2. Две тысячи полуфабрикатов в неделю

2. Две тысячи полуфабрикатов в неделю

Жаркое лето 1968 года отмечено громадными переменами в мире.

В Париже строили баррикады студенты. В Чикаго демонстрации против войны во Вьетнаме вылились в массовые беспорядки, которые нанесли удар по Национальной демократической конвенции. Однако создание компании Intel, которое (как выяснилось впоследствии) оказало гораздо более существенное влияние на жизнь людей, чем какое-либо из названных событий, было замечено только узким кругом специалистов электронной индустрии в Зоне Залива.

Это вполне устраивало Гордона Мура. Далекий от саморекламы, он интуитивно избегал разговоров о своих делах, пока они не были завершены.

Когда одна из местных газет в начале августа задала Муру вопрос, какие устройства они с Нойсом собираются производить в своей новой компании, ответ был крайне уклончивым.

"Прежде всего мы заинтересованы в продуктах, которые не поставляет никто", — сказал он.

— Бросьте, господин Мур, это мы уже слышали. Разве вы стали бы создавать новую компанию для того, чтобы копировать что-то?

На все расспросы Мур говорил только о двух вещах. Во-первых, новая компания намерена избегать прямых контрактов с государством. Во-вторых, она будет ориентироваться на создание продуктов для дальнейшего использования в промышленности, а не для конечного потребителя.

Такая неопределенность, исходи она от кого-либо другого, показалась бы признаком нерешительности. Однако Мур не зря девять лет возглавлял отдел исследований и развития в компании Fairchild. Его главный принцип: не давать никакой информации потенциальным конкурентам. Уж если люди, обеспечившие его и Нойса несколькими сотнями тысяч долларов, не требовали детальной информации, остальные тем более обойдутся.

Это не удивляло тех, кто знал его по работе в Fairchild. Мур всегда неохотно углублялся в детали, даже когда делал публичные доклады. Однажды он принимал участие в технической конференции по полупроводниковым материалам. Кто-то из присутствующих задал вопрос о вставках из нитрида кремния, с которыми, по слухам, экспериментировала команда Мура. И что же?

"Мы получили именно тот результат, которого ожидали", — прозвучало в ответ. Он скрыл, казалось бы, мелочь: команда инженеров пришла к заключению, что вставки из нитрида кремния не дают полезного технического эффекта; результаты ряда тщательно проведенных испытаний подтвердили их правоту. Но, решил Мур, если уж его исследователям пришлось потратить несколько недель, чтобы убедиться в бесперспективности данной технологии, незачем сообщать об этом всем: пусть конкуренты тоже потратят впустую немного времени.

Несмотря на кажущуюся неопределенность, Нойс и Мур прекрасно знали, чего хотят. Они будут производить запоминающие устройства. Компании по всей Америке покупали ЭВМ для ведения бухгалтерии, платежных ведомостей или медицинских карт. Каждой ЭВМ необходимо место для хранения и быстрого доступа к программам и данным, связанным с текущей работой. Хотя интегральные схемы все шире применялись в логических устройствах, выполняющих вычисления, информация хранилась как в дотранзисторную эру. Самыми дешевыми устройствами компьютерной памяти являлись магнитные сердечники — крошечные магнитные колечки, хранившие информацию в виде нулей и единиц в зависимости от того, как их намагничивали. Если бы удалось объединить ячейки памяти со схемами, изобретенными Нойсом, компьютерная память стала бы гораздо более компактной и быстродействующей. Как только одна компания начнет использовать память на интегральных схемах, ее примеру последуют и другие. В результате начнется увеличение объемов производства и снижение стоимости, что приведет к полной замене магнитных сердечников полупроводниковыми устройствами. Потенциальный рынок — миллионы и миллионы устройств в год.

У Нойса и Мура была веская причина хранить молчание о планах Intel: не только они видели этот потенциальный рынок. Идея скорой замены магнитных сердечников вовсе не бред чудаков, ее признавали все в электронной индустрии. Вдоль шоссе номер 101, проходящего к югу от Сан-Франциско через Долину и далее на Лос-Анджелес, выстраивались кварталы лабораторий, которые стремились стать лидерами в производстве полупроводниковых запоминающих устройств.

