В ТРЕХ МИНУТАХ ОТ ЗИМНЕГО

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В ТРЕХ МИНУТАХ ОТ ЗИМНЕГО

Первый успех с самодельным планером.

Первые самостоятельные шаги, уже определявшие дальнейшие пути юноши. Что же дальше? Этот вопрос вставал перед Олегом и требовал от него ответа. Учиться дальше. Но в те годы, а было это в 1925 году, во всю широту встал перед страной вопрос о воспитании своей технической интеллигенции. Кандидатов для учебы подбирали по рекомендациям-путевкам, выдаваемым учреждениями по разверстке сверху. Получить такую путевку на учебу было нелегко — ее должны были спустить на учреждение: давайте кандидата! От поступающего требовалась официальная характеристика с развернутой аргументацией — почему и как его рекомендуют.

Рекомендациям верили, а потому для юношей и девушек не существовало вступительных экзаменов.

Олег Антонов получил следующее письмо-рекомендацию от непосредственно своего руководителя ОДВФ Голубева:

ОДВФ Саратовского Губотдела от 10 января 1925 г.

В секретариат ОДВФ РСФСР Дорогие товарищи!

Предъявителю сего, быв. секретарю спортсекции Саргуботдела ОДВФ, председателю Центрального кружка планеристов г. Саратова «Парящий полет», конструктору нашего планера «Голубь», автору 2-х выпущенных брошюр «Зачем нам нужны планеры» и «Простейшие модели планеров из бумаги» и активнейшему члену нашего общества тов. Антонову О. К. Саргуботдел ОДВФ просит оказать всемернейшее содействие в поступлении в одно из учебных заведений.

Тов. Антонов достаточно проявил себя в нашей повседневной работе, и мы глубоко надеемся, что секретариат ОДВФ РСФСР окажет ему должное содействие в просимом.

С товарищеским приветом

Отв. секретарь Саргуботдела ОДВФ: Голубев

Делопроизводитель: Мазилкина.

Секретариат откликнулся на характеристику Саратовского отделения — Олега Антонова рекомендовали для поступления в Саратовский университет.

Но тут произошли непредвиденные затруднения.

Председатель приемочной комиссии увидел перед собой маленького кареглазого парнишку по внешнему облику лет 13–14.

Он возмутился:

— Ты что, серьезно пришел поступать? Молод еще… Тебе бы годика через четыре… Не раньше.

После долгих перипетий и объяснений Антонова все же зачислили на путейский факультет.

Отец был в восторге:

— Наконец серьезное дело — транспорт. А то все какая-то чепуха — самолеты, планеры…

Но радость Антонова-старшего была недолгой. В начале второго года учебы путейский факультет почему-то закрыли. Поступать в другой институт уже не было времени. Олег погрузился в конструирование планеров.

Однако в это же самое время в учреждение, где работал отец Антонова, через профсоюзную организацию бюро инженеров и техников пришла соответствующая заявка на рекомендацию для учебы в Ленинградском политехническом институте. Из двух кандидатов был выделен Олег Антонов. Второй парень не то испугался, не то благородно уступил место приятелю. Олег выехал в Ленинград.

И, о чудо, его приняли, зачислив студентом Ленинградского политехнического института на корабельный факультет, отделение гидроавиации.

Вот он, потрясенный, идет по улицам северной столицы, вдоль Невы, по знаменитой гранитной набережной. Что может быть сравнимо с городом Ленина, с его дворцами, выстроившимися по обоим берегам могучей реки, с устремленными в небо шпилями Петропавловской крепости и Адмиралтейства?

Что может быть прекраснее Невского проспекта, где одно здание красивее другого, где все напоминает о величии России?

Что может быть гармоничнее титанических колонн Исаакиевского собора, несущих на себе золоченую полусферу купола, парящего над всем городом? Что может быть более впечатляющим, чем могучая фигура медного всадника с рукой, простертой в будущее, и с неповторимой славой прошлого.

Можно только мысленно представить себе потрясение юного Антонова, впервые попавшего в этот прекрасный город из далекой приволжской провинции.

Да, в Саратове — Волга, и она тоже величественна. Но было в Ленинграде, кроме внешнего облика, еще нечто неповторимое, уникальное. Олег Антонов сразу почувствовал это.

Мечта о полете становилась реальностью. Позже он писал об этом:

«Новый планер — нам в то время снились и снились только полеты — мы, будущие конструкторы самолетов, сооружали в здании, которое стояло в трех минутах хода от арки Главного штаба, от Зимнего дворца».

Ленинград заставил Олега пересмотреть весь характер жизни и поведения. На него буквально обрушилось огромное количество прямых обязанностей и взятых на себя обязательств. И все это помимо основного — учебы в институте.

