ПОПРОБУЕМ СЪЕСТЬ ПУДИНГ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПОПРОБУЕМ СЪЕСТЬ ПУДИНГ

Чрезвычайно интересен и своеобразен склад антоновского характера — интересовало конструктора буквально все, потому что по любому вопросу у него всегда были свои суждения.

Из потока информации, с конвейера времени он выхватывал только то, что представлялось для него важным, и не только для себя лично — важным для общества и в первую очередь для молодежи.

Как-то он прочитал в «Комсомольской правде» статью, в которой рабочий Леверко в своем письме утверждал о том, что «героизм якобы затухает в среде нашей молодежи».

Олег Константинович немедленно подключился к спору и сделал неожиданный вывод: то, что было вынужденным героизмом в двадцатые годы, в наших условиях не должно существовать.

Земляночный и палаточный героизм, на который, увы, вынуждена в некоторых условиях идти наша молодежь, — это результат плохой работы хозяйственников и организаторов «героической стройки».

«Если без конца воспевать землянки и палатки, еду всухомятку и тяжелые рюкзаки за спиной, — говорит Антонов, — то некоторые незадачливые руководители окончательно привыкнут к этому, как к стандартным условиям, вынужденное геройство возведут в стандарт, опошляя высокий порыв людей, возводя его до уровня поставляемого в бидонах смазочного масла для заржавленного механизма управления.

Настоящим героизмом было бы организовать труд так, чтобы и в тайге, и в степи, и в горах советский труженик работал в полную силу, направляя свой пыл, свою изобретательность, энергию на решение тех основных задач, которые поставлены перед коллективом, а не на то, как разжечь на снегу и при ветре костер из сырых веток или чем заделать дыру в палатке…»

Этот призыв — не «дегероизация», которая в последнее время, увы, кое-какими наиболее ретивыми словесными перестройщиками выдается чуть ли не за признаки перестройки. Это в первую очередь призыв к рациональной и грамотной организации труда и строительства.

Наоборот, Антонов резко выступает против того, чтобы героическое начало, существующее в душе молодого человека, замазывать обязательным наличием недостатков и темных пятен.

В своей статье с парадоксальным названием «Давайте съедим пудинг», помещенной в журнале «Искусство кино», Антонов выступает за чистоту героического образа.

«Каков должен быть положительный герой нашего времени?

Договорились и дописались до того, что якобы не может быть положительным герой без недостатков, иначе он будет „неправдоподобен“, так как таких людей, мол, в природе нет, даже в нашем самом передовом в мире обществе…

Мне кажется, совершенно необходимо оживить на экране образ молодого человека, достойного подражания без оговорок, без поправок, своего рода советского рыцаря без страха и упрека.

Слишком часто в наших картинах показывают, как молодой человек, преимущественно парень, перековывается на глазах у зрителя…

Герой, исправившийся и ставший наконец полноценным гражданином своей Родины, уже не представляет интереса для кино. Золотые крупинки конфликта отмыты, все остальное, как пустую породу, — на свалку!

Таким образом, наше кино как бы непрестанно создает образ идеального героя и так же непрестанно отказывается от него.

А я за такого героя, я хочу видеть его на экране!

Убежден, что наша молодежь, как только познакомится с ним, захочет встретиться с ним снова и снова. Может, вы боитесь, что такой герой будет „нежизненным“, ходульным, скучным?

„Проверка пудинга, — сказал Энгельс, — состоит в том, что его съедают“.

Образ современного рыцаря без страха и упрека необходим нашей романтической молодежи как живой пример для подражания».

— Неужели худосочный юнец с магнитофоном? Тоже мне первый парень на деревне, — сказал как-то Олег Константинович. — Однако кое-кому удалось повернуть нашу жизнь именно к этому идеалу…

Антонов был за романтику. За трезвую романтику нашего времени. Он стремился зафиксировать ее не только в человеке, но и в том, что составляет сущность человеческого труда.

Читаем в его статье «Сверхзамедленная съемка» в «Искусстве кино»:

«…Время — непостижимое, вечно длящееся мгновение. Время — стержень киноискусства. Отнимите у кино время — оно перестанет быть киноискусством, превратится в фотографию, живопись, муляж.

Кино — искусство временное наряду с драмой, музыкой, балетом, рассказом.

— Как запечатлеть этот неукротимый ход времени?

Если твердо зафиксировать один или несколько киноаппаратов, охватывающих стройку своим объективом с одного заранее выбранного места, можно показать в динамике все развитие строительства.

Делая один кадр в день — 365 кадров в год, мы зафиксируем за 2,5 минуты все, что произошло за год. За десять минут перед глазами пройдут все события и изменения за четыре года.

