Глава тринадцатая НА ГРАНИ РАЗРЫВА С МОСКВОЙ. «БЛИЖНИЙ КРУГ» ФИДЕЛЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава тринадцатая

НА ГРАНИ РАЗРЫВА С МОСКВОЙ. «БЛИЖНИЙ КРУГ» ФИДЕЛЯ

К концу 1960–х годов Фидель Кастро в своей внешнеполитической деятельности старался сохранять независимость как от СССР, так и от Китая. В Москве знали о том, что Фиделю импонирует убеждение Пекина в том, что вооруженная борьба является единственно правильной стратегией революционеров. В 1966 году Фидель Кастро заявил на очередном съезде ЦК КПСС, что Куба будет оказывать поддержку латиноамериканским коммунистам, готовящим революцию в своих странах.

В январе 1966 года на Кубе состоялась «„Конференция трех континентов“ (Азии, Африки, Латинской Америки), участники которой высказались в поддержку революционной партизанской войны в Латинской Америке. Делегаты стран этого континента создали на этой конференции Организацию латиноамериканской солидарности (ОЛАС), которая провела свою первую конференцию в Гаване в августе 1967 года. Фидель Кастро созвал ее в надежде возродить свои революционные идеи. ОЛАС одобрила стратегию партизанской войны в регионе. Кастро надеялся получить помощь и поддержку от левых радикалов из западных стран, борющихся в рядах различных организаций и освободительных фронтов. В этой конференции принимали участие даже представители американских „Черных пантер“. Однако Фидель не мог не понимать, что Москве не понравится идея разжигания партизанских очагов, а лишаться советской льготной помощи, которая все больше делала кубинскую экономику зависимой от СССР, не хотел. В итоге на конференции он уступил воле Москвы и неожиданно для многих признал возможность прихода к власти ненасильственным путем. Тогда же он резко осудил маоизм.

Это означало, что Фидель Кастро старается найти новый политический курс, который должен был позволить ему частично восстановить престиж хотя бы среди своих сторонников в Южной Америке и боевых соратников.

В действительности мало кто в Латинской Америке хотел воевать и «увязать в революциях». На призыв Кастро не откликнулись партии и организации, тесно связанные с Москвой, а самое главное – обладающие авторитетом и финансовыми возможностями. На него отозвались лишь партизанские группы, отколовшиеся от традиционных партий и ведущие самостоятельную борьбу в Латинской Америке под лозунгами свободы и независимости. Кастро, сделавший ставку на подобные организации в Венесуэле, Колумбии, Боливии, на студентов и радикалов в Южной Америке, вскоре убедился, что они не «делают погоды в своих странах». Действуют скорее в силу обстоятельств и из протеста, нежели по «осознанному убеждению». Да и выступают против всех правительств, порой не разбирая, какое из них авторитарное, а какое избрано демократическим путем.

Масла в огонь подлила встреча представителей компартий разных стран, состоявшаяся в Праге летом 1967 года, во время которой аргентинцы резко критиковали политику Кубы и Фиделя Кастро, что дало последнему повод для разговоров о «международном заговоре» против его страны. Фидель, как и Че, испытывал неприязнь к аргентинской компартии за ее консервативные взгляды. Отношения кубинской компартии с братскими партиями, за которыми к тому времени прочно стояла Москва, становились все напряженнее. В декабре 1967 года Фидель отказался послать делегацию кубинских коммунистов на консультативную встречу представителей коммунистических и рабочих партий в Будапеште, мотивируя свое решение тем, что по итогам этой встречи все равно будут приняты заранее подготовленные тенденциозные решения.

Более продуманной была политика Кастро в отношении не партий, а государств Восточного полушария. Фидель стремился сохранить хорошие отношения со всеми западноевропейскими странами, особенно с Великобританией, Испанией, Италией, Францией – то есть теми, от которых Куба получала сырье, необходимое ей для развития экономики. За это сырье правительство Фиделя Кастро, кстати, всегда скрупулезно и в сроки платило твердой валютой. Некоторые кубинские руководители считали необходимым развивать торговлю со странами Западной Европы, чтобы тем самым уменьшить свою зависимость от социалистических стран. Связи с капиталистическими странами были выгодны Кубе еще и потому, что произведенная в них техника превосходила по своему качеству «социалистические аналоги».

В Азии Куба старалась укрепить свои отношения с Северной Кореей. Фидель Кастро полагал, что ось Гавана– Пхеньян позволила бы и Кубе, и Северной Корее проводить свою самостоятельную политику. К этому были все предпосылки. У КНДР и Кубы почти полностью совпадали взгляды на развитие революционного движения, в особенности их сблизила непримиримая позиция в отношении «агрессивной политики» Соединенных Штатов. Впрочем, одно весьма существенное разногласие у двух стран все же имелось. Северные корейцы никогда не критиковали СССР, в отличие от кубинского руководства.

Расширяла свое влияние Куба и в Африке. Помимо обычных торгово–экономических связей, Гавана, как уже говорилось, послала в Конго (Браззавиль) своих военных инструкторов оказывать техническую помощь вооруженным силам этой страны. Большие надежды Фидель Кастро возлагал на неприсоединившиеся страны, с которыми у Кубы были заключены торговые договоры и соглашения о сотрудничестве в различных областях деятельности.

Москва оперативно ответила на «излишнюю самостоятельность» и активность Кастро на внешнеполитическом направлении – приостановила ввоз сырья и товаров на Кубу.

Но Фидель, похоже, был готов к такой реакции Кремля.

