Глава сорок четвертая ПОСЛЕДНИЙ ОСТРОВ
Глава сорок четвертая
ПОСЛЕДНИЙ ОСТРОВ
Это рысьи глаза твои, Азия,
Что-то высмотрели во мне…
Ахматова
Удивительное постоянство, с которым Параджанов обращается к сказкам, в чем-то напоминает стойкость оловянного солдатика с его практически безответной любовью к картонной балерине. Но придуманный мир красивой сказки лишь опалял его, оставляя скорей чувство горечи. Так было с его первым фильмом «Андриеш», в котором он соорудил «картонные» замки и горы и который в результате не украсил его творческую биографию. Написав в середине своего творческого пути чудесный сценарий к сказкам Андерсена, он, вместо того чтобы начать путешествие в его чудесную волшебную страну, оказался в реальности земного ада.
Творческий путь его можно определить как: «От сказки до сказки», ибо последний его законченный фильм снова был сказкой под названием «Ашик-Кериб»…
На самом деле должно было бы быть «Ашуг-Гариб», то есть Бездомный Поэт. Ибо ашуг означает поэт, музыкант, а Гариб — это и бездомный, и неприкаянный, и одинокий, и наивный. Фильм этот создан по мотивам (подчеркнем это) известной сказки Лермонтова, который, очаровавшись рассказом о неприкаянном поэте, записал и опубликовал его как «Ашик-Кериб». Вообще-то есть и арабский, и персидский, и армянский, и узбекский варианты этой истории, а учитывая, что Параджанов создал свою оригинальную версию, то сказка эта просто восточная, без какой-либо определенной национальной окраски. Но в основе ее история, что взволновала еще Лермонтова…
Нищий поэт, у которого нет денег на свадьбу, отправляется на заработки. Его возлюбленная обещает ждать его тысячу дней и ночей. Но, несмотря на то, что ашуг поет на свадьбах и приглашается на роскошные праздники в богатые дворцы, спустя и тысячу дней и ночей остается гол как сокол. Недаром же его прозвали «Гариб», то есть «наивный». Невеста ждет, когда наступит тысяча первая ночь, чтобы принять яд, ибо ее уже готовят к свадьбе с богатым, но нелюбимым женихом. До трагического финала остается пара часов, но тут, как и положено в сказках, появляется всадник на белом коне, доставляет поэта домой и дает ему кошель с золотом. Все счастливы, здоровы и благополучны.
Вот такой последний фильм Параджанова.
Всю жизнь снимая сложные, предельно интеллектуальные фильмы и завоевав славу «трудного» для понимания режиссера, он снял в конце своего творческого пути настолько простой фильм, что теперь сложно понять, для чего это ему понадобилось. Снова вопрос: для чего обратился он к сказке? Ведь у него было так много других выношенных, выстраданных сценариев! Неужели все получилось случайно?
Прямо скажем, не верится. У больших художников случайностей не бывает. Бывают скорее закономерности.
Странных, неожиданных встреч с Параджановым и жизненных пересечений накопилось у меня так много, что, не будучи мистиком, давно воспринимаю все это мистически. Вот и тогда нежданно-негаданно я оказался у колыбели замысла нового фильма.
Оператор Альберт Явурян, о котором я тогда писал небольшую книгу, вдруг предупредил меня, что срочно выезжает в Тбилиси, так как получил от Параджанова приглашение для переговоров о новом проекте. Все это было интересно и для книжки, и для другого моего замысла…
Поскольку тогда, весной 1987 года, я уже работал над книгой о Параджанове «Три цвета одной страсти», то показать ему первые главы и согласовать проект задуманной книги, фактически впервые исследовавшей «иероглифы» его творчества, было, конечно, необходимо. Договорились с Явуряном ехать в Тбилиси вместе. Он и стал позже оператором нового фильма. Явурян скоро вернулся обратно, а я по приглашению Сергея задержался на пару дней в доме, где с 1960-х годов знал каждую половицу. Вопросов по будущей книге было много, интересные разговоры возникали один за другим. Именно тогда Сергей много рассказывал и о своем новом проекте, который поначалу назывался «Легенды седого Кавказа». Это был своеобразный киносборник по мотивам произведений Лермонтова. Основным в этом проекте был сценарий «Демона», написанный Параджановым уже давно. То есть речь шла именно об экранизации давно выношенного проекта.
«Демон» написан очень ярко, сильно, с интереснейшими, динамичными, сугубо кинематографическими решениями. Все это видно даже в литературной записи. Можно смело сказать, что это один из самых интересных сценариев Параджанова. Высокую оценку этой работе дал в свое время и Шкловский. Но поскольку действие в нем развивается очень динамично, то растягивать до полнометражного фильма было невозможно. А для короткометражки опять же получалось много. Так и возникла идея соединить два произведения Лермонтова в одном фильме, то есть сказка в задуманном проекте поначалу носила вспомогательный характер.
Как и почему она стала впоследствии основной темой и вытеснила «Демона», который так и не был экранизирован, ни от Параджанова, ни от Явуряна вразумительного ответа я так и не получил.
В своей более чем бурной жизни Параджанов испытал столько бурь, земля так часто уходила у него из-под ног, что снова погрузиться в «демонические» страсти, возможно, не было ни желания, ни вдохновения. Потом… Завтра… А пока снимается «Ашик-Кериб».
Внимание! Мотор! Начали…
В далеком детстве, однажды заболев и оставшись дома, Сергей услышал от матери сказку о том, как тысячу дней бродил бедный поэт и как затем чудесно исполнились его заветные мечты.
Мальчик вырос, осуществил и свои заветные мечты, став большим художником, вывел на экран свою любимую сказку и… заболел. Заболел так тяжело, что после этого фильма не смог больше никогда крикнуть: «Мотор!» Его мотор после всех штормов и бурь исчерпал свои ресурсы. Может, еще и потому принял он решение не снимать «Демона», что раньше врачей и друзей почувствовал в себе движение раковых (роковых) клеток.
Все это станет ясно позже. Через две весны. В мае 1989 года… А пока май 1987-го, и у него есть еще две весны.
И потому и мы отправимся с ним в это новое плавание. Впереди новый фильм, новый остров в архипелаге его открытий. Сняв молдавский, украинский, армянский, грузинский фильмы (все фольклорные, народные), он теперь обратился к миру исламской культуры.
Понять Восток непросто, подражать ему легко. Отсюда так много имитаций, всевозможной декоративно-подражатель-ной «ориенталистики». Культура ислама и его менталитет удивительно противоречивы и парадоксальны, и, быть может, в этом секрет их притягательности для многих художников. Могла ли такая яркая культура не будоражить воображение Параджанова, всю жизнь испытывавшего страсть к парадоксам? Его новый фильм вызвал восторг и стал «своим» во всем мире ислама. Получил приз на фестивале в Стамбуле. Параджанова считают своим учителем лучшие иранские кинорежиссеры. Иранская кинематография, напомним, сегодня считается одной из самых интересных в мире.
Как же Параджанову удалась эта очередная трансформация? Может, потому, что эта загадка манила его всю жизнь?