоссе, вы вклиниваемся в густой ельник и идем, не останавливаясь, по снежной целине.

Ребята устали, но настроение у всех хорошее: задача решена успешно. Бойцы улыбаются друг другу, потихоньку перебрасываясь шутками.

Бригада выходит на лесную просеку. Над деревьями в морозной дымке поднимается оранжево-красное солнце. Длинные тени деревьев ложатся на багряный пушистый снег. Пора отдохнуть. Кстати, впереди виднеется деревня. Заманчиво клубится над избами дымок. Мирно кукарекают разноголосые петухи. Никаких признаков неприятеля.

— Вот здесь и остановимся, — говорит Назаров. — Деревня Бабинино.

Выставив часовых, расходимся по домам. Со мной идут Поповцев, Соколов, Беценко, Ворыхалов. Ребята, не раздеваясь, укладываются на пол, а я ложусь на широкую лавку у окна.

Хозяйка деловито копошится у печки, ворошит кочергой пылающие поленья. Из топки прямо в лицо бьет яркий свет пламени. Невольно закрываю усталые глаза.

Звон посуды заставляет меня вздрогнуть. С трудом поднимаю тяжелые веки, смотрю на занятую хлопотами женщину и невзначай спрашиваю ее:

— Кто с вами живет?

— Мы с доцкой вдвоем живем, — смешно цокая, охотно отвечает она на местном опочецком наречии.

— А где же дочка?

— В школу утром ушла.

— А где школа?

— В Звонах, на большаке.

— Немцы есть там?

— Есть.

— А далеко до Звонов?

— Нет, недалеце. Версты три.

Я расспросил хозяйку подробнее о вражеском гарнизоне и снова стал засыпать. В это время в избу вошла девочка. Она подошла к матери и, озираясь по сторонам, стала что-то шептать.

— Что случилось? — спросил я, поднявшись с лавки.

— Не бойся, доценька. Расскажи дяде, поцаму ты вернулась из школы.

Я достал из кармана кусок сахара и, поманив девочку, положил ей в руку.

— Скажи, почему ты рано пришла из школы? — ласково спросил я.

— Нас учительница отпустила.

— А почему отпустила?

— К нам в класс немец пришел и сказал, что солдаты видели много бандитов. Он велел отпустить нас по домам.

— А что делают там немцы?

— Бегают по деревне, кричат и запрягают лошадей.

Медлить было нельзя. Я разбудил бойцов и тотчас сообщил обо всем комбригу. Через десять минут бригада была на ногах.

Когда мы покидали деревню, с другого края в нее въезжали немцы.

Наш путь пролегал по заснеженной лесной дороге. Мы шли теперь прямо к группе Юры Богданова. Нужно скорее взять данные разведки и оказать медицинскую помощь раненому политруку.

Поздно ночью бригада достигла цели. Наши разведчики стояли в деревне Авденково. Сам Богданов с двумя бойцами находился в землянке, в лесу, и мы встретились с ним только утром.

Юра чувствовал себя неважно. Ходить он не мог. Рана гноилась. Бригадная медсестра Женя Крымская принялась лечить его.

В тот же день из Авденкова к Звонам выслали на лошади разведку из двух человек. Разведчики должны были осмотреть оставленный нами след и узнать, куда направились немцы. В разведку поехали Лайзан и Комков, по прозвищу Фогель.

Вечером со стороны Бабинина донеслись выстрелы. Мы насторожились. Прошла ночь. Наступил следующий день, а Лайзан и Фогель не возвращались.

В полдень боевое охранение заметило большую группу вооруженных людей, пробиравшихся по краю леса к нашей деревне. Неизвестные оказались вражескими лыжниками.

Мы не стали ждать, пока они подойдут вплотную. Сильный автоматный огонь мигом рассеял отряд фашистов. Неприятель даже не отстреливался. Зато с другой стороны, там, где за ближним ельником шла зимняя дорога, заработали сразу несколько пулеметов. Вражеские пулеметчики били неточно, прикрывая отход немецких солдат в глубь леса. Вслед за противником мы выслали разведку. Немцев партизаны не догнали, они ушли, к большаку. Но на одном из хуторов разведчики нашли тело Лайзана.

Хозяйка дома рассказала, что вчера вечером к ее дому подъехали двое партизан. Они зашли обогреться. Настроение у них было хорошее. Один из них, очевидно Фогель, так шутил и острил, что хозяйка смеялась до слез. Когда ребята вышли, на крыльце послышалась возня, раздались выстрелы и крик. Дом оказался окруженным врагами. Лайзан был убит на месте, а Фогеля немцы увезли в гарнизон и после ужасных пыток расстреляли.