И все же первым стартовал Гордон Мур. Незадолго до его ухода из Fairchild молодой одаренный итальянец Федерико Фаччин, научный сотрудник его отдела, изобрел новый вариант стандартного процесса производства интегральных микросхем, известный как оксид металла-кремний (metal oxide on silicon, MOS). К 1968 году новая технология, названная кремниевым затвором (silicon gate), уже стабильно работала в лабораторных условиях. В то же время, имея 2 млн. дол. в банке и команду отличных инженеров, Мур был уверен, что они с Нойсом смогут развить эту технологию до такой степени, чтобы можно было наладить массовое производство запоминающих устройств по низкой цене.

Однако кремниевый затвор MOS представлял лишь одно из трех перспективных направлений в производстве интегральных схем памяти. Второй подход состоял в производстве модулей из многих чипов, а третий основывался на применении процесса, известного как "биполярник Шоттки". Мур с Нойсом решили разрабатывать все три направления и продать тот продукт, который первым будет готов к массовому производству. (Так как метод Шоттки оказался легко доступным для конкурентов, а метод многосхемных модулей слишком сложным даже для Intel, Мур позднее назвал решение вести исследования в трех направлениях "Стратегией лютика".)

Ученые, оставшиеся работать в Fairchild после ухода Нойса и Мура, с чувством оскорбленной гордости говорили в интервью, что их бывшие коллеги пытаются извлечь выгоду из открытия, принадлежащего их лаборатории. Они сделали такой огромный плакат, чтобы его видели все посетители отдела исследований и развития. На нем было написано: "Кремниевый затвор изобретен здесь". Один сотрудник, работавший в обеих компаниях, позднее высказывался еше жестче: "Intel была создана для того, чтобы украсть процесс кремниевого затвора у Fairchild". Другой был снисходительнее: "Что мы действительно принесли с собой, так это убеждение, что мы видели производство чего-то, и знание физики устройства. Мы не взяли рецептов, матриц, чертежей и т. п. Мы унесли с собой только много знаний".

Как бы то ни было, руководители Fairchild Semiconductor могли винить только себя за то, что ключевые секреты достались конкуренту. Еще года за два до этого лучшие технологии, разработанные в исследовательских лабораториях в Пало-Альто, не реализовывались на ее производственных мощностях в Маунтин-Вью, а каким-то образом попадали к асам производства компании National Semiconductor Чарли Спорка.

Отчасти причина была в том, что в 60-е годы правила игры были иными. Еще не настало время патентов, коммерческих тайн и других форм защиты интеллектуальной собственности. Ученые были рады передать своему работодателю права на все полученные патенты за символическую сумму и копию титульной страницы в рамке. Почему же они должны были быть менее щедрыми по отношению к ученым из других компаний? В общем, это было прекрасное время. Попытки сдержать распространение информации, когда все так стремительно менялось, не только были бесполезными (любой стоящий технолог мог найти путь обойти патент), но и выглядели неспортивно.

По вечерам в пятницу инженеры из разных компаний собирались в баре "Wagon Wheel" и обменивались новостями, в том числе и о том, кто над чем работает и у кого какие проблемы. На стене бара висело увеличенное рельефное изображение внутренностей интегральной схемы, полученное путем вскрытия корпуса и съемки ее секретов промышленным фотоаппаратом. Изображение служило своеобразной иконой, благословлявшей ученых, которые так же легко делились за столом секретами своей компании, как и платили за очередной стаканчик.

Набирая команду, Нойс и Мур руководствовались простым принципом. Они просили всех, кто пользовался их уважением, в частности, на факультетах электроники в университетах, назвать имена ярчайших исследователей, известных им. Нойс или Мур звонили кандидату и приглашали его на встречу — домой к Нойсу или в какой-нибудь скромный местный ресторан. Они беседовали с кандидатом за завтраком или обедом, сидя напротив друг друга, а затем принимали решение. Для того чтобы получить работу в Intel, недостаточно быть блестящим инженером — надо было пройти еше два испытания. Кандидату предлагалось перейти на работу к Бобу и Гордону за те же деньги, которые он получал у нынешнего работодателя, а в некоторых случаях даже процентов на десять меньше, если они считали, что кандидату переплачивают. Взамен ему обещали льготы при приобретении акций, что (он должен был принять это на веру) будет адекватной компенсацией за отсутствие повышения в зарплате. Кроме того, ему следовало быть готовым к понижению в должности. Если Intel будет расти так быстро, как задумывали ее основатели, первые сотрудники вскоре должны будут руководить гораздо большим числом людей. А пока что, в первые несколько месяцев, им пришлось заниматься работой более низкого уровня, чем та, с которой они ушли. Инженер, руководивший целым отделом с пятью тысячами подчиненных и оборотом 25 млн. дол., в Intel мог получить в свое подчинение только производственный цех, где большую часть рабочего времени ему пришлось бы проводить за настройкой одного устройства.