Сверхзамедленная съемка даст нам возможность видеть стройку во всем ее героическом развороте времени.

Что же касается начала в людях — оно воспитывается, и этого не следует забывать. Такое не купить ни за деньги, ни за награды.

Вспоминается, как Герой Советского Союза лет-чик-испытатель Юрий Курлин, выполняя задание, много раз сажал свой „Антей“ на небольшую для такого гиганта заснеженную площадку в тайге, кончавшуюся оврагом.

Он перевозил остро необходимое нефтяникам оборудование, которое нельзя было быстро доставить ни водным, ни наземным путем.

— Что двигало героическим экипажем, работавшим в суровых условиях полярной зимы?

Никаких выгод людям это не сулило, а риск был велик. Малейшая неточность в расчете при посадке сулила гибель экипажу и самолету. Куда спокойнее было бы проводить обычные испытательные полеты у себя дома.

Экипажем двигало сознание долга, необходимость во что бы то ни стало выполнить задания, понимание обстановки, коммунистического отношения к труду…»

Интересно, что бы сказал конструктор сейчас, в 1995-м?

Исключительный интерес представляют суждения Олега Константиновича о кинематографе.

Его статья «Чего я ищу в кино?», опубликованная в 1964 году, прозвучала как своеобразная пощечина общественному вкусу.

Достаточно сказать, что она вызвала многочисленные отклики в прессе.

«Итак, чего я ищу в кино?

Информации. Позвольте мне употребить этот общепринятый ныне в науке и технике термин вместо расплывчатых и неопределенных выражений.

Позвольте говорить с вами, деятели искусства, на нашем языке, не снисходя к вашей мнимой неосведомленности в науке, как это часто делаете вы, снисходя к нашей (так же часто мнимой) неосведомленности в области искусства и эстетики.

Какой информации я ищу в кино?

…Я иду в кино, чтобы получить новую, свежую информацию, чтобы уйти из кино обогащенным чем-то, чем я не обладал раньше.

Информация — понятие точное, но широкое. Информация может вмещать события, факты (например, хроника), пространство (видовые фильмы, путешествия и т. п.), и, наконец, самое важное — мысли, идеи, которые доносит нам экран с помощью всех этих разновидностей информации.

В кибернетике отсутствие полезной информации называется шумом. Не мешает это иметь в виду!

…Итак, я, как зритель, ищу в каждом фильме информацию. И мне хотелось бы, чтобы наши замечательные мастера киноискусства, между прочим, проверили себя, кроме всего остального, и с этой точки зрения: а какую информацию любого вида несет зрителю моя работа? Что он узнает из нее нового? Ценного для себя? Ведь пошлость — это и есть бедность информации. Одному начинающему поэту опытный мастер сказал:

„Уверены ли вы, молодой человек, что вы можете сказать миру что-то новое или сказать так, как никто до вас не говорил? Если да, то продолжайте, если нет, то зачем писать?“

Я думаю, что и экран должен говорить с нами о новом и по-новому, обогащать нас новой информацией о Человеке и Мире, в котором мы живем».

Газета «Советская культура» в статье «Критика — творчество — жизнь» немедленно отреагировала на теоретические положения, высказанные Антоновым.

«Как это ни покажется странным, разговор о журнале „Искусство кино“, о солидном, ежемесячном журнале, который и кинематографисты и остальные читатели по справедливости ценят и уважают, хочется начать не ссылкой на статью какого-либо маститого мастера экрана, а цитатой из ответа Генерального конструктора О. К. Антонова на вопрос: „Что делает фильм интересным для нас?“

Товарищ Антонов, в частности, сказал: „Позвольте говорить с вами, деятели искусства, на нашем языке, не снисходя к вашей мнимой неосведомленности в науке, как это часто делаете вы, снисходя к нашей (так же часто мнимой) неосведомленности в области искусства и эстетики“.

В какой-то мере эти слова могли бы послужить эпиграфом к серии новых критических статей (новых по своему типу и постановке проблем), которые появились у нас в последнее время на страницах „Искусства кино“ и не могут не вызвать чувства большого удовлетворения.

„Говорить на нашем языке“, т. е. на языке научных доводов и аргументов, призывает деятелей киноискусства заслуженный авиаконструктор и доброжелательный читатель журнала. И сам Антонов не ограничивается одним призывом — он сам дает блистательный пример лаконичного, точного, обоснованного суждения о явлениях киноискусства.

Этим он, безусловно, доказывает и несостоятельность зрителей, и необходимость для профессионалов-критиков от сильно эмоциональных, но мало убедительных, а порой вкусовых и субъективных оценок, воплощенных в очень красивую литературную форму, переходить к серьезному научному анализу фактов искусства и философскому осмысливанию их на благо художественной практики».

