Огненный день

Огненный день

Тревожны были дни и ночи Туапсе. Ранее тихий курортный городок превратился в осажденный бастион.

Поднимались над морем зори, падали в волны кроваво-огненные закаты, но город не видел их. До рези в глазах всматривались его защитники в воздух, стараясь не пропустить зловещих черных точек на горизонте и взморье. Они могли появиться в любую минуту светлого времени суток.

Но и ночь не приносила покоя. Под покровом темноты шли к Туапсе новые и новые армады тяжелых бомбардировщиков. Шли с категорическим приказом: во что бы то ни стало выйти на цель, атаковать боевые корабли Черноморского флота.

— Воздух! Воздух! Со взморья идет группа бомбардировщиков противника!..

— Очистить летное поле!

— Паре Наржимского — в воздух!

К таким информациям и командам здесь привыкли.

Но к опасности, смерти привыкнуть нельзя: человек рожден для другого. И обостренно-решительным становится состояние парней, выруливающих сейчас на взлет…

Серые облака заволокли небо. Густой пеленой идут они на побережье. Что ж, погода явно благоприятствует пиратам: в сонмище туч легко затеряться, скрыться, уйти от преследования.

Машина Владимира Наржимского пробивает первый слой облаков. Никого… Следующий слой… Есть! Вот они! Девятка «хейнкелей-111» крадется к городу.

— «Волга»! «Волга»! Я — «Ястреб». На подходе девятка «хейнкелей»! За облаками. Высота… Нужна помощь! — слышит земля. Отвечает:

— Вас понял. Помощь идет. Задержите противника.

— Атакуем!.. — в наушниках ведомого почти юношеский голос гвардии капитана.

Строй девятки разбит. Гитлеровцы кидаются врассыпную: два истребителя не смогут сразу преследовать все самолеты. Отойдя в сторону от начавшегося боя, некоторые из них ныряют в облака и снова ложатся на боевой курс.

Наржимский атакует ближайший самолет. Ведомый понял маневр, заходит гитлеровцу в хвост. По ненавистным крестам бьет свинцовый дождь.

Бомбардировщик валится на крыло. Подбили? Это нужно еще проверить: сколько раз отрывались таким образом фашисты иногда и от опытных летчиков. Так и есть! Пролетев в свободном падении несколько сотен метров, немец выравнивает машину.

— Врешь!.. Не уйдешь!

Истребитель Наржимского, словно невидимой нитью связанный с самолетом врага, повторяет его эволюции. Немец пытается уйти в облака. Поздно. Наржимский жмет на гашетку. Гулко рокочет пушка. Дымная трасса гаснет в корпусе «хейнкеля». Но смертелен ли этот удар? Наржимский пикирует рядом с летящим вниз самолетом. Сквозь «окно» в облаках стремительно надвигается крутой склон горы. Дальше нельзя — врежешься в скалы. Истошно ревет мотор. Нос истребителя снова направлен к тучам. Наржимский оглядывается: на склоне горы медленно оседает горное облако. Его прорезают молнии: фашист рвется на собственных бомбах.

В разрыве за облаками мелькнули две тени. Наметанный глаз летчика определяет безошибочно: наши. Отлично! Значит, помощь пришла. Теперь — в погоню за остальными.

— Владимир! Владимир! «Хейнкель» сзади! — в наушниках голос напарника.

Стремительный разворот навстречу. «Хейнкель» ведет яростный огонь. Но, не выдержав лобовую атаку, резко уходит влево, подставляя борт для удара. Взрыв. Обломки падают в облачность нижнего яруса. Теперь вверх, за облака.

Что за черт! Навстречу Наржимскому несется темная пылающая масса. Первая мысль: «Наш?» Нет, «хейнкель». Горящий самолет проносится мимо. Неплохо поработал кто-то из товарищей.

В разрыве облаков показался еще один немец. Стремительно уходит в сторону моря.

— В погоню! — кричит Наржимский.

— «Ястребы!» Я — «Волга». Прекратите бой! Немедленно возвращайтесь на базу.

Разгоряченный боем, Наржимский неохотно снижается. Пробиты тучи — внизу показались бухточки и дома Туапсе. И тут Наржимский вздрогнул: вот что скрывалось за приказом с земли — к пирсам, где стояли боевые корабли, шла другая группа немецких бомбардировщиков. Отсекая их от бухты, навстречу неслись два «яка».

Нет, пожалуй, друзья не успеют. «Мы успеем», — думает капитан Наржимский и сразу принимает решение: атаковать ведущего, разбить строй.

Гитлеровец явно не ожидал нападения. Неведомо откуда свалившийся русский, казалось, шел на таран. Лоб в лоб. Ничего, у пилота райха нервы тоже в порядке. На испуг его не возьмешь!

Самолеты стремительно сближались. Еще несколько секунд и…

— Фанатик! — услышали наши на земле. — Фанатик! — яростно прорычал немец. В последнее мгновение он свалил самолет вниз.

Наржимский пронесся над «хейнкелем», едва успев заметить, как испуганно шарахнулись в стороны встречные самолеты. Подбить он, кажется, никого не подбил. Но строй развалил — это тоже неплохо.

Теперь можно выбрать цель для атаки более спокойно. Он развернулся и выбрал ближайший «хейнкель». Перекрестье прицела положил на кабину пилота, открыл огонь и сразу увидел, как осколками разошелся плексиглас на немецкой машине. Она клюнула и свалилась в крутящийся штопор. Нет, это не имитация. Это агония.

А бой уже полыхал. Подоспевшие «яки» гнали гитлеровцев в море. Теперь можно и на аэродром.

Владимир глянул назад. Молодец ведомый! Уже успел выйти из боя и уже охраняет своего командира.

Самолеты идут на морем. Пора менять курс.

Внизу маленькой точкой движется морской охотник — небольшое военное судно. Но почему оно ведет огонь? По кому? Вроде бы немецкие десанты сюда еще высаживаться не пытались.

Снизившись, Владимир увидел, что пушки катера задраны в зенит, бьют по кромке спускающейся на море огромной серой тучи. И Наржимский заметил едва различимое на ее темном фоне звено «хейнкелей».

— Горючего хватит? — спросил он ведомого.

— На пять минут.

Они понимали друг друга с полуслова.

Круто полезли вверх и сразу пошли в атаку.

Из города наблюдали бой катера и подумали было, что это от его меткого залпа загорелся один из немецких самолетов. Но когда тот резко пошел к воде, все увидели, что его сопровождает «Яковлев». Машина ярко выделялась на фоне отяжелевшего, иссиня-черного неба: с моря надвигался шторм.

Они приземлились, когда уже совсем стемнело.

Видимо, кое-какие вести уже дошли с наземных постов до аэродрома, потому что командир полка шагнул из темноты и полушутя бросил Владимиру:

— Нельзя же так, капитан! Если каждый из наших пилотов ежедневно будет вытворять такое — у Гитлера не останется летчиков…

— А может быть это и к лучшему, — отпарировал Наржимский. — Забот у фюрера будет меньше.