Глава девятая. Вождь и «ближний круг»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава девятая. Вождь и «ближний круг»

Как и другие диктаторы, обладающие самодержавной властью, такие как Сталин и Гитлер, у которых господство основывалось на идеологии, пронизывающей каждую грань жизни общества, Саддам Хусейн основывал свою личную власть на партии Баас. Его логика, как и у его предшественников, была ясной и четкой: так как партия обладает организованной структурой и идеологической основой для контроля над действиями и настроениями людей, она будет контролировать массы и государственный аппарат, а он, Хусейн, будет контролировать партию.

С этой целью Баас была преобразована из крошечной партии, в которой насчитывалось 2 тысячи человек с малой опорой в народе, в массовую организацию. Она хвасталась, что у нее около 25 000 полноправных членов и 1,5 миллиона сторонников. Однако этот впечатляющий рост мощи партии сопровождался постоянной потерей ее влияния на подлинные рычаги власти. За годы своего пребывания у власти — и в качестве фактического лидера при президенте Бакре, и на самом высоком посту — Саддам полностью подчинил Баас своей воле, выхолостил ее правящие учреждения и сократил ее общенациональный аппарат, принимающий решения, до одного человека, окруженного покорной группой близких соратников. Он добился этого, предотвращая любое несогласие при помощи систематических чисток и подчинив все области внутренней и внешней политики единственной цели — своему политическому долголетию.

Саддам всегда считал, что дорога к общенациональному раболепию должна начинаться с воспитания молодых, которые еще не были «испорчены устаревшими идеями».

— У мальчика и у юноши еще нет общественного сознания и политической принадлежности, — провозгласил он, став президентом, — стало быть, партия и государство должны быть их семьей, их отцом и матерью.

Поэтому иракских детей буквально с детского сада учили терминологии Баас и, разумеется, обожанию их славного вождя. Вырастая, они вступали в различные юношеские партийные организации, где им старательно промывали мозги идеологией их президента, воспитывающей ненависть к иностранцам и «антиимпериализм». Их учили не только никому не доверять, но и способствовать проникновению партии в семью, бдительно наблюдать за поведением родителей и быть всегда готовыми донести властям, если те поведут себя «не правильно». В этом отношении ужасающая картина тоталитарного государства из книги Джорджа Оруэлла «1984» стала реальностью в современном Ираке. Как однажды заметил Саддам:

— Помимо других способов и средств, вы должны вовлекать взрослых с помощью их сыновей. Учите студентов и учеников спорить с родителями, если они услышат, как те обсуждают государственные тайны… В каждый угол надо поставить сына революции с надежным глазом и твердым разумом, получающего указания из штаба революции.

С таким идеологическим фундаментом, заложенным в ранней юности, следующим шагом для иракского гражданина было его вовлечение в организационную структуру партии. Поскольку Баас, по популистским рассуждениям Хусейна, представляет всеобщую волю, в ее ряды нужно вовлечь как можно больше иракцев. Как он образно выразился:

— По воле Аллаха мы никого не оставим за бортом корабля, ибо на этот раз корабль достаточно велик, чтобы вместить весь Ирак.

Одним из способов заполнить «большой корабль» был тот неоспоримый факт, что членство в партии стало необходимым для общественной карьеры, ибо небаасисты освобождались от своих должностей и заменялись преданными членами и сторонниками партии. Все государственные органы — армия, бюрократический аппарат, даже профсоюзы и массовые организации — полностью подчинялись партии. В январе 1980 года было создано специальное бюро для массовых организаций под эгидой СРК. Одной и самых заметных организаций, входящих в бюро, стал Национальный союз иракских студентов, целью которого было чинить препоны иракским студентам-диссидентам за границей. Чтобы сократить количество таких потенциальных диссидентов, стипендии для обучения за рубежом давались исключительно членам партии, а «нарушителям» грозило 15-летнее каторжное заключение.

Более того, тысячам учащихся, не принадлежавшим к Баас, отказывали в приеме в иракские вузы и техникумы или же исключали из них. Образование превратилось в фарс, поскольку высокопоставленные партийные работники вынуждали преподавательский состав присуждать степени их родственникам или другим партийным работникам. Сам Саддам именно таким манером стал дипломированным юристом.

Партийная служба, однако, предъявляла свои требования. Тогда как членство на низшем уровне было доступно всем, с немногими привилегиями и многочисленными обязанностями, полноправное членство было ограничено специальным кругом «немногих избранных», достигших высокого уровня «зрелости». Не всякому дано было достичь этой стадии, для которой требовалось, по крайней мере, пять-десять лет упорной работы и абсолютной преданности. Тем, кто не докажет этой беспрекословной преданности, грозит статья 200 уголовного кодекса, которая предполагает смертную казнь за такие «преступления» как выход из Баас и вступление в другую партию, за сокрытие прежних политических взглядов после вступления в Баас или хоть подобие связей с другими политическими группировками. Чтобы обеспечить надежность баасистов, члены партии подвергаются постоянному наблюдению со стороны их бдительных товарищей, которые с удовольствием сообщают о любой «подозрительной» деятельности соседей, коллег, друзей и даже членов семьи.