Во второй половине 1967 года советские специалисты, работавшие на Кубе, почувствовали охлаждение со стороны кубинцев. В июле 1967 года ощутил это на себе и прибывший туда с визитом председатель Совета министров СССР А. Н. Косыгин. В СССР, напротив, пытались скрыть от народа разногласия с Кубой, зная о том, что часть советских людей была недовольна большими объемами помощи, которую Москва оказывала Гаване. Во время своей поездки Алексей Косыгин предупредил Фиделя Кастро о том, что Советский Союз не в состоянии увеличить размеры помощи Кубе.

Диалог Кастро и Косыгина о перспективах революционного движения в Латинской Америке походил на «разговор глухих», так как Гавана и Москва придерживались диаметрально противоположных точек зрения в этих вопросах. Для Алексея Косыгина приоритетом было развитие народного хозяйства в мирных условиях, в «обюрократившемся», по мнению кубинцев, государстве. Фиделю Кастро была по душе «революция в действии», которая должна была победоносно пронестись по всему латиноамериканскому континенту, а потом по североамериканскому. К тому же кубинцев не устраивали политические договоренности и подписанные соглашения Москвы и Вашингтона.

Кубинцы выражали недовольство позицией Советского Союза в конфликте между арабскими странами и Израилем, считая, что СССР не оказал арабам должной помощи, чем способствовал израильской агрессии. Фидель Кастро в беседе со студентами Гаванского университета подверг критике членов Совета Безопасности ООН, предложивших прекратить военные действия без осуждения Израиля. Вместе с тем многие кубинские военные считали, что причина поражения арабов заключается в плохой подготовке их армии.

В конце 1967 года отношения между Москвой и Гаваной обострились как никогда. Фидель объяснял это серией «внешнеполитических ошибок» СССР, начало которым положили Карибский кризис и конфликты во Вьетнаме и на Ближнем Востоке.

В декабре 1967 года Куба ощутила дефицит бензина. У бензоколонок с утра выстраивались огромные очереди. Был введен лимит расходования горючего. «На прикол» были вынуждены стать не только частные автомобили, но и общественный транспорт – единственное средство передвижения для большинства кубинцев. Люди недобрым словом поминали СССР: дескать, он специально задерживает поставки нефти, чтобы оказать влияние на Кубу.

На самом деле трудности возникли не только из–за недопоставок нефти, но и в связи с тем, что вышли из строя две установки на нефтеперегонном заводе, и с большим расходом горючего на полях и стройках страны.

А в начале 1968 года Кастро буквально шокировал Кремль. 2 февраля он обвинил Советский Союз в сдерживании темпов индустриализации Кубы. Как следствие, на Кубе стали распространяться листовки с призывами порвать отношения с СССР и впервые за всю историю революции на стенах домов, учреждений и учебных заведений, казарм, в общественных туалетах появились грубые надписи, направленные лично против Фиделя. Граждане выражали недовольство многочисленными провалами кубинских планов на континенте, большими расходами на «экспорт революции», в то время как экономика Кубы находилась в тяжелом положении.

Фидель Кастро столкнулся с такой волной внешней и внутренней критики, что прекратил общение с иностранными журналистами, чтобы не накалять обстановку и не выступать в роли оправдывающегося. Но это вовсе не означало, что он утрачивает контроль. Опираясь на широко разветвленную сеть комитетов в защиту революции, народную милицию и преданных людей в своем окружении и в армии, он мог подавить любые попытки отстранить его от власти.

В конце 1967–го – начале 1968 года на Кубе был дан ход так называемому «делу микрофракции» в кубинской компартии. Ее разгром привел к окончательному оформлению режима единоличного правления Фиделя Кастро.

Любопытно, что в сборниках речей Фиделя Кастро, издававшихся в Советском Союзе, отсутствуют его выступления этого периода. Они не печатались по причине того, что слишком уж рассержен был в это время кубинский лидер на Москву. И упреки в адрес Советского Союза звучали практически в каждой из его речей.

В них было один и тот же «главный фигурант» – Анибал Эскаланте, вокруг которого стали опять сплачиваться «старые коммунисты», недовольные единоначалием Фиделя Кастро. Эскаланте тогда не занимал никаких постов ни в компартии, ни во властных структурах. Он, скорее по инерции, пытался объединить вокруг себя партийцев, недовольных Фиделем. Встречи советских представителей с «микрофракционерами» проходили чуть ли не тайно, на так называемой конфиденциальной основе, что, по мнению кубинского руководства, было неприемлемо для отношений между братскими странами.

Фиделю Кастро стали приносить расшифровки записей бесед «некоторых советских с некоторыми партийцами». В одной из них, как будто невзначай, упоминалось о том, что, дескать, Фиделя неплохо сменить, а на его место посадить Рауля… Фидель, естественно, разгневался и вызвал в ЦК КП Кубы большую группу «микрофракционеров». Он заявил им, что «они заблуждаются, многого не знают и потому не в состоянии правильно и сколь–нибудь аргументированно судить о политической линии кубинского правительства и советско–кубинских отношениях»[513].

Но на некоторых товарищей его критика не подействовала, они продолжили вести «крамольные» разговоры. Тогда Кастро прибег к арестам.

Для расследования фракционной деятельности была создана партийная комиссия в составе 30 человек, в состав которой вошли как «старые», так и «молодые» коммунисты. В течение четырех месяцев члены комиссии изучали материалы, беседовали с членами фракции и с их семьями. Причем за работой комиссии следил лично Фидель Кастро.

