ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ ВНУТРИ «МЕТРОПОЛЯ»

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

ВНУТРИ «МЕТРОПОЛЯ»

17 ноября 1978 года Высоцкий играет на сцене «Таганки» в «Десяти днях…», 19-го — в «Павших и живых».

22 ноября он едет в город Троицк Московской области, где в тамошнем Доме ученых (40-й километр) дает концерт. Два дня спустя он выступает с концертами на геологическом (18.00) и географическом (20.00) факультетах МГУ. Вот как об этом вспоминает свидетель тех выступлений А. Тюрин:

«Тогда на геологическом факультете очень активно работал геоклуб. Практически каждый день в общежитии проводились различные мероприятия, а каждую неделю на факультете проходили встречи с интересными людьми — артистами, певцами, бардами, писателями. Не было только Высоцкого.

Высоцкий был, о нем говорили (правда, больше было сплетен), но увидеть его можно было только в театре, хотя на спектакль с его участием можно было попасть только чудом.

Дерзость его стихов казалась безумием, думаю, почти для всех. Вряд ли кого можно было поставить рядом с ним в этот период. Поэтому организация концерта была чревата. То есть неизвестно, чем все могло закончиться для организаторов мероприятия. Мы это понимали и старались делать все официально. Через общество «Знание» была оформлена лекция с тематикой приблизительно такого характера: «Музыка и гитара в спектаклях Театра на Таганке». В общество «Знание» надо было сдать репертуар концерта. Естественно, отдана была «рыба», состоящая из пристойных по тем временам текстов. Оговорить же вопрос репертуара с Высоцким было невозможно: если бы он понял, что мы чего-то боимся, то концерт бы не состоялся.

Организация «лекции» была на факультете достаточно тайной. Делалось это по понятным причинам: так как милиции в то время на входе в МГУ не было, то 611-ю аудиторию желающие туда попасть просто разнесли бы. Поэтому для общей огласки это был концерт Валерия Золотухина.

В такси Высоцкий рассказал, что поздно лег и разбудил его телефонный звонок какой-то поклонницы, которую он, мягко выражаясь, отшил. По дороге в университет он намекал на то, чтобы остановить машину — подышать, так как «съел чего-то не того». Тут же вспомнил, что подобное состояние было у него, кажется, на Таити: переел то ли кокосовых орехов, то ли бананов… Эти воспоминания несколько улучшили его самочувствие, но все равно было ему тяжеловато.

Зрителей собралось много, но аудитория выдержала. Вы можете представить реакцию ошеломленных студентов, которые ждали увидеть на сцене Золотухина, а вместо него вышел… Высоцкий. Реакция была такой, что мне как организатору стало страшно.

Волновали и другие моменты. Ведь люди по-разному относились к Высоцкому, были и такие, кто его не воспринимал и считал все его песни «блатными». Шли такие люди на концерт, а неизвестно, что они там могли «выкинуть». Помню, как на вечер собирались женщины из учебной части и одна из них, почтенного возраста Валентина Ивановна, ворчала: мол, вот пойду и выскажу этому хулигану все, что о нем думаю. На мое возражение: «Ну какой же он хулиган?» — она безапелляционно заявила: «А кто же он? Хулиган — он и есть хулиган». Вот, думал я, и встанет такая с места, и выскажет свою мысль вслух. Что делать тогда?

К счастью, этого не случилось: уже после предъявления своей «визитной карточки» — «На братских могилах», когда аудитория притихла и каждый чувствовал, как у него мурашки бегают по спине, — все встало на свои места: Высоцкий моментально всех расположил к себе. Со стороны я наблюдал и за Валентиной Ивановной. Когда он пел свои юмористические песни и все буквально лежали на столах, было видно, что она сдерживается. Потом ей это притворство надоело. А при исполнении песни «Письмо из сумасшедшего дома в передачу „Очевидное-невероятное“ она вместе со всеми вытирала слезы от смеха…

Концерт промелькнул в одно мгновение, и всем хотелось, чтобы он не кончался. Но, увы, «на бис» Высоцкий не пел. Не нарушил он своего правила и на этот раз. По окончании концерта председатель геоклуба Сергей Фролов подарил Владимиру Семеновичу друзу, кажется — горного хрусталя.