Обстановка заставляла нас покинуть Авденково. Ночью мы сделали ложный маневр и остановились в пятнадцати километрах от станции Опочка. Деревня Смешова, где нашли мы пристанище, упиралась задворками в лес. На север от нее простирались поля со множеством разбросанных деревень и возвышавшимися кое-где церковными колокольнями. Ближайшая колокольня маячила в двух километрах от нас, в селе Рясино. Там решили сделать заслон и наблюдательный пункт. Заслоны также были выставлены в Казаморове, Лаврихине и Терехове.

Заходя в деревни Опочецкого района, мы с интересом слушали цокающий говор местных жителей.

— Уж больно потешно вы говорите, — посмеялся как-то над одним стариком Ворыхалов.

Шустрый дед плутовски подмигнул ему и, хлопнув по плечу, скороговоркой ответил:

— Мы, скапцане — те же англицане, только на реци инаци…

Ребята с трудом сдерживали улыбки.

— Вот так англичане! А далеко от вас Англия?

— Недалеце. От Опоцки три верстоцки и в боцок один скацок!

— Не обращайте, сынки, на нас, скобарей, внимания. Такие уж мы уродились, — махнув рукой, говорила бабка Аграфена, жена деда-шутника.

Анализируя сведения, собранные группой Богданова, командование бригады особенно заинтересовалось секретной немецкой частью в селе Глубокое. Один из наших активных агентов под кличкой «профессор» докладывал, что в большом особняке немцы устроили какую-то школу. Особняк был обнесен высоким сплошным забором с несколькими рядами колючей проволоки и имел сильную охрану. К нему не подпускали даже немецких солдат. В особняк пропускались только офицеры и какие-то люди, одетые в штатское.

Через неделю «профессор» сообщил, что в особняке помещается центр немецкой разведки. Постепенно удалось установить, что в селе Глубокое свила гнездо немецкая разведка «Абвер», забрасывающая своих агентов на советскую территорию. Мы долго ломали голову над тем, как заслать в особняк своих людей, открыть сейфы и получить ценные документы. Вместе с нами активно участвовали в разведывательных и боевых операциях наши немцы Адольф и Иозеф. Они всегда просились на самые опасные задания. Несмотря на то, что Иозеф находился уже немало времени среди партизан, он никак не мог овладеть русским языком и по-прежнему умел только ругаться. Но воевал он отважно.

Под Опочкой с нашим Адольфом Ивановичем произошел интересный случай. Действуя согласно общему плану, одна из боевых групп бригады вышла к асфальтированному шоссе Пустошка — Опочка. Дождавшись вечера, партизаны выслали на дорогу Адольфа, а сами залегли в засаду. Адольф, одетый в гитлеровскую форму, должен был остановить неприятельскую легковую автомашину. Ждать пришлось недолго. Вскоре на шоссе появился шикарный «мерседес», мчавшийся с бешеной скоростью. Когда автомобиль поравнялся, Адольф поднял руку.

— Хальт! Хальт! — закричал он.

Водитель нажал на тормоза, но машина скользнула мимо Адольфа и остановилась лишь в ста метрах от него. Адольф побежал к машине. То, что он увидел в ней, заставило его по привычке стать навытяжку. В «мерседесе», кроме шофера, сидели генерал, полковник, два подполковника и два обер-лейтенанта с автоматами наготове.

— Что случилось? — высокомерно спросил генерал.

— Герр генерал, там нашу машину обстреляли бандиты, — взволнованно доложил Адольф, показывая рукой вперед. — Мне чудом удалось спастись. Все остальные убиты.

— Успокойтесь. Расскажите, когда это произошло?

— Минут десять тому назад. Вперед ехать опасно…

Адольф понял свою оплошность. Если бы он поднял руку раньше, машина не проскочила бы так далеко от засады. Теперь ее нужно было вернуть обратно.

— А почему у вас русский автомат? — вдруг спросил Адольфа обер-лейтенант.

Адольф не растерялся.

— Мы захватили их у русских партизан. У нас многие имеют такое оружие.

— Где расположен ваш гарнизон? — спросили из машины.