Материалы предварительного следствия показали, что эта фракционная группа представляет «серьезную опасность не только для кубинской революции, но и для отношений между Кубой и Советским Союзом и другими социалистическими странами, так как фракционеры направляли тенденциозную информацию в эти страны». Большинство арестованных высказывали недовольство политикой правительства и обвиняли Фиделя Кастро в умышленном ухудшении кубино–советских отношений. «Старый» партиец Блас Рока сказал, что «большинство членов „микрофракции“ сами виноваты в происшедшем, поскольку они занимались деятельностью, которая подлежит наказанию в любом государстве или в любой партии. Конечно, добавил он, вопрос о том, какому наказанию они должны быть подвергнуты, может решаться по–разному»[514].

В донесении советской резидентуры в Москву сообщалось: «В доме Анибала Эскаланте обсуждались и „решались“ проблемы внутренней и внешней политики Кубы, раздавалась ничем не сдерживаемая критика „культа личности“ Фиделя Кастро. Об этом вскоре стало известно кубинскому руководству, в том числе и самому Фиделю, так как среди людей, приходивших в дом Эскаланте, были те, кто информировал обо всем этом органы госбезопасности. Поэтому можно считать, вся деятельность „микрофракции“ находилась под полным контролем кубинской контрразведки»[515].

Около 200 арестованных деятелей НСП, включая Окта–вио Фернандо Роя, Кинделана, Эскалона и Кинтела, содержали в крепости Кабанья и здании бывшего католического университета. Анибал Эскаланте находился под домашним арестом.

30 января 1968 года в крепости Кабанья начал заседать революционный трибунал. Членов «микрофракции» обвинили в государственной измене. Почти всех их приговорили к разным срокам тюремного заключения за антипартийную деятельность, хотя некоторые особенно горячие головы из окружения Кастро, получив прекрасный повод доказать ему свою верность, требовали для них смертной казни. В феврале 1968 года на Кубе начался второй этап разоблачения «микрофракции». Выявлялись лица, которые имели какие–либо связи с членами «микрофракции» или высказывали мнения, сходные с их точкой зрения.

По указанию Рауля Кастро была создана специальная комиссия, которая занималась рассмотрением дел вышеупомянутых лиц. В аппарате ЦК КП Кубы, министерствах и других госучреждениях началась «чистка». Целью этой кампании было удаление из партийного и государственного аппарата людей, разделявших взгляды «микрофракционеров».

Правда, в начале 1969 года некоторым членам «микрофракции» был уменьшен срок тюремного заключения и смягчен режим. Анибал Эскаланте был изолирован в одном из сельскохозяйственных кооперативов – проходил курс «трудотерапии». Два раза в месяц его отпускали на свидание с престарелой больной матерью. Но теперь несостоявшийся лидер «второй кубинской социалистической революции» впал в другую крайность. С таким же энтузиазмом, с каким он критиковал Фиделя, Эскаланте стал писать ему многостраничные покаянные письма. К началу 1970 года многие из микрофракционеров были освобождены досрочно.

Хороший урок преподал Фидель Кастро своему брату, который, волею некоторых «микрофракционеров», совершенно необоснованно оказался в центре самого крупного после революции политического скандала. Фидель временно отстранил Рауля Кастро от руководства революционными вооруженными силами, «командировав его на учебу». Но это не всё. Он обязал Рауля, известного своими симпатиями к СССР и советской модели социализма, выступить на январском 1968 года пленуме ЦК с докладом о «микрофракции». Доклад Рауля Кастро с перерывами длился 12 часов!

На этом пленуме Центральный комитет компартии Кубы открыто занял критическую позицию по отношению к Советскому Союзу. Фидель Кастро выдвинул лозунг «стать независимыми и опираться на собственные силы». А Рауль Кастро, совершенно неожиданно для Москвы, обвинил ряд работников посольств социалистических стран в связях с членами «микрофракции» и, следовательно, в ведении против Кубы подрывной работы.

Разоблачительное выступление в адрес СССР на январском пленуме было, по всей видимости, той ценой, которую

Рауль заплатил, чтобы вернуть доверие брата и приближенность к нему.

На этом пленуме Фидель Кастро убил сразу нескольких зайцев. Показал, что никто из тех, кто посмеет «перечить генеральной линии», не уйдет от ответа, будь он трижды заслуженный человек. Дал понять советскому руководству, что, несмотря на внушительную помощь со стороны Советского Союза, Куба никогда не согласится быть «послушным исполнителем» воли Москвы и не отдаст ни пяди своего суверенитета во имя чьих–то интересов. Январский пленум был нужен Фиделю Кастро еще и для того, чтобы отвлечь внимание кубинцев от провала попыток организации партизанского движения в странах Латинской Америки и создания там «множества вьетнамов». Наконец, он в очередной раз показал своим оппонентам, что его лучше не злить.

Именно с этого момента Фидель Кастро, разобравшийся с последними политическими противниками, не в руководстве Кубы – их там уже не было, а в партийных рядах, стал решать все вопросы единолично, предельно «персонифицировав» кубинскую власть. Он простил Рауля Кастро и полностью подчинил вооруженные силы Кубы своему брату. Соратник Фиделя Кастро еще по Монкаде, бывший влиятельный заместитель министра РВС Хуан Альмейда был назначен министром строительства. Был заменен глава МВД – им стал Серхио дель Валье.

Серхио дель Валье во время учебы в Гаванском университете выступал против диктатуры Батисты, принадлежал к «Движению 26 июля». Одновременно был близок к НСП. Был соратником Фиделя Кастро по борьбе в горах Сьерра–Маэстра. После победы революции был назначен начальником штаба повстанческой армии, а затем начальником Генерального штаба революционных вооруженных сил Кубы. Этот скромный, простой, общительный человек относился дружественно к Советскому Союзу и являлся близким другом Рауля Кастро.