По традиции после концерта организаторы с виновником торжества шли пить чай. Запомнился такой эпизод. В районе лифтового холла на пятом этаже к Высоцкому буквально подскочила женщина и так по-простецки заявила: «Ой, Владимир Семенович, большое вам спасибо! Вы меня извините, я была о вас такого плохого мнения…» Честно говоря, я думал, что он мирно отпустит ей грех. Однако Высоцкий серьезно и довольно резко заметил, не сбавляя шага и не глядя на женщину: «А нечего слагать свое мнение о человеке по сплетням и слухам».

Помню, что Высоцкий никак не мог сесть за стол и выпить чай — его постоянно выводил из комнаты и буквально оттаскивал в сторону один из прибывших с ним молодых людей «в джинсе». Причем делал это бесцеремонно — было видно, что они в дружеских отношениях…

На географическом факультете Владимира Семеновича ждали студенты-географы, установив рекорд по заполнению аудитории. Войдя, Владимир Семенович показал друзу: «Геологи подарили мне камень. Надеюсь, что вы подарите мне материк». Гул оваций заглушил его слова, студенты приветствовали своего кумира…»

Концерты Высоцкого проходят на фоне очередного награждения Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева новой высокой наградой. 23 ноября ему была вручена международная Димитровская премия. Поскольку об этом денно и нощно трубят все советские СМИ, из-под пера Высоцкого рождаются следующие строчки:

«Какие ордена еще бывают?» —

Послал письмо в программу «Время» я.

Еще полно — так что же не вручают?!

Мои детишки просто обожают, —

Когда вручают — плачет вся семья…

Сами понимаете, эти строчки Высоцкий писал «в стол», то есть никогда их не озвучивал на своих концертах. Однако и в тех песнях, которые он исполнял публично, тоже было немало идеологической крамолы, правда, чаще всего скрытой под метафору.

Вообще в отличие от прошлых лет в последние годы поэтическое вдохновение, кажется, покинуло Высоцкого: из-под его пера выходит все меньше и меньше произведений. Например, в 1978 году он написал чуть больше двух десятков поэтических текстов, чего с ним не случалось лет пятнадцать. Его близкие друзья, тот же Вадим Туманов, горько сетуют ему: «Опомнись, Володя, что с тобой происходит? Ты ведь стал хуже писать, чем раньше. Возьми себя в руки!»

Интересно, что конкретно имел в виду золотопромышленник: может быть, то, что наш герой, став меньше писать, несколько снизил обороты своей оппозиционности? Ведь «застой» тогда достиг своего пика, и для либералов уход в тень либо снижение претензий к режиму со стороны любого из их единомышленников воспринималось негативно. Дескать, наступать надо, а не отсиживаться в кустах, тогда, глядишь, и придут долгожданные перемены.

Высоцкий, конечно же, все это понимал, но сделать ничего с собой уже не мог. На более длительную и кропотливую работу за письменным столом порой не хватало ни физических сил, ни моральных. Да и наркотики мешали. Хотя в лучших своих произведениях он продолжал оставаться Высоцким — человеком, икреннее верившим в то, что он делает правое дело. Неслучайно в том поэтически неродящем 78-м из-под его пера рождаются строчки:

Лучше я загуляю, запью, заторчу,

Все, что ночью кропаю, — в чаду растопчу,

Лучше голову песне своей откручу —

Но не буду скользить, словно пыль по лучу!

Не ломаюсь, не лгу — не могу. Не могу!

25 ноября Высоцкий играет в спектакле «Добрый человек из Сезуана», 26-го — в «Павших и живых», 27-го — в «Гамлете». На следующий день он дает очередной концерт — в городе Обнинске Калужской области.