Методы, применяемые для обеспечения абсолютной верности в рядах Баас, бледнеют по сравнению с тем, как партия обращается с политическими диссидентами, воображаемыми и реальными. Учитывая, что каждый седьмой в Ираке является членом партии того или иного ранга, вряд ли будет преувеличением назвать Ирак тоталитарным государством доносчиков. Никто в Ираке не защищен от произвола власти или мстительности недовольных соседей, друзей или даже членов семьи. Анекдот или презрительное замечание о президенте, СРК, партии Баас или Национальном собрании может стоить жизни по государственному декрету от ноября 1986 года, который предусматривает смертную казнь за намеренное и публичное оскорбление в их адрес. Любой человек может быть арестован и оказаться в камере пыток, часто не имея ни малейшего представления, за что именно. Те, кому повезет, могут вскоре вернуться домой без всякого объяснения причины своего отсутствия; менее удачливым может грозить длительное заключение или даже казнь. Эти приговоры, как докладывает «Международная амнистия», скорее всего, выносятся государственными служащими, а не судьями.

Печально известные службы безопасности являются основным орудием, при помощи которого Саддам поддерживает в своем доме порядок. Став главой службы безопасности партии еще в середине 1960-х годов, Саддам превратил этот аппарат в основное средство осуществления своей политической программы. Ослабив влияние армии в партии и вычистив возможных претендентов на лидерство, он позволил сохраниться в качестве политической силы только отделу безопасности. Для того чтобы помешать своему творению восстать против него, Хусейн обратился к тактике «разделяй и властвуй», устроив так, что все отделы его секретных служб работали независимо друг от друга и докладывали ему по отдельности. Это дало ему полный контроль над мощным аппаратом и позволило использовать каждую из секретных служб, чтобы шпионить за другими. В качестве последнего предохранительного клапана Саддам поставил на ключевые позиции в аппарате безопасности своих земляков из Тикрита. Родственным связям он всегда придавал большое значение.

Однако, с точки зрения режима, даже пытаемые и казненные должны быть благодарны за свою судьбу.

— «Каср эль-Нихайя» — красивое место, — сказал Саддам западному корреспонденту, когда его спросили о применении пыток в этой печально знаменитой тюрьме, — это дворец, где в 1958 году были убиты члены королевской семьи. Все время, пока мы находились в подполье, мы надеялись оказаться в этом королевском дворце. Содержаться там — большая честь.

Этот саркастический ответ на вопрос о наказаниях в Ираке получил продолжение, когда генеральный директор министерства культуры и информации отвечал на вопрос датского журналиста о казнях в Ираке. Он сказал:

— Вы предоставляете шпиону возможность провести всю оставшуюся жизнь в тюрьме. Мы предпочитаем освободить его и немедленно даровать ему вечный покой. Разве это не гуманнее?

Саддам считает морально допустимым казнить тех своих подданных, которые осмеливаются посмеиваться над ним.

— Разве закон в вашей стране не наказывает тех, кто пытается оскорбить президента? — спросил он корреспондентку телекомпании Эй-Би-Си Диану Сойер, когда она заговорила на эту тему.

— Нет, господин президент, — ответила она, — тогда половина страны сидела бы в тюрьме.

— И никаких мер не принимается ни к кому, кто оскорбляет президента? — продолжал он, не веря своим ушам.

— Нет, их даже показывают по телевизору.

— Ну, — сказал он, по-видимому, потрясенный только что услышанным, — в Ираке президента народ считает символом страны.

Помимо «восточного» образца психологии Саддама, это интервью является иллюстрацией его полного непонимания западных взглядов и ценностей. Такое впечатление подтверждает и следующая история. Арабский журналист, бравший у Саддама интервью, подробно объяснял своему собеседнику, как работает американская политическая система. Терпеливо выслушав, как его гость рассказывает о — системе сдержек и противовесов и разделении на исполнительную, законодательную и судебную власть, Саддам спросил:

— Так с кем же тогда я должен иметь дело?

Сведя роль партии Баас только к поддакиванию и одобрению, Саддам правит страной при помощи небольшой группировки старых партийных соратников и членов семьи, а также более отдаленных родственников из тикритского клана. Глубокая привязанность Саддама к семье своей матери — Тульфахам — восходящая к любезным его сердцу воспоминаниям о годах, проведенных в доме Хейраллаха, проявилась в его женитьбе на дочери его дяди, Саджиде, и в том, что он всю жизнь был близок с сыном Хейраллаха, Аднаном. Не были лишены своей доли власти и члены семьи Хусейна со стороны отца, Маджида, и со стороны отчима, Ибрагима. Последним взобрался наверх генерал Хусейн Камель Хасан аль-Маджид, двоюродный брат и зять президента, который занимал пост министра промышленности и военного производства. Честолюбивый и проницательный, молодой и энергичный министр многими считался восходящей звездой, а то и возможным преемником Хусейна. Лучшим показателем возрастающего значения Камеля было то, что он руководил развитием производства нестандартного оружия, включая ядерный проект — «бриллиант» в короне Саддама. Камель также командовал ракетными войсками широкого радиуса действия, где его брат, Саддам Камель, служил полковником. Другой кузен Саддама Хусейна, Али Хасан аль-Маджид, который проводил чудовищную антикурдскую кампанию в 1987-88 годах, несколько месяцев после иракского вторжения занимал должность губернатора Кувейта.