Глубина понимания киноискусства, интереснейшие суждения Антонова о героизме и основаниях для подвига заставляют видеть в нем человека профессионально воспринимающего искусство. Одновременно перед нами раскрывается духовное кредо разносторонне образованного человека — его принципиальная взаимосвязь с жизнью, реальностью, благородными ее задачами настоящего и будущего.

Пожалуй, ни одно событие в культурной жизни страны не оставляет Олега Константиновича безразличным. Найденные мной в его архивах две копии документов поразили меня, значительно расширив предполагавшийся круг интересов академика. И это при его фантастической занятости.

Не могу отказать себе в удовольствии привести эти документы полностью. Они говорят не только сами о себе, но и помогают раскрыть характер этого удивительного человека, которому все было интересно и одинаково важно.

Телеграмма Москва. Цветной бульвар, 13 ЦИРК Карандашу М. Н.

Дорогой Михаил Николаевич!

Горячо поздравляю юбилеем, желаю доброго здоровья, хорошего расположения духа, которым вы нас всегда так щедро наделяли, долгих лет жизни и счастья.

Ваше чудесное искусство, ваш искренний и тонкий юмор, ваш милый, глубоко индивидуальный образ навсегда запомнили не только все любители искусства цирка, но и все, кто ценит труднейший жанр смеха, веселья, наполненный чувствами к человеку.

Ваш Антонов.

А вот ответ на один из запросов О. К. Антонова:

Главная дирекция программ Центрального телевидения, 21 марта 71 г.

Уважаемый т. Антонов!

Сводка погоды в программе «Время» сопровождается пьесой Андрэ Попа «Манчестер и Ливерпуль». Исполняет пьесу оркестр под управлением Франка Пурселя.

Редактор Г. Чумыкина

Попытка ученого каждый раз «съесть пудинг» — дотянуться до глубинных процессов явления, дойти до тонкости поражает нас сегодня — ведь многие вопросы представлялись, да и сейчас представляются нам далекими от непосредственных интересов и обязанностей Антонова.

Много внимания он отдает развитию прикладного искусства, проблемам традиций и новаторства в этом виде массового искусства, которое, увы, и до сих пор обойдено вниманием художественной общественности.

Но что примечательно, отдельные конкретные замечания по прикладному искусству Антонов обобщает и приходит к важным выводам вообще по искусству. Будучи сам недюжинным художником — он рисовал всю жизнь, участвовал в выставках, — Олег Константинович собственной практикой стремился проявить свою позицию в живописи.

«К сожалению, в области декоративно-прикладного искусства есть еще люди, стремящиеся канонизировать традиции и художественные приемы.

Если бы сама жизнь не опровергала на каждом шагу такое теоретическое недомыслие, мы, наверное, увидели бы полуботинки, похожие на лапти, автомобиль в виде возка или розвальней, а турбореактивный самолет — должно быть, в виде Змея Горыныча.

Но когда-то не было даже и лаптей. Все течет, все изменяется, и традиции в том числе, они ведь не только соблюдаются, но и создаются!

В самом деле, где же были во времена Гостомысла холодильники и безопасные бритвы, обувь на микропористой подошве, электрические лампочки, железобетон и драповое пальто?

Бездумная гальванизация традиций не только задерживает здоровое движение вперед нашего декоративно-прикладного искусства, но и приводит к сужению поля деятельности художников…

Нужно ли удивляться, что наши художники часто не умеют и что еще хуже, по-видимому, эстетически до конца не воспринимают особую красоту технических сооружений. Этот чудесный и непрерывно меняющийся мир создаваемой человеком красоты остается для многих художников „тайной за семью печатями“.

А ведь сама техника в известном смысле слова давно стала искусством со своей особой красотой, присущей и красиво разыгранной партии в шахматы, и изящному решению сложной математической проблемы, и остроумной радиосхеме, и космическому кораблю, вычерчивающему огненный след в межзвездном пространстве».

Последний вывод Антонова чрезвычайно важен. Это откровенный дизайнерский взгляд на ту «вторую природу», которую мы создаем своими руками. И можно лишь дополнить: создаем отнюдь не за счет «первой природы» и не уничтожая все же традиции.

Она, эта «вторая природа», обязана не только гармонировать с окружающей нас природой, но и обязана быть красивой.

Но, продолжая разговор о прикладном искусстве, Антонов переходит к позициям большого искусства, что чрезвычайно важно.

«Почему некоторые ревнители традиции простоту линий, нежную окраску, отсутствие ненужных, усложняющих производство украшений считают „западным стилем“, произвольно приписав ему все эти преимущества, а на долю нашей „традиции“ оставляют затейливость, узорность, „яркую цветовую гамму“, задуманное украшательство? К чему такое произвольное разделение вершков и корешков!

