ВОСПИТАНИЕ ЭНЕРГИИ

ВОСПИТАНИЕ ЭНЕРГИИ

В напутственном слове Государя Императора юнкерам, произведенным в офицеры, указано исполнение долга «честное и изо всех сил». Это важная истина, постоянно забываемая на родине Тентетниковых и Обломовых. Если от чего хиреет Россия, то не столько от неисполнения долга, сколько от слишком вялого его исполнения, несвоевременного и неполного. Как в анемичном теле все функции протекают медленно, без того яркого одушевления, которое вносит с собой горение железа крови в кислороде, так и в обленившейся стране. Все отправления народной, общественной и государственной жизни у нас постоянно опаздывают, точно поезда на плохо управляемой дороге. Вдумчивые люди, бывавшие в Англии и особенно в Германии, поражены общею картиной удивительной кипучести тамошней жизни, невероятной для нас общей охотой к труду, потребностью в нем, переходящей иногда в страсть. Никому не кажется тяжелым встать рано и лучшую часть дня провести в привычных занятиях – напротив, за работу принимаются веселыми и оканчивают ее свежими. Проработав восемь часов, иностранцы способны остальную часть дня провести не в сонном, как у нас, безделье, а в развлечении другими, иногда столь тяжелыми вещами, как физический спорт, или столь утомительными, как разные собрания, театры, концерты и т. п. По-видимому, западный человек вырабатывает в себе новую биологическую черту – неутомимость, ибо чем больше он работает, тем больше – подобно динамо-машине – развивает в себе энергию. У одних в большей, у других в меньшей степени, но эта черта сама бросается в глаза при сравнении западного рабочего с нашим или с китайским. При том же – только более тренированном – телосложении, при тех же физических силах средний англичанин вырабатывает чуть не вдвое против среднего русского. Примеры поразительной неутомимости, конечно, встречаются и у нас в России, но у нас они, к сожалению, составляют исключение, тогда как на Западе становятся постепенно правилом. Все работодатели – особенно из иностранцев – в один голос жалуются не только на недобросовестность, но и на болезненную лень русских рабочих. Ленивая же работа и в количестве, и в качестве не идет ни в малейшее сравнение с работой энергической.

Откуда эта грустная национальная черта наша – лень? И где средство, чтобы отделаться от нее? Я думаю, в наше время возможен уже научный ответ на эту загадку, которая столько волновала русских читателей и критиков в эпоху появления «Обломова». Всякая лень есть следствие главным образом долгой невынужденности к усиленному труду. И единственное средство против лени – это постепенно развиваемый усиленный труд, труд «изо всех сил». Основная причина сравнительно меньшей энергии славянской расы та, что, заняв слишком широкое пространство на земле, она была более англичан и германцев обеспечена сырой природой и менее вынуждена к труду. Для резкости примера возьмите, например, старинного англичанина и старинного малоросса. На своих охваченных океаном небольших островах англичанам в течение уже многих веков было действительно тесно, не хватало земли (особенно при низкой в старину культуре), не хватало хлеба. Не только суровый феодальный режим, при котором земля принадлежала потомству завоевателей, но и чисто географическая теснота заставляла работать усиленно и торопливо искать работы. Когда не стало хватать ее на материке, англичане выступили в океаны, в далекие колонии, и взгромоздили мировой по значению коммерческий флот, оберегаемый таким же чудовищным военным. Но что также был флот, особенно в парусные времена? Эх была усиленная народная гимнастика, пожалуй, никогда в истории более не повторимая. Бесчисленные рыбаки Англии и бесчисленные матросы обоих флотов были вынуждены в течение веков не только трудиться, но трудиться усиленно, тренируя свою ловкость, отвагу, настойчивость, зоркость, крайнее напряжение тела и духа. Небольшая нация, пропускаемая через мореплавание, находила в нем превосходную школу чисто физического развития. Труд парусного моряка имел ту особенность, что он совершался всегда на краю бездны, то есть был принудительным в высшей степени. Кроме слабого вначале чувства долга непрерывно действовал категорический императив: оплошаешь – погибнешь. Вот источник британской энергии, изумительной настойчивости англичан, их священного и всесильного чувства долга (Duty). Самое это чувство выросло и накопилось как многовековая привычка каждое маленькое и большое свое решение доводить до конца. Море и теперь, а в парусное время особенно не любило шуток: всякая не подтянутая как следует снасть, всякий плохо взятый риф у паруса или переложенный слишком руль немедленно влекли наказание, часто жестокое.