Единоутробные братья Саддама со стороны отчима также служат его режиму. Барзан аль-Тикрити, младший брат Хусейна и самый близкий ему по линии Ибрагимов, был выдвинут на ключевой пост главы имеющей дурную славу партийной разведки («Мухабарат») уже в 1974 году. Он занимал этот пост до осени 1983, после чего был изгнан и помещен под домашний арест. Васбан Ибрагим, смещенный вместе с Барзаном в 1983 году, был губернатором родной провинции Хусейна Салах эль-Дин (с центром в Тикрите), тогда как Сибави Ибрагим был заместителем начальника полиции. Позднее он был уволен вместе со своими братьями.

Что именно произошло между Хусейном и его братьями по материнской линии в 1983 году, не вполне ясно. Одно из объяснений — то, что они были замешаны в заговоре против своего старшего брата. Согласно этой версии, к Барзану обратилась группа армейских офицеров, предложивших ему президентство, и его братья, соблазнившись, присоединились к нему. Другое объяснение состоит в том, что все трое, особенно Барзан, были изгнаны за то, что не смогли раскрыть заговор против Хусейна. С Барзаном, по крайней мере, такого не должно было случиться: в 1982 году он опубликовал книгу под названием «Неудавшиеся покушения на Саддама Хусейна», в которой он описал семь заговоров против Саддама (некоторые из них имели место до того, как Саддам стал президентом) и обвинил зарубежные страны, включая Иран, Сирию, Соединенные Штаты и Израиль, в тайной подготовке этих «заговоров». Однако некоторые обозреватели полагают, что Ибрагимы попали в немилость не из-за каких-то заговоров или непокорности, а в результате крупной семейной распри Говорили также, что к опале Ибрагимов привела смерть матери Саддама в августе 1983 года, так как она была их главной «защитницей».

То, что последняя версия более вероятна, чем две другие, можно вычислить не только по публичному признанию Саддама, что Барзан не заговорщик, но и по тому факту, что троица не была наказана, а более того, через три года снова получила ключевые посты: Сибави занял прошлое влиятельное положение Барзана в качестве главы «Мухабарата», Васбан стал главой внутренней службы государственной безопасности, а Барзан был назначен представителем ООН в Женеве. Если бы эти трое замышляли заговор против Саддама, такое «возвращение» было бы невозможно.

Хусейн также использовал своих детей в качестве фигурантов в запутанной паутине преданных ему династий. Его старший сын, Удай, женат на дочери Из-зата Ибрагима, заместителя председателя СРК. Его младший сын, Кусэй, был женат на дочери генерала Махера Абдель Рашида, но потом этот брак, по слухам, был расторгнут, поскольку Абдель Рашид впал в немилость, когда его победы в ирано-иракской войне превратили его в угрозу абсолютной власти Саддама. Старшая дочь президента, Рагда, замужем за Хусейном Камелем Хасаном, а младшая, Рана, — за Саддамом Камелем, братом Хусейна Камеля. Считали, что помолвка Рагды с Хусейном Камелем Хасаном в 1983 году вызвала бурную перепалку между Саддамом и его братьями по материнской линии, опасавшимися, что будущий брак укрепит клан аль-Маджида в ущерб им.

У Ибрагимов были веские причины бояться будущего. Жить под властью брата было очень выгодно. Говорили, что когда Аднан Хейраллах умер в 1989 году, у него было больше 500 автомобилей. Его отец и «крестный отец» семьи, Хейраллах Тульфах, нажил сказочное состояние, заставляя землевладельцев продавать ему свою продукцию по бросовым ценам. Ходили слухи, что Хусейн Камель Хасан сколотил миллионы на сделках по поставкам оружия, а старший сын Саддама Удэй использовал свое привилегированное положение, чтобы срывать колоссальные прибыли. По сведениям лондонского еженедельника «Обсервер», в 1985 году он ввез партию коров из Индии без необходимой санитарной документации, и хотя все коровы оказались больными и их пришлось уничтожить, он все-таки получил плату за них. Кроме того, утверждали, что Удэй владеет обширной сетью предприятий, включая национальную мясную компанию, фабрику по производству мороженого и многие производства пищевых продуктов. В 1988 году Удэй урвал больше 20 миллионов долларов в одной сделке, заставив центральный банк продать ему иностранную валюту по официальному курсу и обменяв ее на черном рынке. Его коллекция автомобилей уступала только коллекции его покойного дяди Аднана.

Хотя Саддам не боролся с коррупцией в своем окружении и, очевидно, даже поощрял ее, чтобы при случае легче было прижать своих алчных родичей, он время от времени запускал кампании «против коррупции», дабы успокоить общественное недовольство или показать своим соратникам, кто на самом деле хозяин. Так, казнь министра здравоохранения в 1982 году была официально объяснена спекуляцией, как и увольнение его преемника шесть лет спустя. Точно так же в июне 1986 года бывший мэр Багдада Абдель Вахаб Муфти был повешен по обвинению в коррупции. Хотя совершенно неясно, до какой степени он действительно был коррумпирован, поскольку его казнь совпала с «разоблачением» очередного «сирийского заговора», это лишний раз подтверждало решимость Саддама сохранять «чистоту» своей администрации.

