Пламя над берегом

Пламя над берегом

В те дни началась эпопея Малой земли.

Высадившись в тылу врага, горстка черноморцев «заявила о себе», как выразился Алексеев, «столь громко», что о ней сразу заговорила страна.

Им было туго… Очень туго…

Военный совет 18-й армии выступил с обращением к защитникам Малой земли:

«Военный совет, — говорилось в этом обращении, — гордится вашими подвигами, стойкие защитники Малой земли, нашей великой социалистической Родины, уверен, что этот рубеж обороны будет для врага неприступным. Вы отвоевали эту землю, вы крепко держите ее в своих руках. Вашей обороной, мужеством и героизмом гордятся ваши отцы, матери, жены и дети. Мы знаем, что маленькая земля станет большой и принесет освобождение стонущим от фашистского ига нашим родным отцам, матерям, женам и детям…»

Малой земле нужна была помощь. Без нее немцы могли сбросить десант в море. На Малую землю мы ходили из Геленджика.

Многое довелось повидать мне за войну: и огненное небо Севастополя, и эпопею Херсонеса, и мужество Новороссийска, но Малая земля, казалось, соединила в себе неистовство, ярость и боль всех этих трех немыслимых рубежей.

Каждый раз, когда, сопровождая «илы», мы подходили к этой узкой, прижатой к морю полоске земли, летчики с изумлением восклицали: как все это может стоять, сражаться, атаковать?!

Собственно, никакой земли с воздуха не было видно. Казалось, внизу бушует один гигантский костер. Пламя его вздымалось к небу шапками, опадало, прочерчивалось молниями, распадалось на множество самостоятельных очагов, стлалось по земле. Море у берега кипело от разрывов снарядов, бомб, мин. Белые облака ядовитого дыма стлались одинаково и над волнами, и над белым песком. Впрочем, я оговорился: белым он казался от того же слепящего пламени. Когда самолет проходил на бреющем, земля отливала бурой ржавчиной.

Позднее я побывал здесь и не увидел ни одного не опаленного и не пронзенного десятками, сотнями снарядов клочка суши. Рваная сталь осколков покрывала землю железным панцирем, и казалось невероятным, что на Малой земле могло бы существовать, дышать, двигаться вообще что-нибудь живое.

Пройдя над Новороссийском, над цементным заводом с его разбитыми трубами и искореженными остовами платформы, над акваторией порта с торчащими из воды мачтами и рубками потопленных кораблей, мы выходим на Малую землю.

Вначале кажется, что определить, где немцы, где наши, просто невозможно. Густая пелена огня и дыма поднимается к небу. Присмотревшись, определяешь наиболее яростную концентрацию огня. Значит, это передовая. Дальнейшее — не трудно. Огненное полукольцо охватывает узкую полоску берега.

Мы разделяемся. Часть штурмовиков, прикрываемая нами, идет на подавление немецких батарей. Другая — атакует передние порядки противника. Третьи снижаются до бреющего: сбрасывают десантникам оружие, боеприпасы, продовольствие. Промахнуться нельзя: какой-нибудь десяток неучтенных метров — и наши подарки попадут либо в море, либо к немцам. Поневоле занимаемся воздушной акробатикой.

Чтобы была полная уверенность в успехе, иногда груз сбрасывается со второго, третьего захода. Мы барражируем в воздухе, отгоняя «Ме-109», пытающихся помешать штурмовке. То здесь, то там завязываются скоротечные схватки. Собственно, кто здесь штурмовик, а кто истребитель — понятие весьма относительное.

Наблюдаем с ведомым, как из-за холмов на бешеной скорости идут к окопам десанта три танка.

— «Заря»! «Заря»! Танки! — кричу по радио.

Вначале думаю: на «илах» нас не поняли. Через мгновение убеждаюсь: поняли, но «наши», как я их теперь мысленно называю, танки — не единственные. Штурмовики бьют по машинам, выскочившим слева и справа. Значит, звездная атака.

Оглядываюсь: тройка наших барражирует над полем боя. В случае чего прикроют. Радирую: «Иду на танки! Наблюдать за воздухом».

Что может сделать в данном случае истребитель? Казалось бы, немногое. Нет! Разбить строй атакующих, остановить их, а при удачном пушечном залпе, и зажечь танк — это в наших силах.

Стремительно снижаемся. В скрещении линий прицела — башня. Нажимаю гашетку. Вижу, как веселыми осколками брызжет по броне сталь. Танк лихорадочно меняет курс. «Ага! Не понравилось!» Новый заход. Вижу: ведомый бьет по второму танку. Кажется, попал: танк завертелся. Гусеница с перебитыми траками сползает на землю.

Бью по «своему». Стараюсь попасть по бакам с горючим. В это мгновение появляются два «ила». Отлично! Они довершат начатое.

Теперь — по пехоте. С этой легче! Прохожу над самой землей. Работают пулеметы и пушка. Падают, разбегаются гитлеровцы.

По плоскости шарахнула очередь. А это еще откуда?

Оглядываюсь. Снопы огня летят к моей машине из-за груды камней. Разворачиваюсь, ловлю камни в прицел. Вижу, там пушка. Бью… Летят в воздух прутья арматуры. Бежит прислуга. Гитлеровцы падают под огнем моих пулеметов. Пушка умолкает. Снова набираем высоту. Тройка наших сцепилась с четверкой «Ме-109». Спешу на помощь. Увидев мою пару, «мессеры» отвернули. Так и подмывает броситься за ними в погоню. Нельзя! Штурмовики продолжают утюжить передний край противника. Их нельзя оставлять без прикрытия.