Сравните со старой Англией старую Малороссию, хохлацкая лень которой вошла в пословицу. Широта земли в сравнении с Англией была безграничная: тут тоже океан, только твердой суши. Да какой суши: чернозема, равного которому не было ничего в тогдашнем мире. Чудные леса на севере и дивные степи, благодатный климат – ну, словом,

Край, где все обильем дышит,

Где реки льются чище серебра…

Мудрено ли, что великая раса, как индусы в их райских условиях, еще в скифские времена обленилась и изнежилась, изнежилась до позорной неспособности отстоять себя от более голодных соседей – от татар и литовцев? Когда судьба скрутила наших южнорусов, они начали постепенно выправляться. Изнеженность стала проходить. Бедственные условия жизни заставили усиленно трудиться, быть настороже, учиться давать отпор. Великороссы, менее избалованные природой, успели раньше малороссов сломить татар и литву и выдвинули славное донское казачество. Малороссы выдвинули Запорожье и гайдаматчину – свидетельство накопившейся народной энергии. Но когда при новой нашей династии произошло объединение русских племен, Империя оказалась настолько сильной, что внешняя опасность казалась почти исчезнувшей. Двести лет Малороссия, охраняемая Империей Русской, не знает, что такое нашествия, и полтораста лет не знала, что такое земельная теснота. Из Гоголя вы помните, какой это был сытый, пьяный, ленивый край и до чего были изнежены и старосветские помещики, и старосветские крестьяне. Для изнеженности вовсе не нужно слишком высокой культуры: она встречается и на крайне низкой ее степени, у дикарей или наших хулиганов. В мире животных низшие породы часто изнеженнее высших. Мне кажется, русская лень вообще, а малороссийская в особенности есть просто многовековая отвычка от принудительного и ответственного труда. И накопление, и растрата сил, к сожалению, одинаково закрепляются повторением нарастающего процесса в первом случае и убывающего во втором.

Если бы эти строки попались на глаза молодым офицерам, только что произведенным из юнкеров, я советовал бы им познакомиться с той главой «Психологии» знаменитого киевского профессора Сикорского, где говорится о нарастании работоспособности. Оказывается, это драгоценнейшее из человеческих свойств можно приобрести и усилить в себе иногда в степени чрезвычайной. Каждой деятельности соответствуют известные участки мозга. Если вы или сами принуждаете себя, или если, при недостатке воли, вас кто-нибудь принуждает работать и постепенно развивать работу, то соответствующие центры головного мозга увеличиваются, нарастают в числе клеток, и трудная работа становится уже легкой. Прибавляя еще работы, вы заставляете еще более разрастаться рабочие центры мозга, и чрезмерное опять становится нормальным. Конечно, тут существует свой предел, но что он у некоторых одаренных натур (то есть с прирожденно большим числом клеток) способен отодвигаться на чудесное расстояние, доказывают простые фокусники, акробаты, наездники и т. п. Еще древняя аксиома гласила: repetitio est mater studiorum (повторение – мать учения. – Ред.), но только теперь выясняется ее физиологическая основа. Но для поддержания максимума культурной работоспособности необходимо, чтобы известная деятельность не прерывалась на долгий срок. Для некоторых профессий передышка в два дня ведет уже к регрессу:

число нервных клеток начинает уменьшаться, способности слабеют, вероятно, до полного одичания, то есть до прирожденной нормы клеток. Даже гениально одаренные артисты, вроде Антона Рубинштейна, не могут себе позволить «полного отдыха» даже на один день без того, чтобы не почувствовать понижения своих сил. Вероятно, это же значение имели выработанные древними правила: «Сагре diem», «Nulla dies sine linea» («Лови мгновение», «Ни дня без строчки». – Ред.).

