7. Проверка района

7. Проверка района

Был уже полдень. Партизаны с минуты на минуту ждали врагов. Где-то вдали, под Себежем, ухали пушки. Там продолжала свирепствовать карательная экспедиция.

— Скоро и нам в бой вступать, — задумчиво сказал запевала бригады Федя Шилин.

Немцы где-то задерживались.

— Если до трех не появятся, значит, не придут, — заметил комиссар Новиков.

Вскоре с задания вернулась тройка конных разведчиков во главе с Борисом Хаджиевым. Разведчики доложили, что, кроме гарнизона Острилово да партизанского отряда Никаненка, — они повстречали его в десяти километрах отсюда, — никого в округе нет.

Напряженные стычки с карателями, тяжелые походы по бездорожью, бессонница вымотали людей, поэтому командование бригады решило задержаться в деревне.

Вечером Назаров приказал снять оборону. Все разошлись по домам: люди прозябли, хотелось скорее в тепло. На улице остались только часовые.

Не пришли немцы и на следующий день.

Наши разведчики узнали подробности о вражеском гарнизоне в Острилове. Этот гарнизон каким-то чудом затерялся меж заснеженных полей вдали от крупных немецких частей, дислоцирующихся близ шоссейных и железных дорог. Состоящий из немцев, австрийцев и поляков, остриловский гарнизон занял довольно странную позицию. Его девиз был: нас не трогай — мы не тронем. Разгулов признался, что ради эксперимента он со своими бойцами проехал в ста метрах от Острилова.

Командир Идрицкого отряда Никаненок подтвердил правильность информации нашей разведки. Он сообщил, что партизаны из бригады Бойдина имеют даже переписку с этим гарнизоном. Местные партизаны называли остриловский гарнизон своим.

На другой день бригада переехала в более удобное место и остановилась в небольшой деревушке, в двух километрах от остриловского гарнизона. Назаров вновь выслал к Опочке агентурную разведку. Нужно было раскусить крепкий орешек — пробраться в шпионскую организацию «Абвера» в селе Глубокое. Агентурная группа пробыла там около месяца. С большим риском наш «профессор» сумел заглянуть в картотеку гитлеровского разведцентра. Списки подготавливаемых шпионов оказались в наших руках. Это был выдающийся успех разведки.

В один из погожих дней наш отряд получил задание проверить район станции Ессеники, большак Ессеники — Мякишево и асфальтированное шоссе на участке Мякишево — Алоля. До нас дошел слух, что гитлеровцы начали там какое-то строительство. Ночью отряд приблизился к железной дороге Идрица — Псков. Впереди осторожно шли разведчики с Адольфом и Иозефом. Вдруг в ночной тиши раздалась автоматная очередь. Мы по привычке припали к земле. Залегла и разведка. Только впереди на снегу виднелась чья-то одинокая фигура. С железнодорожного полотна донесся окрик вражеского патруля. И снова стало тихо.

Наблюдая за черневшей фигурой, я заметил, как к ней приблизилась другая. Потом донеслись какие-то шлепки и приглушенный голос:

— Хинлэгн! Ложись!

Тогда я понял: Адольф учил Иозефа правилам перехода через железнодорожную линию, охраняемую немцами.

Автоматная очередь и окрик немецкого патруля, раздавшиеся с железнодорожного полотна, ненадолго задержали нас. Гитлеровский солдат, по-видимому, услышал шорох и на всякий случай открыл огонь. Мы свернули немного вправо и осторожно перешли линию.

К утру погода переменилась. Подул сильный ветер. Завыла вьюга.

В течение двух суток наш отряд кружился возле станции Ессеники. Жители деревень сообщили нам, что немцы собираются тайком строить железнодорожную ветку, для чего завезли рельсы, шпалы и стрелочные крестовины. Мы узнали также, какие грузы идут через станцию, и были крайне возмущены, что оккупанты бессовестно увозят к себе в Германию музейные ценности: картины, скульптуры, награбленные под Ленинградом.

На большаке Ессеники — Мякишево из-за больших снежных заносов движение немецких машин приостановлено. Трехкилометровый участок большака проходил по лесной, пересеченной оврагами местности и, с точки зрения партизан, был очень удобным для засады.

— Нужно сюда наведаться, — сказал Владимир Соловьев.

— Место удобное, — поддержали все.

День мы провели в лесу. Здесь нам не следовало показываться людям, а поэтому до вечера пришлось мерзнуть на холоде. Дождавшись темна, выбрались на санную дорогу. Она шла по берегу озера Велье. Даже быстрая ходьба не согревала. Сильный боковой ветер гнал с озера колючую снежную крупу, забирался под одежду. Но ребята не унывали, пробовали шутить.

— «Академику» такая метель нипочем. Он к своей фуфайке меховой воротник пришил, — смеялся Беценко.

— А Коле Маленькому еще теплее. Он вчера сшил себе жилеточку на рыбьем меху, — хохотал Ворыхалов.