Утешением служили заверения, что так будет продолжаться недолго. Тэд Хофф, блестящий исследователь из Станфорда, имеющий степень доктора, рекомендованный Нойсу профессором своего факультета, напомнил во время собеседования, что уже около десятка новых компаний пытаются выйти на рынок с полупроводниковыми запоминающими устройствами. Нужна ли еще одна такая компания? Каковы ее шансы на успех?

Ответ Нойса выражал спокойствие и уверенность. "Даже если мы не добьемся успеха, — сказал он, — основатели компании, скорее всего, не проиграют".

Новые сотрудники Intel видели, что его уверенность разделяют и люди со стороны. Джин Флэт, бывший менеджер группы, перешедший из Fairchild на руководящую работу в производственное подразделение начинающей компании, решил провести свой недельный отпуск в Лос-Анджелесе и от имени Intel заказал на торговой выставке оборудование для производства микросхем. Когда его заинтересовала пара экспонатов, он сделал заказ на это оборудование. А продавцы, узнав, что Флэт подписал соглашение с Нойсом и Муром, немедленно предоставили ему кредит. "Нойс и Мур? Прекрасно. Они свое получат".

В нескрываемой уверенности Нойса и Мура было что-то заразительное. В качестве первого места для работы они выбрали старый завод компании Union Carbide площадью 17 тысяч квадратных футов в городке Маунтин-Вью, что в часе езды по Миддлфилдскому шоссе к югу от Сан-Франциско. Когда соглашение было подписано, за Union Carbide еще оставались какие-то помещения. Intel сразу организовала офис в передней части здания и получила право вывесить снаружи большой плакат со своим логотипом — именем компании, напечатанным синими строчными буквами с буквой "е", опушенной так, что ее поперечная линия находилась на уровне строки. Отсутствие заглавных букв указывало на современность Intel, следование духу 70-х годов, а опущенная "е" напоминала, что имя компании является сокращением от двух слов: "интегральная электроника". Некоторые сотрудники считали, что выделение буквы "е" означает, что слово "Intel" следует произносить с ударением на втором слоге.

В течение последующих недель Union Carbide освобождала территорию, a Intel принимала в штат все больше сотрудников. И вот однажды поздней осенью 1968 года компания полностью заняла большое промышленное здание, где было все, что необходимо для производства полупроводников: электричество, вода и газ.

Производство кремниевых схем было ответом современного мира средневековым алхимикам, преобразующим обычные металлы в золото. Только здесь исходным материалом был песок, который превращался в кристаллический кремний, поступавший на фабрику в длинных пакетах, похожих на сосиски диаметром в два дюйма. Затем кремний нарезался на тонкие пластины толщиной в доли дюйма. При помощи ряда секретных, почти магических, процессов на каждую пластину наносились метки идентичных миниатюрных схем, четко разбитые на ряды и колонки. Пластины размечались алмазным резцом, отдельные схемы отрезали друг от друга и по отдельности подсоединяли к черным керамическим- корпусам, многие из которых имели на каждой стороне ряд металлических штырьков. Когда один из инженеров показал готовую схему своим детям, они назвали ее "расческой для Барби". Однако специалисты знали, что каждую можно продать за доллар, а может, за десять долларов или даже больше, в зависимости от того, что у нее внутри.

Первым уровень амбиций двух основателей Intel оценил сотрудник, который чертил план размещения производства. Когда он спросил, на какую производительность фабрики рассчитывать, ему назвали цифру в две тысячи пластин в неделю. Две тысячи чистых кремниевых пластин, получающихся в процессе производства! Поверхность каждой заполнена сотней или более схем. Двести тысяч схем в неделю, десять миллионов в год. Конечно, в то время удачей можно было считать, если хотя бы 10 % из них оказались хорошими. Однако для начинающей компании, которая еще даже не разработала схему или процесс производства, такое вложение капитала в производственные мощности было неслыханным. Даже Fairchild, которая стала в то время мировым лидером производства полупроводников, имела всего в пять раз больше. Кем же считали себя Нойс и Мур?