К глубокому сожалению, наша национальная лень выработала другую мораль: «Над нами не каплет», «Поспешишь – людей насмешишь», «Дело не медведь – в лес не убежит» и т. п. С этими формулами народной глупости давно пора покончить. Жизнь страшно коротка, возможности неисчерпаемы, следует «спешить делать добро», как проповедовал святой доктор Гааз, и единственно, в чем не грех полениться, – это в делании зла. Молодежь, вступающая в жизнь, должна знать, что от нее зависит или закопать свои таланты, подобно евангельскому ленивому рабу, или внести их родине с блестящими процентами. Старикам, конечно, поздно мечтать о развитии погасающих сил, но молодежь должна дорожить возрастом, когда ее природа пластична, когда есть полная возможность досотворить себя, довести до высшего развития сил. Многие не понимают, как это сделать и почему практика всех деятельностей неизменно усиливает их. Теория, изложенная профессором Сикорским, бросает на это научный свет. В дополнение этой теории я предложил бы следующую, более поэтическую, чем научную, схему. Организм наш, подобно улью пчел или муравейнику, представляет огромное скопище живых индивидуумов – клеток, которые делятся на касты сообразно разделению труда. Как у названных насекомых, в организме есть клетки-трутни, клетки-воины, клетки-рабочие всевозможного рода. В обленившемся организме происходит то же самое, что у пчел, у которых отродилось слишком много трутней. Пчелы справляются с этой бедой довольно жестоко, но, мне кажется, и человеку-лентяю нечего жалеть свои бездеятельные клетки. Для уменьшения их нет нужды принимать иные меры, кроме увеличения работы. Упражняйте свои рабочие способности – этим вы заставите кровь приливать к рабочим органам, начиная с специальных участков головного мозга, для усиленного их питания и равновесия. Прилив же крови к деятельным клеткам повлечет отлив ее от бездеятельных: последние будут хиреть и атрофироваться. Каждый молодой человек, сознательно глядящий на свое место в природе, может или превратить себя в больной и заглохший улей, наполненный трутнями, или в улей клеток деятельных, жизнерадостных, жизнеспособных, строящих соты существования и наполняющих их медом счастья. Аналогию эту можно провести и далее, распространив на организм общественный. Легко понять, что отдельное тело, охваченное засильем клеток-трутней, в своем целом представляет исполинского трутня. Илья Ильич Обломов при всех его симпатичных качествах был вредный трутень; хуже того, он даже не годился для функции трутня, превратившись заживо в паразита своих крепостных. Чрезмерное умножение таких паразитов ведет к краху весь строй народный, органически сложившийся.

У нас провозгласили великой реформой освобождение крестьян от помещичьей власти. И в самом деле реформа была благодетельна, ибо Илья Ильич – какой же он был помещик? Какие же были помещики Чацкий, Рудин, Лаврецкий, Райский и пр., не говоря о гоголевских героях? Но у нас не заметили, что нужда-то в деятельных руководителях народа была и осталась. Осталась ничем не возмещенная, но крайняя нужда в таком человеческом типе, как Костанжогло, Штольц и даже Собакевич, если расшифровать его из карикатуры. Если бы аристократия (во всем свете) не изнежилась, не потеряла своих рабочих способностей, она никогда не уступила бы ни третьему, ни четвертому сословию. Древние бароны, завоеватели Европы, были и физически, и психически более деятельными, более сильными людьми, чем те рохли, которыми они овладели. Древние аристократы упражнялись каждый день в военном искусстве и были артистами насилия. Обеспечив победу, они совершенствовали свои способности побеждать не только мечом, но и повелением, распоряжением, более умным, нежели могли додуматься их вассалы. В каменных раковинах многовековых замков жила одно время не только по титулу высшая раса, а и по существу. Но когда покорение народа за страх и за совесть было закончено, когда исчезла необходимость трудиться ежедневно и «изо всех сил», великая раса изнежилась, впала в бездеятельность и бессилие. Революция смела не силу, а бессилие.