— Хочешь, тебе дам погреться, — предложил долговязый пулеметчик Коля.

— Для чего волку жилетка — по кустам трепать? — усмехнулся довольный ответом Ворыхалов.

В то время партизаны действительно шли на всякие хитрости, чтобы уберечь себя от холода. К фуфайкам пришивали овчинные воротники, пристегивали к подкладке кусок рваного полушубка, пытались удлинить стеганку.

К утру мы подошли к асфальтированному шоссе Пустошка — Опочка. Машины еще не ходили. Немцы боялись темноты и не желали попасть под обстрел партизан.

Когда совсем рассвело, Борис Ширяев, Игорь Чистяков и я вплотную приблизились к дороге. Машины шли колоннами в обе стороны. Мимо нас мчались грузовики и лимузины, автобусы и фургоны. Изредка проносились бронеавтомобили, и даже танки, сердито урча, дважды прогрохотали по заснеженному асфальту.

В полдень в сторону Опочки прошла вереница фашистских тягачей с пушками. Наше внимание привлекли огромные, длинноствольные орудия на гусеничном ходу.

— Это «фердинанды», — настороженно проговорил Чистяков.

— Откуды ты знаешь?

— Видел в немецкой газете.

Мы заинтересовались «фердинандами». Нам приходилось много слышать и читать об этих немецких пушках, на которые фашистские вояки возлагали большие надежды.

«Надо будет сообщить командованию», — подумал я.

Во второй половине дня мы снова вернулись к дороге. Теперь со мной шли пятнадцать автоматчиков. Мы намеревались подстеречь легковую автомашину, обстрелять ее, убить немецких офицеров и забрать их документы. Ждать пришлось долго. Наконец на шоссе появилась машина. Когда она поравнялась с нами, ребята дружно, короткими очередями ударили из автоматов. Автомобиль запетлял и кувырнулся в сугроб. В эту минуту на шоссе показалась колонна немецких грузовиков с солдатами. Немцы слышали нашу стрельбу и теперь, увидев перевернувшийся автомобиль, поняли, в чем дело. Над нашими головами засвистели пули. Неприятельских солдат было более сотни, и мы вынуждены были отступить в глубь леса…

Вечером отряд вышел на санный след, который вывел нас к деревне. Решили сходить туда в разведку. Метель, бушевавшая эти дни, успокоилась, и сверху падали лишь редкие снежинки.

В деревню вошли со стороны огородов и тихо постучались в избу. Залаяла собака, а потом со скрипом отворилась дверь.

— Кто здесь? — спросил женский голос.

Адольф и Иозеф заговорили по-немецки.

Еще раньше мы условились выдать себя за немцев и власовцев.

— Наши солдаты есть в деревне? — спросил я.

— Были днем. Ушли в Вербилово.

— Матка, дафай хлеп, масло, — не удержался Иозеф.

— Заходите, заходите, дорогие гости, — угодливо заговорила хозяйка.

Дом, куда мы попали, принадлежал полицейскому. Встретившая нас женщина оказалась женой предателя. Приняв нас за гитлеровцев, она рассказала, что ее муж служит в Алоле и по воскресеньям наведывается домой.

— Теперь, слава богу, будет приезжать чаще.

— Это почему же? — спросил я.

— А разве не знаете? В наш район едут казаки. Они перевешают всех партизан, и нам некого будет бояться.

— Какие казаки?

— Ваши, власовские.

В это время в избу вошел Иозеф, блуждавший где-то по двору с карманным фонарем.

— Командант, — сказал он, обращаясь ко мне, — там маленькая карофка. Закуска, закуска…

Я не сразу понял, в чем дело. Адольф, перебросившись с Иозефом несколькими фразами, растолковал мне, о чем говорил его друг. Оказалось, Иозеф увидел в хлеву у полицейского однодневного теленка, которого он и надумал превратить в закуску. Узнав о намерении немца, хозяйка, возмутилась:

— Как же так, пан камрад. Мой муж служит вам, а ты хочешь забрать теленка…

— Молчать! Ты — юда, сакраменто, — зыкнул на нес Адольф.

— Мы вот тебе послужим, — поднес кулак к ее носу Поповцев. — Сегодня вы нам служите, а завтра будете служить большевикам да партизанам. Знаем мы полицейское отродье.

Теленка мы, конечно, не тронули. Не нужен был он нам, а что касается крепкого разговора с хозяйкой, то сделали мы это умышленно: пусть подумает со своим муженьком — фашистским прихвостнем, — стоит ли служить гитлеровцам.

На другой день наш отряд остановился в деревне Данилово, имеющей всего восемь домов. Выставив часовых, мы улеглись спать.