Еще одним способом сокрытия того, насколько глубоко внедрились во власть уроженцы Тикрита, было упразднение в конце 1970-х годов фамилий, выдающих место происхождения. Сам Саддам отбросил место своего происхождения из своей фамилии еще в 1973 году, приняв вместо этого имя своего покойного отца — Хусейн. С тех самых пор он всячески старался скрыть свое глубоко провинциальное происхождение — так ему удобнее было изображать себя символом иракского единства:

— Западные журналисты говорят, что Саддам Хусейн родом из Тикрита. Я с жалостью говорю им: Саддам Хусейн родился в деревне в южной части провинции Тикрит; провинция Тикрит — часть «муфазазы» (района) Салах эль-Дин, и он иракец. Саддам Хусейн родился в «муфазазе» Салах эль-Дин, но он не только сын «муфазазы» Салах эль-Дин, потому что он сын провинции Арбил из Сулеймании, он сын Анбара, Тигра и Евфрата, сын Барады, и Иордании, и Нила, Дамаска и Аммана, Каира и Касабланки, и сын каждого иракского города, и сын иракского народа, иракской земли и иракского воздуха, арабской родины и арабской нации.

Правила игры для команды Хусейна просты и прямолинейны: они отдают своему правителю неограниченную верность и покорность в обмен на видное политическое место и материальные преимущества. Но место на вершине пирамиды шатко и ненадежно. Если преданность члена внутреннего кружка подвергалась сомнению или ежели он обретал чрезмерную популярность, то каким бы ни было его прошлое положение, принадлежал ли он к семье Хусейна или нет, карьера его быстро заканчивалась.

Примером может послужить судьба Аднана Тульфаха, который таинственно погиб при аварии вертолета в 1989 году. В официальном заявлении говорилось, что вертолет попал в песчаную бурю. Этому верят очень немногие. Слишком много высокопоставленных военных встретили свою смерть в подобных катастрофах после ирано-иракской войны. Даже самым доверчивым иракцам трудно было понять, почему в мирное время они теряли больше вертолетов, чем в разгар войны.

Даже для режима, который живет террором, судьба Аднана Хейраллаха крайне примечательна, если учесть его необычайно близкие отношения с Саддамом. Они провели большую часть детства в одном доме и воспитывались как родные, а не двоюродные братья. Именно семилетний Аднан в 1947 году убедил своего неграмотного кузена, тогда десятилетнего, уехать из деревни против воли семьи и учиться в Тикрите.

Дружба была вознаграждена. Отнюдь не блестящий офицер, без всяких военных заслуг, штабной полковник Аднан Хейраллах в 1977 году стал министром обороны и одним из немногих военных представителей в Совете революционного командования и в Региональном управлении. Любые сомнения относительно того, кому он обязан своим продвижением, были рассеяны двумя годами позже, когда Хусейн, уже президент, назначил Аднана заместителем премьер-министра и заместителем главнокомандующего. Аднан Хейраллах отплатил своему благодетелю, обеспечив абсолютную верность вооруженных сил на протяжении всех репрессий в армии. Воистину он был правой рукой Саддама на протяжении всех восьми лет ирано-иракской войны.

И все же ничто из этого не было принято во внимание, поскольку Тульфах, по слухам, стал на сторону своей сестры в семейной распре из-за романтического увлечения Саддама Самирой Шахбандар, бывшей женой председателя Иракских авиалиний, принадлежащего к знатной багдадской семье. В отличие от предыдущих президентских романов, которые старательно маскировались, связь с Шахбандар стала широко известной, угрожая его браку и разрушая старательно созданный имидж верного и преданного своей семье мужа.

Дело усложнилось тем, что старший сын Хусейна, Удэй, решив отомстить за поруганную честь матери, забил до смерти президентского дегустатора, который, помимо гастрономических, выполнял иные, более деликатные поручения. Это он познакомил Хусейна с госпожой Шахбандар и служил связным между любовниками. В ярости Хусейн посадил сына за решетку и заявил, что выдвинет против него обвинение в убийстве, но после крайне эмоционального заступничества своей жены и Аднана Хейраллаха он смягчился и выслал Удэя в роскошную ссылку — в Швейцарию. Этот шаг был представлен обществу как совершенный по просьбе семьи покойного, которая якобы написала президенту, умоляя его прекратить следствие по делу его сына, так как «то, что случилось, случилось по воле Аллаха».

Гнев Саддама нетрудно было понять. Несколько лет он готовил Удэя для высокого поста, а возможно, и к роли своего преемника. Окончив технический колледж в 1984 году с оценкой 99,5 процента, что неудивительно для сына вождя, Удэй стал президентом Университета имени Саддама и главой Иракского Олимпийского комитета. Но его развязное поведение в ряде случаев ставило Саддама в неловкое положение перед общественностью. Говорили, что президентский дегустатор был, по меньшей мере, третьим из убитых им людей. Его первой жертвой стал армейский полковник, который воспротивился попыткам Удэя соблазнить его малолетнюю дочь, а второй был офицер, осмелившийся возразить, когда Удэй стал заигрывать с его женой в багдадской дискотеке. Достаточно странно, что, по извращенной логике президентского дворца, предыдущие убийства Удэя, очевидно, не вызывали возражений, поэтому его мать не поняла, почему Саддам решил наказать сына именно за убийство дегустатора, тогда как на предыдущие он не обратил внимания.

— Зачем его арестовывать? — спросила она, как говорили, своего мужа. — В конце концов, это не первое убийство. И он не единственный в семье убивал.

Хотя отношения в семье, в конце концов, наладились (Удэю разрешено было вернуться в Багдад весной 1990 года и занять прежние посты), Хусейн так и не простил Аднану Хейраллаху вмешательства в это дело, поставившее его в неловкое положение. Через несколько месяцев после скандала он яростно набросился на министра обороны, обвиняя его в том, что он не отреагировал должным образом на попытку государственного переворота в начале 1989 года.