Разговор у автомобиля затягивался. Ребята, видя, что Адольф попал в опасное положение, подползли ближе и ударили из автоматов по «мерседесу». С первых же выстрелов были убиты шофер, генерал и подполковник. Остальные гитлеровцы поспешно выскочили из машины в кювет. С ними побежал и Адольф. Немцы стали отстреливаться, но партизаны наседали. Потеряв полковника и обер-лейтенанта, оставшиеся враги вместе с Адольфом сумели укрыться в кустарнике.

Ребята с задания вернулись ночью. Они принесли захваченный в «мерседесе» багаж, документы и оружие убитых гитлеровцев и сообщили тревожную весть о пропаже Адольфа.

Известие быстро облетело бригаду. Каждый по-своему истолковал причину исчезновения нашего немца. Многие предлагали держать ухо востро.

— Приведет сюда карателей, тогда увидим своего Адольфа, — говорили они.

Иозеф с недоумением смотрел на всех и никак не мог понять случившегося.

— Подвел нас твой земляк, — с обидой говорил ему Ершов.

На всякий случай мы приготовились к встрече с немцами.

Рано утром, когда над лесом поднялось солнце, партизаны, сидевшие в засаде, услышали песню:

…Выходила на берег Катюша…

Из леса вышел сияющий Адольф. Партизаны раскрыли рты, а Иозеф от радости заплясал.

Адольф подробно рассказал нам все, что с ним произошло.

Когда партизаны стали стрелять по машине, у Адольфа в автомате получился перекос патрона. Он оказался бессильным перед вооруженными немцами. Чтобы не навлечь на себя подозрение и не быть убитым гитлеровцами, он вынужден был бежать с ними в лес.

Сидя в кустах, Адольф слышал, как Коля Ершов крикнул несколько раз:

— Адольф Иваныч! Адольф Иваныч!

Адольф испугался: враги могли догадаться, кому кричит партизан. Долго еще сидел он в кустах с немецкими офицерами. Когда совсем стемнело и они изрядно промерзли, фашистский подполковник сказал:

— Кто сходит к автомашине?

Адольф, не задумываясь, вызвался первым. Подполковник благословил его и пожелал успеха.

За стволами деревьев догорал «мерседес». Адольф смело вышел на дорогу и, оглянувшись на черневшие кусты, приблизился к автомашине. Дверцы были распахнуты настежь. Внутри тлели перевернутые сиденья. Рядом с машиной валялись убитые.

«Хорошо сработали ребята», — подумал Адольф.

Он нашел партизанский след и благополучно вернулся в бригаду, которая стала для него родной семьей.

Убийство гитлеровского генерала взбудоражило вражеские гарнизоны. Немецкое командование дало войскам опочецкого округа строгий приказ: во что бы то ни стало разыскать и уничтожить нашу бригаду. За живого партизана фашисты обещали награду — несколько тысяч марок, за командира — «Железный крест».

Через день после убийства генерала в Опочку прибыл крупный карательный отряд. В другие гарнизоны вороньем слетались полицейские. Наши заслоны ежедневно задерживали подозрительных лиц, большинство которых оказывалось фашистскими агентами. Они шли к нам с подлыми намерениями, и мы были к ним беспощадны.

Пятнадцатого января наши разведчики принесли тревожные вести. Неприятель крупными силами охватывал район дислокации бригады. Уходить дальше к Пушкинским Горам, Новоржеву или Кудеверю мы не решились — там стояли крупные немецкие части. Возвращаться же без боя назад тоже не хотелось. Мы были уверены, что каратели нападут на нас, но, чувствуя свою силу, оставались на месте.

Рано утром шестнадцатого января противник напал на наш заслон в селе Рясино. Там стояли опытные бойцы, и наступление карателей сразу было отбито. Однако через несколько минут враги вновь пошли в атаку. Каратели пустили в ход минометы. Над селом, издавая противный визг, взметнулись панические ракеты «свиньи». На помощь рясинскому заслону была выслана ударная группа автоматчиков во главе с Альбертом Храмовым. Автоматчики бегом преодолели поле, соединились с теснимыми врагом бойцами и, не останавливаясь, контратаковали вклинившихся в село карателей. Партизаны сражались с большой отвагой и вторично отбросили неприятеля за село.

Когда над полями поднялось солнце, мы увидели своих врагов. Их было много. Тремя колоннами охватывали они Рясино. Назаров распорядился эвакуировать раненых и больных в лес. В Рясино был послан верховой с приказам Храмову — оставить село.

— Пусть отходят. Мы прикроем, — сказал комбриг.

Рясинский заслон и группа автоматчиков Храмова сумели отойти без потерь.