В отсутствие Высоцкого в Одессе продолжаются съемки фильма «Место встречи изменить нельзя». Там в павильонах снимают эпизоды в декорациях «квартира Верки-модистки», «логово банды». Последний эпизод снимали дольше всего — больше недели. Что вполне объяснимо: эпизоду в картине предстоит стать самым кульминационным. Больше всего волнений выпало на долю Владимира Конкина, который должен был очень достоверно изобразить, как его герой, сыщик Шарапов, ловко водит за нос аж семерых бандитов, включая двух женщин, и в итоге все-таки заманивает их в муровскую засаду. Только в единственной сцене Конкину понадобилась замена: когда его герой играет на пианино сначала Шопена, потом «Мурку», место актера занял дублер, вернее дублерша — профессиональная пианистка.

1 декабря Высоцкий дал концерт в подмосковном Красногорске — в ДК КМЗ.

В воскресенье, 3 декабря, отыграв в спектакле «Гамлет» главную роль, он отправился в Школу-студию МХАТ, которую некогда ему посчастливилось окончить. Пропустить мероприятие, которое там проходило в эти часы — 35-летие Студии, — он просто не имел права. Вот как об этом вспоминает сотрудница Школы-студии Вера Кацнельсон:

«Торжество проходило еще в старой студии. Было расширенное заседание педсовета со студентами, и выпускников много пришло. А внизу был кинозал театра, мы им пользовались, когда нам надо было. И после торжественной части все спустились туда. Выпускников пришло много: Кваша, Женя Лазарев и другие. А Володи не было, у него — „Гамлет“. Я собралась уходить домой, а в зале продолжались выступления: кто читал, кто рассказывал, — и тут прибежал Володя с гитарой. Я с ним разошлась, когда выходила. А когда мне сказали, что он пришел, я вернулась, он уже пел. Там не было сцены, эстрадный помост поставили, на нем он и пел. Он так пел! И много. Все были просто поражены: после „Гамлета“! После такого трудного спектакля, это же очень тяжело! Он песен семь, наверное, спел. Никто не записывал, потому что все это было экспромтом. Мы даже не знали, кто придет, придут ли вообще: ребята сами договаривались. Потом мы в коридоре немножко поговорили, было уже поздно, мне надо было идти домой. У меня тогда состояние было неважное: муж умер…»

9 — 10 декабря Высоцкий выступал с концертами в городе Менделеево Московской области: там были даны пять концертов в ВНИИФТРИ.

Тем временем кинорежиссер Михаил Швейцер проводит на «Мосфильме» интенсивные кинопробы, готовясь к съемкам фильма «Маленькие трагедии» по произведениям А. Пушкина. Пробы начались еще 29 ноября, и за эти дни на них успели побывать многие актеры: Валерий Золотухин, Лидия Федосеева-Шукшина, Игорь Старыгин, Маргарита Терехова, Сергей Юрский, Иннокентий Смоктуновский, Юрий Каюров. 11 декабря впервые на пробах появились Владимир Высоцкий и Татьяна Догилева (все действо проходило в коллекторе 10-го павильона). Как покажет будущее, первого на роль утвердят (он станет Дон Гуаном), вторую нет (вместо нее возьмут Наталью Белохвостикову). О своем выборе М. Швейцер выскажется так:

«Приступая к работе над „Маленькими трагедиями“, я решил, что Дон Гуана будет играть Высоцкий. Он был предназначен для нее еще тогда, когда мы впервые собирались эту вещь поставить, — в 72-м году. Мне казалось, что все, чем владеет Высоцкий как человек, все это есть свойства пушкинского Дон Гуана. Он поэт, и он мужчина. Я имею в виду его, Высоцкого, бесстрашие и непоколебимость, умение и желание взглянуть опасности в лицо, его огромную, собранную в пружину волю человеческую — это все в нем было. Понимаете, пушкинские герои живут «бездны мрачной на краю» и находят «неизъяснимы наслажденья» существовать в виде грозящей гибели. Дон Гуан из их числа. И Высоцкий — человек из их числа…»

12 декабря министр культуры СССР Петр Демичев подписал приказ, согласно которому концертная ставка Высоцкого поднималась с 11 рублей 50 копеек до 18 рублей. Прибавка была существенной. Теперь за концерт из двух отделений Высоцкий мог заработать гонорар в 220 рублей, что равнялось полуторамесячной зарплате рядового советского служащего. Впрочем, как уже отмечалось, наш герой и до этого распоряжения был не обижен деньгами, зарабатывая концертами по нескольку тысяч рублей в месяц.