По правде говоря, даже если бы не было «дела Шахбандар», Аднан уже был обречен. Помимо прочих ошибок, он совершил непростительный «грех», разделив с Саддамом Хусейном славу за «победу над персидским врагом». За этот грех прощения не было, в чем убедились и некоторые другие выдающиеся генералы. Махер Абдель Рашид и Хишам Сабах Фахри, национальные герои после освобождения полуострова Фао от иранской оккупации в апреле 1988 года, были отстранены от командования несколько позже в том же году — считается, что они либо под домашним арестом, либо казнены. Никому, независимо от степени близости к Саддаму, не дозволено было достигнуть такого положения, которое могло хотя бы теоретически нанести ущерб либо популярности, либо власти президента.

Несмотря на несчастную судьбу Аднана Хейраллаха, на удивление, немногие из «внутреннего круга» Саддама впали в немилость в 1980-х годах, что давало основания полагать, что даже в системе, пронизанной патологической подозрительностью, чувство солидарности, племенное или основанное на страхе, было вытравлено не до конца.

Однако же эта солидарность не основывается на истинной верности. Хусейну не только удалось избавиться, постепенно поднимаясь к абсолютной власти, от всех своих потенциальных соперников и окружить себя раболепными подлипалами, но он также связал свой внутренний круг со своей политикой и, следовательно, со своею судьбой. Таковы были люди, образующие основу режима. Они сделали возможным возвышение Саддама к абсолютизму, получали огромные награды у него на службе и рисковали потерять все в случае его падения. Многие из них играли весьма видную роль в саддамовских репрессиях (можно вспомнить, как Наим Хаддад возглавлял особый трибунал, отдававший приказы о знаменитых казнях в 1979 году). Ходили слухи, что большинство из них брали в руки оружие и участвовали вместе с Саддамом в расстрелах.

Иракская правящая клика еще более сплотилась со своим вожаком во время ирано-иракской войны. Не забывая, что не только их хозяин, но и они тоже были объявлены Тегераном заклятыми врагами, осознавая, как безжалостно Хусейн будет наказывать за нерешительность в эти роковые дни, «ближний круг» сплотился как никогда вокруг единственного человека, который, по их мнению, мог найти выход из положения.

Никто не знал лучше Тарика Азиза о страшных последствиях возможной победы Ирана для него и его соратников, после того как он едва спасся от покушения в апреле 1980 года. Седой господин с обходительными манерами, занимающий с 1983 года пост министра иностранных дел наряду с постом заместителя премьер-министра, многими считался умеренным политиком. Однако этот образ возник больше из-за того, что он бегло и правильно говорит по-английски (у него степень бакалавра Багдадского университета по английскому языку и литературе), а не из-за содержания его заявлений. Христианин в мусульманской администрации, он во многом является созданием Саддама, старательно прислушивается к голосу своего хозяина и подчеркивает его воззрения и цели. В багдадских дипломатических кругах бытует анекдот о том, что во время позднего заседания СРК Саддам повернулся к Азизу и спросил его, который час.

— Какой вам угодно, господин президент, — последовал ответ.

В начале 1970-х годов, будучи главным редактором партийного органа «Эль-Савра», Азиз предоставил газету в распоряжение Хусейна, играя довольно бесстыдную роль в создании публичного образа последнего и оправдывая бесчеловечные действия его службы безопасности. Когда в 1969 году Запад выразил свое негодование по поводу жутких сцен, сопровождавших повешение евреев в Багдаде, Азиз яростно возразил: «Не следует думать, что сотни тысяч, которые с удовольствием приходили смотреть на тела повешенных, варвары или недоумки. Это было бы несправедливой и, кроме того, ложной оценкой. Это событие было проявлением уверенности, демонстрируемой революцией на главной площади Багдада, что невозможное в прошлом стало теперь непреложным фактом». Через десять лет, когда уничтожались коммунисты, Азиз проявил такую же безжалостность:

— Коммунистическая партия в нашей стране не нужна, — сказал он. — Если коммунисты хотят стать мучениками, мы им поможем.

Предшественник Азиза в министерстве иностранных дел, Саадун Хаммади — несколько менее одиозная фигура. Один из отцов-основателей иракской партии Баас, престарелый шиит — единственный в свите Саддама человек, обучавшийся на Западе (в 1957 году он получил степень доктора по экономике сельского хозяйства в Висконсинском университете). И все же на протяжении всей своей карьеры он никак не показал, что этот опыт внушил ему хоть какие-то демократические идеалы. С начала 70-х годов он преданно поддерживал Хусейна, помогая ему со своего влиятельного поста министра иностранных дел, на который он был назначен в 1974 году. В 1983 году он подал в отставку по состоянию здоровья, но остался заместителем премьер-министра, членом СРК и доверенным советником президента по экономическим вопросам. Именно ему — во всех этих ипостасях — было поручено деликатное задание: оказывать давление на Кувейт в год, предшествующий вторжению, чтобы тот простил свои займы Ираку во время войны и согласился субсидировать экономическое восстановление страны.