Главная опасность, как известно, это опасность, которую не заметили вовремя и которой дали разрастись до размеров бедствия. Так и получилось у нашей критики, которая односторонне усердствует в борьбе с абстракционизмом, но проглядела свиное рыло натурализма, нагло просовывающееся в каждую щель искусства.

Достаточно, например, взглянуть на почтовые бланки поздравительных телеграмм с цветными картинками, выпускаемые Министерством связи миллионными тиражами, чтобы убедиться, что порою размахивание пугалом абстракционизма — это только отвлекающая операция с целью протаскивания „искусства“ трактирного достоинства.

Пора наконец нашим художникам, взявшим от нашей национальной традиции в декоративном искусстве не внешнее, изменчивое выражение, а ее глубокую родную народу сущность, двинуться вперед по пути создания современного советского стиля, не плетясь, как это бывает иногда, в хвосте у Запада, а смело опережая его…»

Если задуматься, да ведь это целая программа, высказанная не искусствоведом, а ученым-конструктором, который всеми своими увлечениями буквально ввинчивался в окружающую жизнь, стремясь увлечь за собою единомышленников, не давая пощады идейным противникам. И все это происходило на параллельном курсе с работой Генерального конструктора по созданию уникальных самолетов.

Какая четкость осознания главных движущих сил того или иного процесса, к которому прикасался Антонов! Какая аналитическая ясность выводов! Какой диапазон интересов!..

И они распространялись еще на одну любимую область конструктора — на спорт.

Всю свою жизнь Олег Константинович был спортивен. И это несмотря на то, что он был тяжело болен туберкулезом, неоднократно обострявшимся на протяжении его жизни.

Первая жена Антонова, Лидия Сергеевна Кочеткова, недавно рассказала мне поразительный эпизод.

— Было это в 1944 году. Олег заехал ко мне, чтобы оформить официально наш развод — он должен был узаконить свои отношения со второй женой, Елизаветой Аветовной Шахатуни. К тому времени мы уже давно не жили вместе — я жила с сыном Ролланом, родившимся в 1936 году.

В машине, по пути в загс, Олег неожиданно закашлялся, приложил платок к губам, и я увидела кровь на матке. Мы вышли из машины и отошли в сторону от дороги. Ночью только что выпал снег.

Олег наклонился, зачерпнул чистого снега и приложил его к губам, смывая кровь.

— На днях уеду лечиться в Ялту, — сказал он.

Мы еще немного постояли возле дороги. Затем сели в машину и поехали в загс, чтобы оформить наш развод. Я рассталась со смешанным чувством какой-то материнской жалости к больному и чрезвычайного беспокойства за его судьбу.

Несмотря на тяжелую болезнь, Олег Константинович активно занимался спортом: ходил на лыжах, играл в теннис и пинг-понг.

«Спорт для всех — от мала до велика — это дело не только спортивных организаций, — говорил он. — Ведь от того, как чувствуют себя наши работники, от того, здоровы ли все члены их семей (а лучший эликсир здоровья, чем спорт, найти трудно), зависит их отдача, их труд на производстве.

От нас, от руководителей производства, во многом зависит, чтобы спортивные базы предприятий были бы на современном уровне и всегда поддерживались в хорошем состоянии.

В пожилом возрасте спорт особенно необходим — поверьте моему жизненному опыту».

Я бы сказал больше — его постоянная страсть к спорту была своеобразным протестом против глубоко укоренившейся болезни. Олег Константинович не давал себе раскисать.

Извечная привязанность Генерального конструктора к научному анализу проявилась и здесь. Антонов выступил в «Литературной газете» с необычной статьей «Почему теннис?».

Статья вызвала интерес не только у спортсменов, но и у теоретиков спорта — ведь академик высказал необычное суждение на эту тему.

— Почему теннис? — задает вопрос Антонов, сопоставляя шахматы с теннисом.

«Теннис — это шахматный суперблицтурнир на открытом воздухе — на доске с бесконечным числом клеток, требующий, помимо ума и воли к победе, еще и силы, ловкости, выносливости и предельной быстроты. Что же мешает его быстрому распространению?

Говорят, малопопулярен — это не так!

Требует больших затрат — гаревая дорожка, бассейн, горные лыжи все это дороже!

Нет инвентаря — наша промышленность может выпускать инвентарь.

Не олимпийский вид спорта — бесспорно, будет в ближайшее время олимпийским видом.

Легкую атлетику называют королевой спорта.

Ну что ж, если так, то я считаю теннис королем спорта».