Пока мы спали, Адольф с Иозефом решили преподнести нам сюрприз. Они взяли у хозяйки мешок и тихонько, чтобы никто не слышал, вышли из дому. Обходя дом за домом, они просили у крестьян немного пшеничной муки для лепешек. Через полчаса приятели вернулись. Пока хозяйка растапливала печку, Адольф замесил тесто. Дело подвигалось быстро. Но тут Адольф спохватился, что нечем смазывать сковородку.

— Беги скорей, неси масла, — сказал он Иозефу.

Тот опять побежал по деревне. Сала и масла ему никто не дал, и вот здесь-то он и проявил излишнюю инициативу.

Иозеф вспомнил, как действовали солдаты гитлеровской армии, и, недолго думая, стал ловить во дворе курицу. Бедная хохлатка от страха вылетела на улицу. Тогда, вскинув автомат, Иозеф дал по ней длинную очередь.

Партизаны, услышав выстрелы, моментально поднялись на ноги. Мы выбежали во двор и увидели Иозефа. В руках у него трепыхалась курица. Заметив нас, Иозеф очень растерялся и выпустил из рук добычу — он вспомнил, что стрелять здесь было запрещено.

К нему подскочил Адольф. Размахивая кулаками, он стал бранить земляка на чем свет стоит.

Мы тоже отчитали Иозефа. Усилив караулы, партизаны разошлись по домам. Когда все успокоились, мы поинтересовались, зачем Иозефу понадобилось стрелять в курицу. Виновник в это время потрошил злополучную хохлатку. Иозеф улыбнулся, колупнул ножом куриную тушку и, положив желтый кусок на ладонь, сказал:

— Сало, жир.

Через несколько минут на столе появилась первая румяная лепешка.

В обед часовые задержали фашистского шпиона. Придурковатый деревенский парень лет двадцати двух на допросе сначала сказал, что шел к своей невесте Маруське, а потом, когда Поповцев остался с ним один на один, признался, что послан немцами узнать, кто здесь стрелял.

Оказалось, вражеский гарнизон находился от нас всего в двух с половиной километрах. Мы понимали, что немцы, прежде чем напасть, попытаются узнать о наших силах, а поэтому обязательно пошлют сюда еще человека. Так и вышло. Во второй половине дня они подослали к нам нищую.

— Ты зачем пришла? — спросил у нее Поповцев.

— Немцы послали, — откровенно ответила она. — Сперва парня направили, а потом меня заставили идти.

— Много там немцев?

— Человек двести.

До вечера в деревню больше никто не пришел. Гитлеровцы, видимо, поняли, что посылать к нам людей — пустая затея.

Женщину, которая ничего не скрыла от нас, решили отпустить. На как поступить с парнем? По закону его следовало расстрелять, как шпиона. Но ведь он ненормальный. Решили поговорить с ним.

— Что делать с тобой, жених? — спросил я.

— Мне домой надоти, — ответил парень.

— Мы тебя расстрелять думаем, а ты домой спешишь, — улыбнулся пулеметчик Беценко.

— Меня расстрелять?! Ня нада, ребята. Я больше сюды не пойду. Я лучше тому немцу глаз выколю.

Партизаны засмеялись.

— Ну, ладно, жених. Стрелять тебя не будем. Ты лучше иди выколи глаз немцу, который тебя послал. А к нам больше не появляйся, иначе — пулю в лоб. Скажи немцам, что сегодня ночью, а может быть, завтра, придем к ним в гости. Пусть солдаты готовят виселицы своим командирам. Будем вешать их, — объяснил я незадачливому фашистскому шпиону.

Парень от удивления вылупил глаза:

— Вешать будете? Ладно я скажу им.

Начальник караула вывел его за околицу.

— Ну, беги, живей, — сказал он. — Только не забудь глаз выколоть.

— Ладно, — крикнул, убегая, парень.

— А что, командир, правда мы пойдем бить тех немцев? — спросил меня Беценко.

— Нет, Вася. Это я нарочно сказал. Пусть немцы дрожат. Им полезно несколько ночей не поспать.

Через несколько минут после ухода парня отряд покинул деревушку. Мы держали путь обратно к бригаде.

Поздно вечером наткнулись на одинокий хутор. Выслали туда разведку, чтобы узнать, далеко ли до железной дороги.

Партизаны принесли с хутора тревожную весть. Оттуда только что снялась вражеская засада, подстерегавшая партизанский отряд. Немцев было человек пятьдесят, и, по всем признакам, они ждали нас.

Хозяин хутора предупредил, что в соседних деревнях вечером тоже были немецкие солдаты.

До железной дороги оказалось всего три километра, а поэтому населенные пункты мы легко обошли.

Наши подрывники заранее подготовили сконструированную Владимиром Соловьевым мину. Ее поставили на стыке рельс и тщательно замаскировали снегом.

Впоследствии мы узнали, что мина не подвела. На ней подорвался вражеский поезд, который вез автомашины и разную технику.

Данные разведки мы доложили командованию бригады. Назаров сделал для себя короткие записи.

— А в отношении казаков надо проверить, — сказал он.