Вечером того же дня Высоцкий вместе со своими коллегами по Театру на Таганке участвует в спектакле-концерте «В поисках жанра», который проходит в ДК завода имени Лихачева. Любимов игрой Высоцкого почему-то недоволен. Он сетует ему: «Берете, надеваете образ, не обращаетесь, не действуете…» Актера эти слова крайне задели, он ищет поддержки у Валерия Золотухина. И тот, дабы успокоить коллегу, дарит ему книгу своих повестей «На Исток-речушку, к детству моему» с дарственной надписью: «Володя! Ближе человека „по музам, по судьбам“ у меня нет, спасибо за дружбу, любящий тебя В. Золотухин».

16 декабря Владимир Высоцкий вновь посетил с концертом МГУ (он выступал на геологическом факультете). Организацией концерта занималась та же группа людей, которая устраивала и предыдущие его выступления, состоявшиеся 24 ноября. Вот как об этом вспоминает А. Тюрин:

«На концерт ехали с „Таганки“ на двух машинах: Владимир Семенович — на своей, организаторы — на такси. На Ленинском проспекте Высоцкий собирался оставить машину у друга (кажется, Ивана Бортника) и пересесть в такси. Поручив не отставать от него, он поехал первым. Однако после первых двух светофоров его „Мерседес“ исчез из виду. В ответ на упрек таксист в сердцах воскликнул: „Я в своем автопарке самый опытный водитель, но угнаться за Высоцким — это самоубийство! Его номер машины известен всей милиции Москвы — вот и догони его попробуй, если ему — ни красных, ни зеленых…“ Хорошо, что Владимир Семенович подождал нас на обочине, иначе могли бы его не найти. Он пересел к нам в такси.

Чтобы не ошарашить Высоцкого в университете, мы попросили Виталия Попенко, одного из организаторов этих встреч, чтобы он «подготовил» Владимира Семеновича к изменению репертуара. Сидя рядом, Виталий обратился к нему:

— Володя, не могли бы вы немного изменить свой репертуар?

Высоцкий, удивленно:

— Это еще зачем?

— Ну, понимаете, мы снова едем к геологам.

— Это к каким геологам? К тем, которые мне камень подарили?

— Да.

Высоцкий таксисту:

— Поворачивай назад.

Попенко таксисту:

— Вперед!

Высоцкий таксисту — повышенным тоном, с хрипотцой:

— Я сказал — поворачивай назад!

Таксист останавливает машину и говорит, что он разворачивается.

Попенко таксисту:

— Кто вызывал такси? Я или он?

— Вы.

— Вот и слушайте меня. Вперед!

Это был невероятно дерзкий шаг. Я вспоминаю — и мне не верится, но это было действительно так. Мы понимали: если концерт сорвется, то будет катастрофа. Он хоть и шел под маркой «Золотухина», но информация ведь просочилась, народ уже заполнил аудиторию. Билеты отбирались при входе, и если 200 человек вошли по билетам, то столько же, а может, и больше проникло в аудиторию без билетов через любые щели. Если концерт не состоится, нужно вернуть деньги. Но кому? А если все потребуют?! Думаю, что Владимир Семенович все понял, быстро смирился со своим «пленением» и дальше вел себя тихо, молча курил и периодически ухмылялся. С опозданием минут на пятнадцать мы приехали в университет…»

В том концерте Высоцкий исполнил всего пять песен («Милицейский протокол», «Про речку Вачу», «Я самый непьющий…», «Я когда-то умру..», «Охота на волков»), но зато много говорил о своих новых работах в театре, отвечал на записки из зала. В одной из них его спросили, как он относится к Алле Пугачевой. Высоцкий ответил так: «Я вообще к ней отношусь с уважением. Мне кажется, что она работает очень много актерски — то есть она исполнительница песен очень любопытная. Мне не на что посетовать, за исключением одного: думаю, ей нужно быть разборчивей в выборе текстов. А как исполнитель она у меня вызывает уважение, потому что работает над песней…»