Противник занял Рясино.

В это время со стороны деревни Терехово донеслась ружейно-пулеметная стрельба, а вскоре верхом на взмыленной лошади к нам примчался связной. Он доложил, что с хутора Кобыльи Горы движется вражеская колонна. Неприятель сжимал бригаду в клещи. Бойцы приготовились к бою. По цепи передается команда:

— Без приказа не стрелять!

Из Рясина двумя колоннами выходят каратели. Фашисты прикрывают движение своих сил пулеметно-минометным огнем. Мины противно шуршат над головами. Они с треском рвутся где-то за спиной, у леса. Свистят пули, струйками бороздя блестящий на солнце снег. Ударившись о камень-валун, они, дзинькая, улетают ввысь.

Мы молчим. Каратели движутся осторожно — одной дорогой прямо на нас, другой — в обход через Лаврихино. В этот напряженный момент слева, от деревни Терехово, на нас обрушивается шквал автоматного огня. Оттуда прибегает посыльный. Он сообщает, что немцы лавиной катятся к бригаде. Заслон в Терехове смят, и бойцы, отстреливаясь, отходят. Положение становится опасным.

Комбриг принимает решение бить врага с расстояния, а затем повзводно отходить к лесу. Неумолчно строчат наши автоматы и пулеметы. Огромная колонна одетых в белые халаты карателей растекается по снежному полю. Враги вынуждены залечь. Из Рясина противник усиливает огонь. Не прекращая стрельбы, партизанские отделения одно за другим отходят к лесу. Последняя группа, дождавшись бойцов тереховского заслона, среди которых есть раненые, покидает деревню.

Мы уходим в лес, к землянкам. Хитро петляя, оставляем в снегу противопехотные мины. Нарочно выводим свой след на просеку, чтобы издали видеть врага, а потом скрываем этот след в густой чащобе. Ближе к лагерю, в лесу, выставляем двойной заслон из автоматчиков.

— Ну, пусть теперь сунутся, — говорил комиссар Новиков.

В этот день немцы действительно к нам не сунулись, но зато на следующее утро, чуть свет, началась стрельба. Мы выскочили из тесных землянок, когда один из наших заслонов завязал горячий бой. Туда срочно выслали подкрепление. Раненых спешно погрузили на повозки. Видно было, что немцы всерьез решили разгромить нас.

Стрельба не прекращается. Она то затихает, то вновь разгорается с прежней силой. Беспокоит тревожная мысль: как смогли каратели подобраться к нашему лагерю? Ведь шли-то они, как видно, не по следу. Неужели кто указал им это место? Может быть, Фогель, не выдержав пыток, рассказал фашистам перед смертью о расположении наших землянок? Он был здесь однажды.

Вражеские пули цокают уже над лагерем. С деревьев падают срезанные ветки. Лошади, запряженные в сани с больными и ранеными, испуганно водят ушами и вздрагивают от близких хлопков разрывных пуль.

Раненые, поднимаясь на локтях, с беспокойством прислушиваются к стрельбе, настойчиво требуют дать им на всякий случай гранаты. Я подхожу к повозке, где лежит политрук Богданов.

— Как чувствуешь, Юра?

Богданов улыбается и, подбросив на ладони гранату-лимонку, говорит:

— Еще не иссякла казацкая сила, еще есть порох в пороховницах…

Мы оба смеемся.

В это время навстречу немцам спешно уходят два заслона из отряда Лопуховского, разведчики Вали Разгулова и почти половина моего отряда во главе с Соколовым и Поповцевым.

Каратели нажимают. К землянкам с неутешительными вестями возвращаются раненые:

— Там их — как собак нерезаных.

— Эсэсовцы, полицаи, жандармы с трех сторон лезут.

Бой приближается к лагерю. В коротких паузах между выстрелами слышны крики сражающихся людей. Немцы пускают в ход минометы. Гулкое эхо минных разрывов несется по лесу.

Туда, где слышны крики, верхом на коне мчится Назаров. Его долго нет. Когда наконец он возвращается, приказывает немедленно отправить раненых к небольшой речушке Кудке, под прикрытие крутого берега.

— Остальным — занять оборону, — командует комбриг.

Каратели наседают, окружая нас полукольцом. К штабу бригады то и дело подбегают взволнованные, мокрые от пота связные, плетутся раненые. Несколько человек несут на руках убитого.