После январского 1968 года пленума ЦК КП Кубы внутри кубинского руководства была достигнута высокая степень политической однородности – все влиятельные кубинские деятели стали проводниками личной политики Фиделя Кастро и беспрекословно выполняли все его указания.

Но, как известно, режим, при котором на вершине власти оказывается «непогрешимый национальный лидер», рождает атмосферу угодничества, плебейского чинопочитания, желания во всем копировать правителя. Слепая вера в непогрешимость Фиделя доходила до абсурда. Мало кто хотел принимать решения и брать на себя ответственность, опасаясь, что может навлечь на себя его гнев.

Но кто же тогда мог хоть как–то влиять на Фиделя Кастро, мог что–то советовать ему? Кто, помимо брата и членов политбюро, входил к концу 1960–х годов в «ближний круг» команданте эн хэфэ? Ведь, как известно, короля играет свита.

В окружении Кастро, как и при любом правителе в мировой истории, к тому времени появились лица, которые боролись за сферы влияния в партийном и государственном аппарате. В условиях абсолютной политической однородности кубинской верхушки в конце 1960–х годов эти лица разделялись сугубо по личным привязанностям, скорее даже, по степени «доступа к Кастро». Среди них не было политических противников. Просто они имели возможность близко общаться с ним. Образно говоря, что–то сказать ему в приватной обстановке. Влиянием в широком понимании такое общение вряд ли могло быть. Скорее это было частичное или временное воздействие, к которому Кастро в лучшем случае прислушивался. Решать все вопросы он предпочитал сам.

Для Фиделя Кастро в его кадровой политике, в его отношениях с людьми главными были не родственные связи, не положение в партийной или государственной иерархии. Главным была преданность людей делу революции и лично ему. Человек, который хоть раз обидел главнокомандующего или, упаси бог, даже не предал, а подвел его, сразу же вылетал с треском из «революционной обоймы». С годами Фидель сужал круг лиц, которые могли знать о самом сокровенном в жизни главнокомандующего – его здоровье и личной жизни. Со временем эти темы стали запретными на Кубе, а летом 2006 года, в послеоперационный период, информация о состоянии здоровья Фиделя и вовсе была переведена в разряд государственной тайны, за разглашение которой человек мог оказаться в тюрьме.

Когда с политической сцены исчезли практически все оппоненты Фиделя, определился «ближний круг» Кастро. Безусловно, особняком в нем стоял младший брат Рауль, который в силу занимаемой должности главы РВС Кубы оставался вторым, после ухода Че Гевары, человеком на Кубе.

Среди тех, кто имел непосредственный доступ к Фиделю, выделялись три человека. Это в первую очередь, как принято говорить, «главная женщина в жизни Фиделя Кастро», Селия Санчес Мандулей. Она занимала пост секретаря канцелярии президента республики и Совета министров Кубы и ведала всем в жизни главнокомандующего: от рабочего графика до подбора содержимого «чемоданчика» для его поездок за границу. Эта была связь, которую на Кубе, похоже, так и не поняли до сих пор. Известно, что Фидель мог довериться только ей. В доме Селии Санчес в престижном гаванском районе Ведадо он отдыхал от всех своих проблем. Ни до, ни после Селии Санчес в окружении Фиделя Кастро не было человека, который бы так «чувствовал» главнокомандующего.

В ближайшее окружение Фиделя Кастро входили также его личный врач и адъютант Рене Вайехо и министр образования Хосе Льянуса. Санчес и Вайехо были единственными людьми, которые знали, где именно находится в данный момент Фидель и каковы его планы. Рене Вайехо считали на острове «тенью Фиделя». В то время на Кубе говорили, что именно эти люди контролировали доступ к Кастро посетителей и документов. К ним были близки тогдашний министр иностранных дел Кубы Рауль Роа, в свое время исключенный из НСП, и непродолжительное время – известный кубинский публицист Карлос Франки, впоследствии эмигрировавший в США, и чье имя сегодня Фидель Кастро произносит с нескрываемым раздражением. А также соратники Кастро по Сьерра–Маэстра: члены политбюро ЦК КП Кубы Хуан Альмейда и Гильермо Гарсиа, а также до 1968 года глава МВД, участник экспедиции на «Гранме» Рамиро Вальдес и министр внешней торговли Фернандес. Это были люди, фанатично преданные Кастро, стоявшие на националистических позициях. Именно Льянуса и Вальдес требовали применить к членам «микрофракции» высшую меру наказания.

С детских лет каждый кубинец, воспитывающийся на Острове свободы, проникается мыслью о «доброй фее, защитнице самых униженных и оскорбленных». Речь идет об образе Селии Санчес, который сложился на Кубе и стал легендой после ее смерти от рака 11 января 1980 года. Селию называли «самым прекрасным цветком кубинской революции». Она носила строгую одежду и часто появлялась на публике во френче «а–ля Мао Цзэдун». Ореол «революционной святости Селии Санчес» – один из самых стойких мифов кастровского режима.