Инициативный, энергичный и уже «знающий» в планерном деле молодой человек был тут же избран секретарем технического комитета ОДВФ.

Одновременно он стал инструктором авиамодельного кружка на заводе имени Урицкого. Еще бы — строить модели для него еще со времени саратовской жизни — дело привычное.

Он возглавлял планерную мастерскую и был ее главным конструктором. При нем в качестве технорука — такой же одержимый энтузиаст Володя Зархи.

Олег непрерывно поддерживал самые тесные контакты с руководством планерной школы, рассчитанной на массовое увлечение этим модным спортом.

Школу эту возглавлял старый, опытный летчик, участник гражданской войны Адольф Карлович Иост. Рядом с ним такие, уже известные в то время, конструкторы и летчики, как Цыбин, братья Лось, Сербиков. Да и сам Антонов, наконец, со своей активностью стоил десятерых.

Здесь же в городе появлялись постоянные представители кружка планеристов «Парящий полет», созданного в Москве, как мы помним, летчиком Константином Константиновичем Арцеуловым. Пожалуй, в то время это была самая известная в стране организация по планеризму. Ведь в кружок входили такие авторитеты, как Тихонравов, Ильюшин, Пышнов, Толстых, Невдачин, Жабров. Они познакомились в Коктебеле и сдружились на основе общих интересов.

Встреча с любым из них представлялась молодому Антонову почти обязательной. Однако студенту надо было еще как-то существовать, зарабатывать на пропитание.

Он брался за все. Рисовал плакаты, писал заметки и статейки в газету.

А тут вдруг повезло — выпала работа, да еще любимая — делать модели самолетов.

Дело в том, что киностудия Ленфильм начала в 1926 году снимать новый научно-фантастический фильм под названием «Наполеон-газ».

Содержание фильма сводилось к тому, что некий злодей-ученый изобрел убийственный газ, с помощью которого возмечтал покорить весь мир. Бомбы с этим газом должны были разбрасываться с самолетов, управляемых автоматами. Что за машины? Откуда их взять?

Модели этих самолетов, предназначенные для съемок, и взялся изготовлять студент Антонов.

Такая работа была ему по плечу. Он держал в памяти конструкции почти всех известных к тому времени самолетов всего мира. Домыслить летательные аппараты будущего при интуиции и воображении Олега не представляло для него большого труда. Модели нравились деятелям кино.

Единственно, в чем режиссер и студент-конструктор так и не могли найти общего языка, — это в правилах летания моделей. По воле режиссера они перемещались в пространстве совершенно произвольно, нарушая все законы аэродинамики.

Нашлась для студента и подходящая работа в Москве, куда ему приходилось в связи с работой в кино периодически выезжать.

Для московской школы стрельбы и бомбометания «Стрельбом» также требовались модели самолетов. Но не фантастических, а реальных самолетов зарубежных стран. По этим моделям слушатели должны были вести учебное прицеливание. Точных чертежей большинства зарубежных самолетов не имелось. Антонов знал все силуэты самолетов наизусть и воспроизводил их с необыкновенной легкостью. Иногда в этом деле ему помогал саратовский товарищ Алексей Толмачев — как-никак, и ему нужно было зарабатывать на жизнь.

— Уж лучше в любимой области — авиастроении, — говорили ребята.

И что поразительно — при всей своей необыкновенной загруженности Олег Антонов умудряется везде успевать.

Это явствует хотя бы из характеристики, выданной ему во время студенчества.

В характеристике перечислены все стороны многообразной деятельности девятнадцатилетнего студента.

Вот выписка из характеристики:

«Тов. Антонов начал свою работу в Саратовском ОДВФ с начала его организации. Им организован в Саратове планерный кружок „Парящий полет“. По чертежам собственноручно, с товарищами построен планер „Голубь“. Антонов был отв. секретарем Саратовской губинспекции. В 1924 г. написал 2 популярных брошюры. В 1925 г. он уезжает в Ленинград, где получает 2-е место на состязаниях моделей.

Затем — постройка моделей для кинофильма „Наполеон-газ“. В 1925 г. — поступает в Ленинградский политехнический институт им. Калинина — на корабельный факультет, гидроавиационное отделение. Отбывает практику на Балтийском заводе.

За время его работы в обществах ОДВФ, авиации и Осоавиахим им проделана колоссальная работа. Его неутомимость увлекла многих товарищей, которые активно работают по авиатранспорту в обществе».