В то время как Азиз и Хаммади разговаривают от имени режима довольно-таки мягко, Таха Ясен Рамадан обычно бряцает оружием. Выпускник Багдадской военной академии, он был уволен из армии из-за своих баасистских наклонностей и стал банковским служащим. Его близкое сотрудничество с Саддамом начинается с середины 60-х гг., когда он помогает ему организовывать партийную милицию, которую возглавит несколькими годами позже. Рамадан, как и его благодетель, искусно владеет приемами антизападной и националистической демагогии и — редкость в окружении Хусейна — был наделен личной харизмой. Это качество помогло ему в определенном смысле пробиться к власти, о чем свидетельствует его пост первого заместителя премьер-министра. Учитывая все это, Саддам старается держать его на коротком поводке. Следующая история ярко иллюстрирует отношение Саддама к Рамадану. «Как раз перед концом ирано-иракской войны президент решил, что все толстые иракцы должны сесть на диету. В прессе публиковался реальный вес каждого министра и вес, которого нужно достигнуть, с призывами поторопиться. Господину Рамадану следовало потерять более 60 фунтов — и он это сделал».

Другой резкий голос в ближнем окружении Саддама — это голос министра информации и культуры Латифа Нуссейфа Ясима. Пятидесятилетний шиит из маленького города Рашидин в провинции Багдад, Ясим вступил в партию Баас в 16 лет, и при Арефе в середине 1960-х годов сидел в тюрьме. В 1974 он стал генеральным директором государственного радио и телевидения. Он использовал это положение, чтобы создать телевизионный образ своего патрона — Саддама Хусейна — и был щедро вознагражден за свои услуги. Когда Саддам стал президентом, Ясим получил важный пост министра информации. Он играл ключевую роль во время кувейтского кризиса, ретранслируя сообщения своего хозяина по всему миру. Его лицо внутри страны еще более неприятно, чем его международный имидж. Иракские политические ссыльные часто ужасаются от его грубостей и от его вульгарного багдадского диалекта.

— Как низко пал Ирак, если такой тип может быть министром информации и культуры, — сказал со вздохом один из них.

Личный опыт Хусейна научил его обращаться очень осторожно со вторым, согласно табели о рангах, человеком в государстве, Из-затом Ибрагимом аль-Дури. Помня, как он сам успешно использовал свою должность заместителя председателя в качестве трамплина к абсолютной власти, Хусейн превратил своего заместителя в чисто церемониальную фигуру, не допуская его к настоящим рычагам власти. В отличие от Хусейна, портрет которого красуется на каждом углу, Из-зат Ибрагим остается, в основном, анонимной личностью; подданные редко видят его по телевизору, слышат по радио или читают его речи в газетах. Этого нетрудно было добиться, поскольку основным достоинством Ибрагима является его абсолютное раболепие перед своим начальником. Довольно необщительный человек, до прихода к власти Баас зарабатывающий на жизнь продажей льда, заместитель не имеет никаких желаний быть выше своего теперешнего положения. Его слабое здоровье также делает маловероятными какие-либо притязания на власть Хусейна. Хусейн ценит Ибрагима за его религиозное благочестие, вследствие чего именно Ибрагим ведет переговоры с шиитским духовенством.

Несмотря на видное политическое положение и материальное благосостояние, люди из близкого окружения Хусейна находятся между Сциллой и Харибдой. Они поставили свое политическое будущее и свои жизни в зависимость от успеха политики Хусейна, но сами они не имеют практически никакого влияния на его решения. Если бы его сместили, они бы почти наверняка пали вместе с ним; если бы они достигли больших успехов, служа ему, он пожал бы плоды их трудов, а им оставалось бы считать себя счастливчиками, если за их успех их не уберут. Итак, «внутренний круг» Хусейна является его эхом, выдавая то, чего он желает, за действительное и заранее поддерживая те решения, которые он намерен принять.

Полицейские государства не склонны обнародовать, как именно они принимают решения. Свидетельства того, что на самом деле происходит в темных коридорах власти, можно узнать только из вторых или третьих рук. Часто это не вполне соответствует действительности. Однако насколько можно узнать, никто из иракского политического руководства и не пикнул, когда Хусейн в сентябре 1980 года решил выступить против престарелого аятоллы Хомейни. Наоборот, внутренний кружок собрался, как овцы вокруг своего вожака, на протяжении всего того напряженного года, предшествующего войне. Когда Хусейн надеялся ограничить иранскую угрозу не воюя, его соратники всем сердцем его поддерживали; как только он решил взяться за оружие, они быстро забыли свою предыдущую умеренность и настаивали на благотворности вторжения в Иран.

Как это было с другими лидерами, страдающими манией величия, такими как Николае Чаушеску или последний шах Ирана Мухаммед Реза Пехлеви, которым говорили только то, что они хотели услышать, суждение Хусейна о реальном мире было в корне искажено византийской атмосферой лести и самоуничижения, окружающей его. На заседании кабинета в ноябре 1989 года, согласно сообщению государственного радио, он хвалился, что если бы он вышел продавать камешки на улицах Багдада, «собралась бы тысяча иракцев и иностранцев, чтобы предложить миллион динаров за один-единственный камешек и сказать ему: „Саддам Хусейн, ты и не знаешь, что это у тебя не простой камень, а драгоценный“».