Она родилась в городке Медиа–Луна в провинции Ори–енте 9 мая 1920 года в семье врача Мануэля Санчеса, где было восемь детей: шесть девочек и два мальчика. Гуманистические и политические искания Селии Санчес со временем пересекли границы ее маленького городка. Биографы Селии Санчес сходятся в том, что любившая риск и природу Селия была неудовлетворена той ролью, которое кубинское общество отводило женщине. Она чувствовала, что родилась для политики и решительных действий. Селия Санчес вступила в «Движение 26 июля», едва оно заявило о себе на равнине. И уже потом, после встречи с Фиделем Кастро в 1957 году и до 1980 года, она, по выражению одного журналиста, «не отходила от его тени ни на шаг». Селия Санчес во время войны входила в группу «Валькирии» (отряд женщин–партизан), где сражалась вместе с будущей женой Рауля Кастро Вильмой Эспин и Айде Сантамария. В революционном движении было много женщин. Но только Селия Санчес, боевая подруга и фактически неофициальная жена Кастро, имела, пожалуй, наиболее сильные рычаги влияния на ко–манданте эн хэфэ.

У нее был широко разветвленный личный аппарат, собиравший сведения о положении в стране, выявлявший политических противников режима. В биографической книге о Кастро Тед Шульц писал: «Селия была единственным человеком, который мог как–то влиять на Фиделя. Только она могла сказать ему: „Не делай этого!“ Говорят, что она была единственной женщиной, к мнению которой Кастро серьезно прислушивался»[516].

Для всей Кубы было загадкой, как такая хрупкая женщина получила столь существенное влияние на главнокомандующего. «Никто не мог противоречить, возражать „жеребцу“ (среди кубинцев в эти годы Кастро уже прочно утвердился под этим прозвищем. – М. М.), за исключением Селии Сан–чес. Иногда она выговаривала ему что–то в такой форме, что он как мальчишка подчинялся ей», – признается человек, познакомившийся с Селией в 1959 году и под псевдонимом Хуан Вивес напечатавший статью об окружении Кастро (речь, видимо, идет об одном из бывших кубинских деятелей, уехавшем в эмиграцию и проживающем сейчас в Париже. По его словам, Селия Санчес была такой острой на язык, что только она могла возразить Фиделю и отбить охоту возражать ему у других)[517].

Селия Санчес носила золотую цепочку на правой лодыжке – знак того, что она является сантеро, последовательницей сантерии. Тем немногим, кто был посвящен в тайны Кастро, было известно, что Селия Санчес устраивает сеансы спиритизма, чтобы узнать будущее. Ходили слухи о ее «консультациях с духами». Напомним, что со времен рабства кубинцы с особым трепетом относились к разным обрядам и потусторонним силам.

Известно, что во время войны «барбудос» носили амулеты из морских ракушек и семян чудодейственных растений. Сам Фидель Кастро рассказывал бразильскому священнику, Фрею Бетто, что в Биране, где он в детстве жил, бедняки верили и в Бога, и в святых сантерии. «Многие верили также в духов, в привидения. Помню, маленьким я слышал сказки о духах, о привидениях, о призраках; все рассказывали сказки. Но, кроме того, верили в приметы. Я вспоминаю, что если петух пел три раза и никто ему не отвечал, то это могло быть признаком приближающегося несчастья. Если сова пролетала и кто–то слышал ее крик, то это тоже было к несчастью. Если солонка падала и разбивалась, это плохая примета, надо было поднять щепотку соли и бросить ее через левое плечо назад. Мир, в котором я родился, был примитивным, полным верований и предубеждений. Это было во многих семьях и в моем доме»[518].

Среди революционеров было немало последователей сан–терии – например, Хуан Альмейда, но он, в отличие от Се–лии Санчес, этого не афишировал. Удивительно, что она абсолютно не боялась этого, в то время как для других верить во что–то другое, кроме коммунизма, было сродни преступлению.

Личный доктор Фиделя Рене Вайехо, ежедневно осматривавший команданте эн хэфэ, был одной из тайн революции. Блестящий хирург и пульмонолог, он так же, как герои войны, носил звание команданте и так же, как и Селия, был приверженцем сантерии и, по утверждению Хуана Вивеса, который познакомился с ним в 1959 году, был палеро, то есть человеком не просто верующим в сантерию, но и практикующим ее.

В этом и состоит основное отличие между сантеро и па–леро: если первые, проще говоря, – «спиритисты», люди, общающиеся с духами, то вторые – друиды, знахари, практики. Причем не было никакого парадокса в том, что Сан–чес и Вайехо не были афрокубинцами. К тому времени сан–терию на острове практиковали не только негры, но и креолы, потомки испанцев. Один мой знакомый российский журналист попал в 1990–е годы в Гаване на прием к настоящей сантеро. Это была белая женщина, которая, покурив «чудодейственную траву», «выложила» ему все сведения о нем и его семье до третьего колена. Единственное, что нельзя предсказывать сантеро и сообщать об этом посетителю, – это трагедии, которые подстерегают его и членов его семьи. Тем сантеро, которые, как принято считать, сегодня оберегают Фиделя Кастро своей магией, запрещено упоминать его имя. О Фиделе, чтобы не сглазить, они не говорят даже в третьем лице, а предпочитают «говорить о нем» языком жестов, проводя по подбородку и как бы говоря тем самым о «барбудо» – «человеке с бородой». Сантерию считают «белой» афрорелигией. В сравнении со зловещим в представлении некоторых культом вуду, который практикуется на Гаити, сантерия имеет более мирный характер. Некоторые исследователи говорят, что вуду Гаити и Ямайки и сантерия – это одно и то же.

Ну а какое отношение имеет Фидель Кастро к санте–рии? – вправе наконец–то спросить читатель. Сам коман–данте эн хэфэ никогда не признавался в своей принадлежности к сантерии. Но, что важно, никогда не отвергал ее, даже когда научный атеизм был закреплен в уставе компартии. Можно добавить, что «отношение к сантерии», как и «личная жизнь», являются «закрытыми темами» при обсуждении личности Фиделя.