Но Олег, будучи в Ленинграде, не забросил своих связей с Саратовом. Во время летних каникул Олег регулярно возвращается в свой город. Здесь продолжают работать товарищи над конструкцией его второго планера ОКА-2. Построенный по чертежам Антонова, планер этот гораздо совершеннее «Голубя». И если ОКА-1 «Голубь» в Коктебеле только прыгал, но не летал, теперь ребята были уверены — ОКА-2 обязательно полетит.

И вновь на Жареном бугре планерные испытания новой конструкции. Десяток ребятишек впряжены в трос. Они с разбегу тянут его, увлекая за собой планер.

Вот он, красавец, еще пахнущий клеем и лаком, стоит на выжженном солнцем бугре. Раскинутые легкие крылья, обтянутые тонким полотном. Планер повернут навстречу ветру.

Олег садится на узкую полочку сиденья, берется за рукоятку управления и громко командует: «Пошли!» Вот его запись тех дней:

«Ребята бегут так, будто от этого зависит спасение их жизни. Сверкают подошвы, до блеска натертые сухой травой. Планер быстро катится под уклон на своих деревянных колесах, сделанных из кругов венских стульев. Я стремлюсь облегчить разбег, давая ручку от себя, потом резко беру полностью на себя.

Планер вяло отделяется от земли и, пропланировав десяток метров, тяжело плюхается, со скрипом и стуком ползет по щербатому склону Жареного бугра.

Обессиленные, мы возвращаемся к палатке. Ни разговоров, ни смеха. Просто недоумение. Мне, как конструктору планера, и досадно, и стыдно. Но ведь планер построен правильно! Он должен летать! В чем же дело?.. А он только прыгает».

Все лето мучаются ребята в попытках поднять в воздух свое детище.

Мучительно пытается конструктор понять, в чем же его ошибка. Ведь по конструкции планер, безусловно, летуч. Это доказывает уже не только некоторый опыт, приобретенный молодым конструктором, но и элементарные расчеты, проведенные грамотным студентом.

Строптивый планер, он словно заколдован. Обязан летать, а летать не хочет. Так и уехал Олег назад в Ленинград, не объездив своего крылатого коня и, главное, не поняв даже, в чем ошибка — в расчетах или в конструкции.

А понять надо было во что бы то ни стало. Ведь он продолжал строить новые планеры в ленинградской мастерской, что в трех минутах от Зимнего.

Заканчивался учебный ОКА-3 — контуры его четко проступали на «стапелях».

Домысливался «Стандарт-1» — пора начинать строить!

Зрела задумка еще одной учебной конструкции — «Стандарт-II».

И что самое волнующее: в сознании проступали контуры уже не учебного планера, а подлинного парителя — спортивного летательного аппарата высокого класса.

Вот с чем мы выступим в Коктебеле на слете, мечтает Антонов о будущем спортивном планере «Город Ленина».

Но все застопорилось из-за неудач в Саратове.

Как же все-таки с саратовским детищем? Почему не летит проклятый ОКА-2?

Ответ пришел неожиданно.

Боря Урлапов — способный мальчишка, что вечно крутился в ногах у «взрослых», — а им по 18, — выслал Олегу в Ленинград весной 1927 года газету «Саратовские известия».

Олег быстро нашел в номере то, что нужно — заметку под заголовком «Первые полеты».

Прыгая глазами со строки на строку, Олег торопливо читал интересующее его сообщение.

«Недавно в Саратове были устроены пробные испытания планеристов.

Испытания проходили в 10 верстах от Саратова на так называемом Жареном бугре.

В полетах принимали участие все „старые“ моделисты, немало поработавшие в области летающих моделей и теоретического планеризма. Впервые они же попробовали свои силы в полетах на планере, построенном собственными силами в мастерской Осоавиахима по чертежам саратовского конструктора тов. Антонова — ОКА-2.

Первые, по существу, испытания нужно считать вполне удавшимися…»

У Олега захватило дух: так все же полетел, проклятый! Наконец-то… В чем же дело?

Олег продолжал читать:

«Испытания проходили два дня. В первый день моделист-планерист тов. Васильев поднялся на высоту 13 метров и пролетел 140 метров.

На следующий день планер был отрегулирован, и т.т. Видищев, Васильев, Урлапов и Удодов совершили каждый по четыре полета. Тов. Видищев в этот день пролетел 170 метров, продержавшись в воздухе 26–27 секунд, и сделан прекрасную посадку.

Всего, таким образом, в этот день было сделано 16 полетов.

В дальнейшем нужно создать благоприятные условия для развития модельно-планерного спорта в Саратове. Губсовет Осоавиахима со своей стороны отпускает на это дело около 2000 рублей на летную работу».