Через некоторое время Назаров высылает к местам боя связных с приказом: всем отойти к лагерю. И когда бойцы, сдерживавшие натиск врага, соединяются с нами, а каратели, окрыленные успехом, выскакивают из-за деревьев, комбриг командует:

— Огонь!

Как будто разорвался кусок крепчайшей парусины. Забили сразу десятки автоматов и пулеметов.

— Бей гадов! — кричит Поповцев.

— Кроши их! — слышится голос Беценко.

Немцы откатываются назад. Шум боя сразу стихает.

Оборону мы не снимаем до вечера. Каратели еще раз пытаются пробиться к землянкам, но получают достойный отпор.

К исходу дня, когда снег начал отливать вечерней синевой, мы тихо ушли из лагеря.

На берегу реки соединились с бойцами, охранявшими раненых.

После короткой остановки двинулись по лесным просекам дальше. Темнота, глубокие сугробы, пни и коряги выматывают силы. Люди спотыкаются, падают. Лошади едва тянут тяжелые сани. За ночь бригада исколесила километров тридцать.

Утро застигло нас близ неприметной деревеньки. Кругом — ни одного выстрела. Все тихо. Мы знаем из опыта: если немцы до обеда не пришли, после — они уже не придут. Можно смело отдыхать до вечера. Но на этот раз гитлеровцы нарушили свое правило. Они нагрянули сюда во второй половине дня. Это были вчерашние каратели. Путь, который мы с трудом преодолели за длинную ночь, фашисты легко прошли днем за пять часов.

И опять закипел бой. Он длился до тех пор, пока вечерний сумрак не разнял сражающихся насмерть.

На следующий день командование бригады созвало совет командиров. Начальник штаба Венчагов доложил обстановку. Она оказалась хуже, чем мы предполагали. Посоветовавшись, решили идти в Себежский район.

Похоронив боевых друзей, поздним вечером тронулись в путь. За ночь успели перейти шоссе Пустошка — Опочка, перебрались через железную дорогу Идрица — Псков и, выйдя из лесной зоны, увидели впереди на горизонте зарево пожаров. Горели сразу несколько деревень.

— Что такое? — удивленно спросил Венчагов.

— Видимо, карательная экспедиция шурует, — ответил Лопуховский. Он оказался прав. В Себежском районе вовсю свирепствовали каратели. На коротком совете решили не подходить к горящим деревням, а дать отпор своим преследователям. Чтобы узнать обстановку в Себежском районе, выслали вперед разведку.

К утру бригада остановилась в одной из деревень Идрицкого района близ немецкого гарнизона Острилово. Разведчики принесли приятную весть: рядом с нами оказался старый боевой приятель — Григорий Заритовский со своим отрядом. Мы не замедлили встретиться с ним и вскоре пожимали друг другу руки. Заритовский рассказал нам о крупной карательной экспедиции против бригад Гаврилова, Марго, Бойдина, Вараксова, Халтурина и других партизанских отрядов.

Мы, в свою очередь, сообщили, что нас преследуют каратели и что, возможно, они придут и сюда.

— Много их? — спросил Заритовский.

— Сотенок восемь, — ответил Назаров.

— Ну что ж, деваться некуда. Будем вместе бодаться, — ответил Заритовский.

— А это что за гарнизон? — не то ради любопытства, не то в порядке осторожности спросил Венчагов, указывая в сторону деревни Острилово.

Заритовский махнул рукой:

— Сущая бутафория. Остриловские немцы сами боятся, как бы на них кто не напал.

Между тем солнце взошло уже высоко. Время приближалось к обеду, и нужно было готовиться к встрече преследователей. Командиры подбадривали бойцов:

— Выше нос, ниже пятки! Патроны не жалеть! Бить наверняка и без промаха короткими очередями по одной пуле на каждого фрица!

— А двоих насквозь можно? — спрашивал заядлый охотник Сыроежкин.

— Только не в ухо, не в пятку, а прямо в пупок, — смеясь, советовали ему ребята.

Всем нравились забавные охотничьи рассказы Сыроежкина.

Однажды он рассказывал про охоту на кабанов, в которой принимал участие еще до войны. По его словам, ему удалось с первого же выстрела уложить огромнейшего секача. Пуля попала кабану в пятку, а вылетела в левое ухо. Внимательно слушавшие Сыроежкина партизаны стали доказывать, что такого случая не могло быть.

Сыроежкин не смутился. Он встал с пенька, на котором сидел, и, как ни в чем не бывало, проговорил:

— Эх вы, чудаки, да ведь кабан-то в это время копытом за ухом чесал!