Малоизвестны две истории, которые на Кубе многие не выдадут и под пытками. Вальтерио Карбонет, который был другом детства Фиделя Кастро, как–то проговорился писателю Луису Агуэро, что бабушка Фиделя Кастро, близкая к сантерии, «заговорила» его при помощи чудодейственных обрядов, еще когда он находился в чреве матери. Его якобы сделали «святым Аягуном»[519] . В целом сантерия представляет собой сложный синтез христианских представлений о Боге и верований африканского пантеона Ориша. Во главе Ориша стоит бог грома и молнии Шанго, основными богами считаются бог–творец Олорун, или Олодумаре, ассоциируемый с христианским Богом Отцом, бог войны и железа Огун и др. На Кубе говорят, что Фиделю Кастро покровительствует лично один из самых сильных богов Ориша – Огун (Аягун).

Еще говорят, что, заговаривая Фиделя, приверженцы сантерии хотели, чтобы он посвятил себя «Великой войне».

Все суждения на этот счет автор этой книги оставляет при себе, убедившись на своем примере в том, насколько серьезна эта тема, и оставив право сделать свои выводы самому читателю.

Но кто станет отрицать, что Фидель Кастро стал настоящим мужчиной–воином, выигравшим самую большую битву в истории своей страны – битву за ее свободу, и что судьба хранит его на протяжении всей его жизни?

Вторая история упоминается в нескольких источниках. Известно, что в возрасте шести лет Фидель Кастро очень тяжело заболел и было неясно, выживет ли он – настолько суровым был недуг, поразивший его. Официальные врачи провинции Ориенте, к которым обращались родные Фиделя, лишь разводили руками, бессильные помочь чем–либо этой семье. И тогда маленького Фиделя отвели к знахаркам, последовательницам культа сантерии, и они буквально воскресили мальчика. Говорят, что знахарки, обратившись к своим богам, узнали, что Фиделя ждет великая судьба.

В 1970–е годы Фидель побывал в Нигерии, на родине народности йоруба, где родилась религия сантеро. Некоторые источники утверждают, что он был посвящен в культ «Пало Монте». По возвращении Кастро из Нигерии вышла книга, в которой было фото Фиделя, одетого в белое (знак сантерии), с нигерийским лидером. Но эта книга потом таинственным образом исчезла, и далеко не каждый кубинец может вспомнить, существовала ли она вообще[520].

Кстати, в беседе с Фреем Бетто Фидель Кастро признался, что у него есть свое «магическое число» – это 26 – два раза по чертовой дюжине – 13. Он родился в 1926 году. Ему было 26 лет, когда он начал свою борьбу против Батисты. Кастро родился 13 – половина от двадцати шести – августа в два часа ночи. Ночь, по его словам, повлияла на его бунтарский характер и на его революционную деятельность. Сам Батиста пришел к власти в 1952 году. 52 – удвоенное от 26. 26 июля начался штурм Монкады. В названии рево люционного «Движения 26 июля» также присутствует эта цифра. Наконец, курить Фидель Кастро бросил 26 августа 1985 года! «Если подумать, то, пожалуй, число 26 имеет для меня тайный смысл»[521], – сказал Фидель.

Но вернемся к окружению Фиделя Кастро конца 1960–х годов. Вивес сообщает, что когда он в первый раз попал в святую святых дома Вайехо – комнату «Пало Монте», которая была названа так в честь одного из божеств сантерии, – то увидел там цветы, стаканы с водой и множество зажженных свечей.

Вайехо жил с двумя сестрами в так называемом Новом Ведадо – престижном районе Гаваны, рядом с зоологическим парком. Личный врач Кастро был очень вежливым, приветливым, культурным человеком. Друзья привозили ему книги из Европы. Вайехо отлично, практически без акцента, говорил по–французски. Лица, знавшие его, отмечали высокую образованность, тонкий ум, глубокие познания в мировом искусстве. Вайехо не только выполнял обязанности врача команданте эн хэфэ, но и его сложные политические поручения. Было известно, что незадолго до убийства Джона Кеннеди он поддерживал контакты с неофициальными американскими эмиссарами – послом Атвудом и журналисткой Лизой Говард. Противостояние между двумя странами, апофеозом которого стал Карибский кризис, уже тогда начало порядком надоедать влиятельным людям в США. Говорили, что Вайехо с санкции Фиделя познакомился с рядом американских деловых людей, которые хотели возобновить свой бизнес на Кубе. Среди них были и представители династии Рокфеллеров. Рене Вайехо был знаком с Нельсоном Рокфеллером и, говорят, даже передавал ему с Кубы ром и сигары.

Но самым удивительным было то, что два самых близких к Кастро человека, оказывается, знали друг друга с детства. Рене Вайехо родился, как и Селия Санчес, в 1920 году и в том же городе. Муж его тети Никанор Мандулей Очоа являлся дядей Селии. Вайехо часто приходил в дом Санчес на воскресные обеды и хорошо знал Селию. Вместе с ней он посещал местный спиритический кружок, где получил статус палеро.

Выучившись на хирурга, он перед войной отправился в Европу, а во время Второй мировой был медиком в американской армии. Вернувшись на Кубу, он основал клинику милосердия «Ла Каридад» в их родном с Селией городе. Селия Санчес предложила Фиделю привлекать медиков в революцию и пользоваться местом, где могли проходить курс реабилитации раненные в боях в Сьерра–Маэстра. В своей клинике Вайехо организовал революционную ячейку из врачей, которые помогали повстанцам. Но когда батистов–ская охранка узнала, кому на самом деле помогает Рене Вайехо, он бежал в горы Сьерра–Маэстра, где присоединился к отряду Фиделя. Его стараниями в горах был развернут госпиталь, где лечили раненых. Он стал личным врачом Фиделя, одним из его наиболее доверенных лиц, и на Кубе его стали называть «тенью Кастро». В первый год революции Фидель Кастро назначил Вайехо на ответственную должность – уполномоченного ИНРА в своей родной провинции Ориенте.