В прилагаемом письме ребята рассказали о том, как они научили планер летать, буквально ничего не изменив в его конструкции.

Оказывается, все дело заключалось в том, что полотно, обтягивавшее крылья, было не чем иным, как редким мадаполамом. Воздух при движении проходил сквозь него, как сквозь сито, не создавая подъемной силы. Достаточно было покрыть материал тонким слоем клейстера, чтобы все поры закрылись. То же крыло немедленно обрело подъемную силу, вполне достаточную для полета.

— Я думал о чем угодно, но только не об этом, — вспоминает Антонов. — Мне грезились любые сложнейшие ошибки. А здесь все так просто… Да здравствует ОКА-2! Теперь-то мы запросто поднимем в воздух его крылатых последователей…

Однако, как выяснилось, судьба второго планера Антонова оказалась не из легких.

Буквально на следующий день четырнадцатилетний пионер Боря Урлапов совершил семнадцатый облет планера. На вираже он царапнул крылом землю, и этого было достаточно, чтобы легкая конструкция развалилась.

Прошли годы, и уже опытный конструктор десантных планеров Борис Дмитриевич Урлапов вспоминает в своем письме Олегу Константиновичу Антонову: «Отчетливо помню тот день и час, в который я разбил ОКА-2. Это был хороший, „летучий“ планер. До сих пор в памяти мучительные дни мальчишеских переживаний не от незначительных ушибов, а от сознания того, что я не справился с управлением и одновременно лишил своих товарищей тех восторгов и счастья, которые все испытывали, совершая очередной планирующий полет».

Раскрытая загадка планера ОКА-2 сняла все сомнения при конструировании учебного ОКА-3, предназначенного на то, чтобы любая даже плохонькая любительская планерная мастерская могла бы скопировать его.

Машина была необычайно простой, небольшого размера. Весила она всего лишь семьдесят килограммов. Вместо шасси была спроектирована посадочная лыжа и предохранительные полозья по концам крыльев. Это был воистину массовый надежный планер, на котором Олег и его товарищи совершили свыше пятисот полетов. Для начала летали каждый выходной день в холмистом местечке Парголово под Ленинградом.

Здесь в сарае в разобранном виде хранился ОКА-3 и ВМТ-I Цыбина. Ранним поездом выезжали из города студенты и курсанты, чтобы успеть собрать машины к приходу инструктора.

Затем начинались взаимоотношения летчиков с машинами по принципу: «одну минуту мы на них, а тридцать минут — они на нас». Что поделаешь, после минутного полета надо было полчаса вновь поднимать планеры в гору.

И так десятки раз в день. Поговорка «любишь кататься, люби и саночки возить» работала здесь беспроигрышно.

Из Парголово перебрались в Дудергоф — здесь горы были повыше. Гора Киргоф — самая высокая под Ленинградом. Соответственно удлинились и полеты. Однако на травянистых склонах гор возникли неожиданные препятствия. Непрерывное движение «летной команды» то вниз, то вверх по склону (запускать и поднимать планеры — дело коллективное) окончательно нарушили «экологический баланс» района.

— Вы нам вытопчите все луга, — восстали местные жители!

Пришлось перебираться на Крестовый остров. Здесь, практически на ровной площадке, планеры запускались с помощью амортизаторных устройств.

Шла колоссальная творческая работа, охватить и осмыслить которую было почти невозможно.

Олег Антонов ходил на лекции в университет, сдавал зачеты, отбывал практику на Балтийском заводе. Одновременно он проектировал и строил планеры своей конструкции, стремясь создать массовую учебную машину.

На аэродроме планерной станции он постоянно совершал полеты, что также отнимало у него много времени.

Занимаясь планерным спортом, он неизменно выполнял обязанности секретаря техкома.

Обучал модельному делу ребят с фабрики имени Урицкого и сам делал модели для Ленфильма.

Наконец, мы знаем, что он выкраивал время на то, чтобы заниматься живописью, посещать выставки, бывать в театрах.

Сейчас трудно понять, как он успевал все это делать. Но, видимо, эти годы учебы, труда и увлечений выработали в характере будущего Генерального конструктора тот потрясающий, почти педантичный универсализм поведения, который поражал всех, кто имел с ним впоследствии дело.

Видимо, лозунг, провозглашенный им позднее на тему, как справляться с работой — «делать медленные действия без промежутков между ними», — родился именно тогда, в нелегкие годы ленинградской учебы и увлечений. Отсюда, с этих высот северной столицы, жизнь открывалась ему во всем своем пленительном развороте.

Волновал один вопрос: что впереди?

Что бы ни было — все равно будет преодолено…

И он действительно преодолел все на своем нелегком пути.