В недемократических системах основной носитель политических перемен — сила. Хусейн это понимает и не жалеет стараний, чтобы превратить армию в «идеологическую силу», верную только ему. Кардинальные принципы для такой «идеологической армии» были заложены в 1974 году Восьмым съездом Баас:

— От самых своих истоков Партии нужно было незамедлительно решать две основные задачи. Первой была консолидация руководства в вооруженных силах; надо было очистить их от подозрительных элементов, заговорщиков и авантюристов, укоренить в солдатах панарабские и социалистические принципы, установить идеологические и профессиональные критерии, которые дали бы возможность вооруженным силам выполнять свои обязанности как можно лучше и удержать их от отклонений, допущенных режимами Касема и Арефа и их военными аристократами, и, таким образом, слить вооруженные силы с народным движением под руководством партии.

В соответствии с этим десятки партийных комиссаров были внедрены в вооруженные силы вплоть до батальонного уровня. Организованная политическая деятельность была запрещена, «ненадежные элементы» были вытеснены в отставку или же вычищены, а часто и казнены, кадры старших офицеров постоянно перетряхиваются, чтобы помешать офицерам как-то сплотиться. Социальный состав Республиканской гвардии, элитного корпуса внутри армии, сделавший возможным захват власти Баас и с тех пор обеспечивающий ее существование, был коренным образом пересмотрен, в него были включены многочисленные уроженцы Тикрита и прилегающего района.

Как и его заклятые враги, революционные муллы в Тегеране, Хусейн пытался обезопасить армию при помощи значительного расширения партийной милиции, Народной армии. Учрежденная в конце 1950-х годов как полувоенная организация, милиция (называемая тогда Национальной гвардией) сыграла ключевую роль в свержении Касема и в поддержке первого баасистского режима. В конце 1960-х гг. она была реорганизована Саддамом Хусейном в часть созданного им аппарата безопасности. Хотя и преобразованная в более упорядоченную военную силу с середины 1970-х, Народная армия никогда не подчинялась вооруженным силам. Она была основной помощницей партии в деле сплочения масс вокруг режима и подавления действительной и потенциальной оппозиции. Народная армия имеет собственную систему набора и обучения, членам милиции старательно внушаются определенные идеи в ходе ежегодного двухмесячного курса учебы. Чтобы привлечь в милицию добровольцев, работодатели получают от властей возмещение за утечку работников, а студенты освобождаются от занятий.

Не прошло и года после того как Саддам захватил абсолютную власть, как Народная армия выросла более чем вдвое: со 100 000 до 250 000 человек. Во время ирано-иракской войны она стала внушительной силой, численностью около миллиона человек, использующей тяжелые вооружения и участвующей в некоторых военных операциях. Но Народная армия вовсе не сравнялась с регулярной армией, превосходящей ее и по вооружению, и по квалификации. И все же, отобрав у последней монополию над средствами насилия в государстве, она максимально гарантировала режиму его безопасность.

Таким образом, благодаря постоянным усилиям, Хусейн создал послушное и глубоко политизированное военное руководство, тщательно «просеянное» и продвигаемое по лестнице чинов на основе личной верности и родства, а не профессионального опыта. Стало быть, когда в сентябре 1980 года разразилась ирано-иракская война, военные оказались не храбрее политиков и не возражали ни против бессмысленной стратегии Хусейна, ни против самого хода военных операций.

Впервые недовольство армии суперцентрализованным контролем над боевыми действиями проявилось летом 1982 года, когда Ирак уже защищал свою собственную территорию против массированных атак Ирана. Хотя эта слабая критика не означала сколько-нибудь организованной оппозиции в армейских рядах, Хусейн не стал рисковать. Около 300 офицеров высокого ранга были казнены вместе с небольшим числом партийных деятелей; многие были уволены. Говорили, что Хусейн лично казнил офицера, отдавшего приказ о тактическом отступлении. Рассказывали, что несчастного офицера бросили перед верховным главнокомандующим, а тот спокойно вытащил пистолет и выстрелил ему в голову. Слухи об этом решительном поступке, происшедшем примерно тогда же, когда, по слухам, Хусейн убил своего министра здравоохранения, стали для военных недвусмысленным сигналом. Несогласие было равносильно самоубийству.

Но Саддам отлично понимал, что опора исключительно на один террор может деморализовать военных и подорвать успешное продолжение войны, поэтому он попытался завоевать сердца офицерского корпуса рядом приманок. В награду за профессиональную компетентность он лично раздавал военным многочисленные медали и награды. Те, кто отличился в битве и завоевал три медали, становились членами почетного «клуба друзей Саддама Хусейна». Это престижное членство включало многие материальные блага кроме обширного земельного участка, который даровался любому награжденному.

Чтобы продемонстрировать свое единство с вооруженными силами и подчеркнуть свое активное участие в военных операциях, Саддам стал регулярно ездить на фронт, и такие поездки всячески прославлялись. Со своей стороны, средства массовой информации стали уделять большее внимание военному руководству, и создавалась видимость принятия коллегиальных решений высшего командования и политического руководства.

Этот брак по расчету между Саддамом и его генералами продолжался до 1986 года, когда он был омрачен впечатляющей серией иранских побед. Публичный характер неудач Ирака — особенно падение полуострова Фао в феврале 1986 года, где Ирак потерял 10 000 солдат за одну неделю, и эту потерю не удалось компенсировать взятием иранского города Мехрана четыре месяца спустя — привел к взаимным обвинениям между Саддамом и его ведущими генералами. Впервые за всю свою карьеру Саддам столкнулся с чем-то напоминающим открытый мятеж. Когда иранская армия стояла у ворот Басры, военное руководство сделало попытку заставить Хусейна выиграть войну, вопреки его политическим расчетам. Они не требовали политической власти. Они не попытались сместить лидера, который разделял, запугивал и уничтожал их почти два десятилетия. Они хотели только свободы действия, дабы воевать так, как они считали нужным, и при минимальном вмешательстве политических властей.