Безусловно, среди соратников Фиделя были те, кому не нравилось его сближение с Вайехо. Старый коммунист Освальдо Санчес попытался сделать так, чтобы Вайехо убрали от команданте эн хэфэ, так как, по его мнению, хирургия и работа на благо революции не были совместимы с сан–терией. К нему присоединился Мануэль Пинейро. Но когда Селия Санчес узнала об этом, то разразилась такой тирадой в адрес этих людей, что отбила у других всякую охоту выдвигать подобные обвинения в адрес Вайехо[522].

С Рене Вайехо связана одна мистическая история, которая, по утверждению Вивеса, произошла вскоре после революции. В руки личного врача Кастро попал талисман Фуль–хенсио Батисты – последователя сантерии. Это «Сьете райос» – «Семь лучей». Божок Батисты представлял собой туловище из металла, голову с рожками из кожи, с глазами–камушками и ртом из ракушек. Гадание по ракушкам – одна из основ сантерии.

Внутри божок был полый, потому что, согласно санте–рийским представлениям, «умиротворять» божество надо, наполнив его внутренности пожертвованиями – палочками, костями мертвых, кровью животных.

Первым владельцем божка был африканский колдун, вождь одного из племен йоруба, той самой народности, чьи верования легли в основу сантерии. Божок попал к испанским колонизаторам, вывозившим рабов из Африки в Южную Америку, а после войны за освобождение Кубы в конце XIX века к известному колдуну из города Тринидад. Потом он таинственным образом очутился у Эрмелиндо, брата Батисты, который являлся практикующим сантеро. Некая Мария, которая была крестной Батисты в сантерии, сказала, что божок будет защищать его и приносить удачу.

В 1950 году божок был уже в плохом состоянии, и Фуль–хенсио Батиста отправил своего брата в Бельгийское Конго, чтобы его талисман отреставрировали. В Африке местные колдуны привели божка в порядок, поменяли металлическую основу, но не тронули ракушки, браслеты и колье.

Тут настало время напомнить один примечательный эпизод. В 1957 году члены «Революционного директората» во главе с Хосе Эччеверия ворвались в президентский дворец и лишь чудом не схватили Батисту – он ушел через черный ход на верхние этажи. После этого пошли разговоры, что диктатор уцелел благодаря божку, который якобы «предупредил его». Действительно, тогда Батиста «разминулся со смертью» на несколько минут. В ночь на 1 января 1959 года Батиста бежал с Кубы, но не успел взять с собой талисман, висевший на входной двери его виллы в местечке Кугини. Повстанцы, среди которых были сантеристы, забрали драгоценный талисман диктатора с собой. Позже Батиста, уже находясь в эмиграции, пытался через посредников вернуть себе свой талисман, предлагал за него сотни тысяч долларов – гигантскую сумму по тем временам. Но неизменно получал отказ. Божок был передан Рене Вайехо, знавшему его истинную цену и искавшему его. Говорят, что он выкупил его за большие деньги.

Незадолго до своей смерти в 1969 году Вайехо рассказал эту историю Хуану Вивесу и попросил его отвезти божка гаванским ремесленникам, чтобы те отреставрировали его. Через несколько дней после этого врачи определили у Вай–ехо опухоль головного мозга. Стадия заболевания была настолько критической, что врачи даже не отправили его в больницу, а привезли необходимую аппаратуру к нему домой. Спустя несколько дней Вайехо умер. Вивес утверждает, что, когда в 1979 году он рассказал эту историю Селии Санчес, она якобы была крайне удивлена и ответила ему, что Вайехо зря расстался с божком. Вивес сказал, что хочет отдать божка Селии Санчес перед тем, как уехать во Францию. Но она ответила, что «святые сантерии сказали, что ей осталось мало». А в 1980 году, уже находясь в Париже, Ви–вес узнал о смерти Селии Санчес от рака крови[523].

Но вернемся в конец 1960–х и продолжим рассказ о ближайшем окружении Кастро. Молодой и амбициозный министр образования, бывший мэр Гаваны Хосе Льянуса находился в хороших отношениях с Селией Санчес и Рене Вайехо. Кастро он нравился энергичностью и большой работоспособностью. На Кубе известна фраза Фиделя: «Дайте мне десять Льянус, и я переверну страну». У министра образования был довольно широкий участок работы: он владел ситуацией в среде учащейся молодежи всех возрастов – будущего Кубы, – а также контактировал с представителями интеллигенции и преподавателями, то есть с тем срезом общества, где часто рождаются прогрессивные и «вольные» мысли.

Особое положение занимал Мануэль Пинейро, ставший после победы революции начальником кубинской разведки, несмотря на то, что его родные братья жили в США и он был женат на американке. Хотя почти все его родственники проживали в США, Пинейро оказывал колоссальное влияние на формирование внешней политики Кубы. Имея в 1960 году в подчинении всего 30 человек, за несколько лет Пи–нейро превратил кубинскую разведку в самое эффективное силовое подразделение страны, обладающее разветвленной агентурой. Его люди были во многих кубинских учреждениях, а разведывательный аппарат поддерживал связи с различными революционными движениями за рубежом. Пинейро пользовался безграничным доверием Фиделя Кастро и руководил всеми операциями по развертыванию партизанского движения в Латинской Америке. И знал, когда и в какой момент надо сказать Фиделю Кастро то, что он хочет услышать.