Каждое поколение офицерства, вступающее в жизнь, должно помнить, что оно главный носитель аристократического принципа в обществе. Офицерское звание есть рыцарское и несет в себе заветы рыцарства. Офицеры по происхождению даже не из дворян получают личное дворянство. Из всех профессий, конечно, наиболее благородной является та, что ставит задачей, когда потребуется, «положить душу за други своя», за родину, за ее державу. Но мне кажется, мало хотеть быть благородным – надо суметь сделаться таковым, надо воспитать в себе какие-то особенные способности. Многие не подозревают, что в область благородства входит трудоспособность, но, в конце концов, может быть, это главное условие благородства. Что толку в том, если вы желаете честно исполнить долг свой, да не можете это сделать – не хватает сил? Очень глубокое и решающее значение имеет повеление Государя Императора офицерству трудиться не как-нибудь, а «изо всех сил». Иначе – если говорить о честном долге всей жизни – и нельзя его выполнить, как напрягая все силы. Чуть вы оставили праздными часть сил, эти бездействующие силы отмирают и вы становитесь ниже себя. Если из пониженной нормы оставляете праздными еще часть сил – и они атрофируются, как все бездействующее, вы еще понижаетесь на одну ступень и идете постепенно до дна ничтожества. Может ли быть речь о честном исполнении долга при наклонности не доделывать его, не доканчивать, не доводить до идеальной высоты? Идеальная же высота задачи требует напряжения всех сил и в награду за этот героизм прибавляет энергии. Верно сказал Шиллер: «Человек растет по мере того, как растут его цели». Поэт говорил, очевидно, о целях осуществляемых, а не тех, о которых господа Обломовы и Рудины умели говорить, и только говорить.

Офицерству более, нежели какому сословию, необходимо быть благородным не на словах только, а наделе. Благородство на словах повело нас к севастопольскому и маньчжурскому разгрому. Я не хочу омрачить этим память действительных героев, работавших и до этих кампаний, и во время них изо всех сил и отдавших жизнь за Отечество. Но, очевидно, кроме героев у нас были и не герои, и именно на совесть последних должны пасть ужасные результаты последних войн. Если бы все были герои, если бы все, подобно Макарову, «помнили войну» еще в мирное время и подготовлялись к войне изо всех сил, то, конечно, Россия не переживала бы теперь нравственных мучений, а могущество ее было бы безмерно укреплено новой славой.

Обленившимся героям вроде Бельтова и Рудина бесполезно было бы говорить самые святые истины и напоминания. Но офицерская молодежь, только что вступающая в жизнь, несомненно, имеет в своих рядах и героев дела, – но даже герои дела, то есть люди искренние, способные на подвиги, не всегда в состоянии их выполнить, ибо этому нужно научиться. Наука длинная, можно сказать – бесконечная, но необыкновенно простая: работайте «изо всех сил» – вот и все. По повелению Государя Императора недавно установлены начала физического воспитания, гимнастики и военного строя. Это воспитание должно коснуться всей народной молодежи, будущих солдат, и офицеров. Во главе великого дела поставлен генерал Воейков; ему следует пожелать всевозможного успеха, как заслуживает большой благодарности и главный до сих пор инструктор потешного движения – полковник Назимов. Ходят слухи, будто с назначением генерала Воейкова полковнику Назимову придется оставить дело, над которым он столько потрудился. Как жаль, если это правда. Гимнастика и военный строй есть первое, с чего начинается воспитание энергии – не только физической, но и душевной. Приучаться постепенно преодолевать препятствия, сначала маленькие, затем все больше и больше, – вот простой способ побеждать великие препятствия. Исчерпайте производительно весь свой запас сил. Даже у слабых людей этот запас огромный – они только не знают об этом и не умеют открыть себя. Часто маленькие люди, измученные своей незначительностью, умирают, не подозревая, что могли бы быть великими.

20 августа