Может быть, самой яркой иллюстрацией этого «мятежного» настроения является часто повторяемый рассказ о стычке Хусейна зимой 1986 года со своим родственником и тестем сына, генералом Махером Абдель Рашидом. Согласно этому рассказу, Рашиду приказано было явиться в Багдад после того, как ему не удалось вытеснить иранские войска с полуострова Фао, и он откровенно признался в интервью кувейтской прессе, что потери с иракской стороны были тяжелыми. Хорошо понимая, что означал этот приказ, офицеры Рашида передали Хусейну предупреждение, что они оставят фронт, если что-нибудь случится с их командующим. Прибыв в президентский дворец, Рашид получил награду от расплывшегося в улыбке Хусейна, который отложил свою месть до более подходящего момента.

Непреклонная решимость офицеров противостоять Саддаму спасла Ирак от катастрофы. Под угрозой военного поражения Хусейн нехотя уступил своим генералам (хотя немедленно многих уволил). Его уступка привела к серии военных успехов Ирака, что закончилось Тегеранским соглашением о прекращении огня после восьми лет войны.

Все же, в ретроспективе, можно увидеть, что, по всей вероятности, генералы упустили возможность разделаться с Хусейном в один из самых неудачных моментов его карьеры. Не факт, что им бы удалось его свергнуть; но это был их лучший шанс за двадцать предыдущих лет. Вынужденный уступить, Хусейн быстро принялся пожинать плоды победы и стирать все следы своей «нерешительности». Победы Ирака были представлены как еще один результат его великого руководства, тогда как те, кто на самом деле добились успеха, прежде всего — генералы Абдель Рашид и Фахри, исчезли с горизонта, а возможно, были просто ликвидированы.

С концом ирано-иракской войны летом 1988 года отношения между Хусейном и армией вступили в новую стадию. Общее в армии мнение военных, что если избегать всякого намека на политическую деятельность, то есть надежда уцелеть при режиме Саддама, была подорвана репрессиями, направленными против героев войны с Ираном. И все же уступки Хусейна военным во время войны доказали, что даже он способен порою дрогнуть.

По мере укрепления тоталитарного режима Саддам Хусейн все больше превращался в современного «эмира», для которого единовластие — главная ценность. Охрана диктатора состояла из девяти полков. Рядом с ним постоянно находились двадцать пять человек. Когда Саддам Хусейн покидал свой дворец, то предварительно выезжало несколько машин-«ловушек», чтобы дезориентировать возможных террористов.

Рассказывали, что Хусейн никогда не проводит в одном здании две ночи подряд. Над его дворцом, занимающим целый квартал, запрещены полеты самолетов. Во дворце соблюдается неизменный ритуал. С 5 часов до 6 часов 10 минут президент в бедуинском одеянии прогуливается по саду. Когда он возвращается с прогулки, вертолет доставляет ему завтрак: бутылку верблюжьего молока, надоенного в стаде из двухсот белых верблюдов, подаренных ему саудовским королем Фахдом. В 6 часов 55 минут Саддам Хусейн надевает бронежилет и отправляется в свой кабинет во дворце. Там он запирается и может работать с бумагами по десять часов подряд. Вечером в десять часов он обычно проводит совещания.

Бывший телохранитель диктатора, чудом бежавший в сентябре 1990 года в Турцию и фигурирующий в европейских средствах массовой информации под псевдонимом Карим, рассказывал о нравах, царящих при дворе Саддама Хусейна.

Однажды он посетил штаб-квартиру багдадской охранки. В конце коридора были камеры для арестантов:

«Я увидел девушку всю в грязи и во вшах, на шестом месяце беременности, запертую в узкой камере без окна и освещения. Она молилась. Ее отец был политическим оппозиционером. Ее насиловали тюремщики, а по пятницам, в свой выходной, ее забирали офицеры, отмывали и забавлялись. Ей было 17 лет».

В другом помещении тюрьмы он увидел бассейн, окруженный оградой из кованого железа. Карим рассказывает:

«Над заполнявшей его прозрачной жидкостью стоял пар. Это была кислота. Я увидел останки, плавающие на поверхности. Сопровождающий офицер сказал: „Этого растворили два часа назад“. Он объяснил, что сначала в кислоту погружали руки и ноги приговоренного, а потом уже бросали его целиком в бассейн».

Карим рассказывал, что по мере того как он знакомился с изнанкой режима, им все более овладевала навязчивая идея убить Саддама Хусейна. Однажды он дежурил перед палаткой диктатора, установленной в пустыне. Когда Саддам вышел из нее рано утром в бедуинском наряде и без бронежилета, Карим стиснул свой автомат. «Это было 28 мая 1988 года в 7 часов утра. Саддам стоял передо мной совершенно беззащитный. Но я не решился и очень об этом жалею».

Репрессивная система, созданная диктатором, наверное, может давать сбои. Но главные его орудия власти — партия Баас и ее служба безопасности — эффективны и безжалостны. Годы, прошедшие после войны в Заливе, свидетельствуют, что власть Саддама Хусейна прочна и незыблема.