Особенностью кадровой политики кубинского руководства было то, что на Кубе, в отличие от СССР, не придавали значения анкетным данным или моральному облику коммуниста. У кубинцев не вызывало беспокойства то, что глава разведки страны женат на иностранке. В то время как в СССР считалось недопустимым, чтобы человек, имеющий родственников за границей, работал в органах КГБ. Если в СССР партиец, уличенный в интимных связях на стороне, рисковал именем и карьерой, то на Кубе такую аморалку попросту не принимали в расчет. Там традиционно спокойно относятся к тому, что мужчина, кроме официальной жены, имеет подруг и детей на стороне.

Отличительными чертами «ближнего круга Кастро» были именно личное доверие Фиделя, вовлеченность в деликатные стороны его жизни, а также единение на основе «не особой любви к Советскому Союзу». Отношения Селии Санчес с кубинской компартией, провозгласившей в 1970–е годы научный атеизм, вообще были загадкой. Она никогда не говорила, что является членом коммунистической партии, предпочитая называть ее «нашей» или «кубинской» партией. Вайехо вообще никогда не рассуждал на политические темы. Льянуса во время выступлений перед кубинскими учащимися часто критиковал советскую политику. Пинейро были больше близки идеи национально–освободительной борьбы в Латинской Америке.

В партийном осуждении «группы товарищей» во главе с Анибалом Эскаланте отразилось стремление Гаваны проводить независимую политику. После того как Куба обвинила

СССР во вмешательстве в ее внутренние дела путем поддержки и солидарности с раскольнической группой, в Вашингтоне потирали руки, думая, что Куба и СССР рассорятся окончательно и тогда Остров свободы можно будет брать голыми руками. О многом говорит содержание перехваченного советской разведкой циркуляра Госдепартамента США «О положении на Кубе», направленного в начале 1968 года в американские посольства в странах Латинской Америки. Согласно этому циркуляру, США были «не намерены осуществлять против Кубы военные меры». «Мероприятия против Кубы будут проводиться лишь в рамках решений, принятых на 12–й консультативной сессии министров иностранных дел стран—членов ОАГ. Однако, наряду с этим, имеется в виду в политике по отношению к Кубе использовать разногласия между СССР и КНР, добиваясь углубления этих разногласий. Такая политика в конечном счете должна привести к ослаблению кубинского режима, так как Куба в перспективе лишится материальной и моральной помощи социалистических стран, если она еще более интенсивно будет отстаивать китайскую линию»[524].

Но Фидель вовсе не собирался сближаться с Пекином, «…если бы китайцы потребовали от кубинцев признать, что Пекин является центром подлинного коммунистического движения, а Мао его пророком, – сообщала советская рези–дентура, – <…> то Фидель Кастро не только откажется пойти на это, но и сам предложит, чтобы китайцы признали Гавану центром революции»[525].

В Москве и Гаване понимали, что до разрыва отношений дело не дойдет. Обе стороны нуждались друг в друге. По сути дела проблема сводилась к набору противоречий, которые традиционно существуют между «великой державой» и только ставшей на путь независимости экономически слаборазвитой страной, избавившейся от пут колониализма и опасающейся попасть под влияние другого «колосса». Причем Куба критиковала страну, которая оказывает ей не простую, а жизненно важную помощь, заранее зная, что Советский Союз все равно в ней не откажет. А СССР оказался в положении отца, у которого есть трудный сын, постоянно ставящий его в неудобное положение, и ему ничего не остается, кроме как терпеть и смириться с происходящим, поскольку это его кровь, его сын. Как бы то ни было, в конце 1960–х годов советско–кубинские отношения прошли основательную проверку на прочность. Причем продолжалось это почти полтора года.

Вспышка «антимосковских настроений» на пленуме кубинской компартии в январе 1968 года была вызвана не только «делом микрофракции», но и целым рядом других обстоятельств. После XXII съезда ЦК КПСС охлаждение советской стороны по отношению к Кубе стало отражаться в первую очередь на экономическом сотрудничестве. Это совпало с провалом планов Фиделя Кастро форсировать «экспорт революции» в Латинской Америке, гибелью Че Гевары, резким снижением жизненного уровня. Те немногие валютные средства, которые были у кубинского правительства, уходили на поддержку авантюрных партизанских войн в Латинской Америке, а не на покупку медикаментов для населения. Наконец, некстати оказалось то самое «дело микрофракции», контакты членов которой с советскими представителями создавали впечатление, что поддержка оппозиции Фиделю Кастро исходит чуть ли не из Кремля. Политический кризис в отношениях Москвы и Гаваны обострили эмоциональные высказывания и поведение самого Фиделя – человека вспыльчивого, обидчивого и крайне ранимого.

Некоторые советские партийные деятели, высокомерно относившиеся к Фиделю, не учитывали специфических черт его характера. А об этом еще в 1960 году Кремль предупреждала советская разведка. В одном из ее сообщений подчеркивалось: «<…> мы в своих общениях с Кастро должны учитывать черты его характера. Его легко можно обидеть нажимом, неискренностью или обманом, которые он надолго запоминает. Кастро не любит дипломатии, протокола и чопорности и считает эти проявления худшим видом буржуазного наследия или перерождения.

Он очень чувствителен ко всем знакам внимания к нему или его проявлению и в этом смысле является очень сентиментальным человеком»[526].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.