Высоцкий также рассказал следующее: «Все ли написанное мною я храню? К сожалению, нет. Но вот недавно, совсем недавно, несколько дней тому назад, я вдруг познакомился с двумя людьми (речь идет о Б. Акимове и О. Терентьеве. — Ф. Р.), которые собрали все. Вы можете себе представить? Просто все — ну, за исключением, там, сотни, которую они не нашли. Но — все-все. Два гигантских тома. Я был настолько поражен… Потому что там были вещи, может быть, единожды мною спетые где-то в какой-то компании, где мы, там, выпивали… Я даже уже этого не помню. Они были на студиях, нашли все, что не входило в картины… Это просто поразительно…»

19 декабря Высоцкий играет в спектакле «Десять дней, которые потрясли мир», 21-го — «В поисках жанра». В тот же день он дает концерт в столичном ДК «Серп и молот».

22 декабря Высоцкий выступал в спектакле «В поисках жанра» на сцене ДК ГПЗ.

В тот же день была завершена работа над литературным альманахом «Метрополь», к которому герой нашего повествования имел непосредственное отношение — он был в числе его авторов. Идея создания этого альманаха пришла более года назад двум писателям из числа либералов-западников: Василию Аксенову-Гинзбургу и Виктору Ерофееву (сыну известного советского дипломата). Оба были недовольны тем, что их произведения не принимают родные издательства, и надумали разрешить эту проблему созданием независимого альманаха, в котором должна была печататься так называемая «отверженная литература». Тем более что таких, как они, «отверженных» в писательском стане было много, а значит, избытка в авторах быть не могло. В итоге под их знамена согласились встать 23 автора: Андрей Битов, Фазиль Искандер, Инна Лиснянская, Булат Окуджава, Владимир Высоцкий, Евгений Попов, Борис Вахтин и др. Каждый из перечисленных авторов предоставил «Метрополю» несколько своих произведений, которые не имели отношения к откровенной антисоветчине, но не прошли цензуру по каким-то чиновничьим претензиям. Так, у Аксенова это была пьеса «Четыре темперамента», у Битова — рассказы, у Ахмадулиной — повесть «Много собак и собака», у Искандера — эпизод из саги об Абхазии, у Вахтина — повесть «Дубленка» и т. д.

Судя по всему, рождение альманаха не было случайным, а опять же оказалось завязано на большую политику. Организаторы этого действа прекрасно были осведомлены о той «борьбе за права человека», которую вот уже почти три года вела администрация Д. Картера, и были уверены, что в случае чего та за них вступится (что вскоре подтвердится, и это наводит на определенную мысль: не курировалась ли эта операция заинтересованными силами в США? Видимо, для этого одним из авторов алманаха стал известный американский писатель Апдайк). В те годы это вообще была обычная практика для либералов: произвести фурор по обе стороны океана, чтобы на его волне сделать себе паблисити главным образом на Западе — дабы в случае отъезда туда иметь хорошие шансы получить там все виды помощи.

Кроме этого, свой интерес к этому проекту имел и КГБ, а точнее его 5-е управление (идеология). Там, видимо, созрела идея посредством выпуска альманаха стравить либералов и державников и, взбаламутив западную общественность, на этой почве «словить рыбку в мутной воде», высветив агентов влияния по обе стороны границы. На то, что за этой акцией стоял лично Андропов, указывают многие источники. Например, бывший член «русской партии», сотрудник ЦК КПСС А. Байгушев, который в своих мемуарах рассказывает о том, как шеф КГБ лично просил члена Политбюро и хозяина Москвы В. Гришина помочь ему преодолеть сопротивление «руссистов» из Московской писательской организации, которые все как один встали против издания этого альманаха.

Между тем один из издателей «Метрополя» — В. Ерофеев, так вспоминает о днях его создания: «Вся работа была, в общем-то, весельем, потому что никто не думал о каких-то зубодробительных последствиях. Да и не думалось и не хотелось думать. Было ощущение того, что делается что-то настоящее, реальное; ощущение того, что происходит жизнь…»

Писатель явно лукавит, говоря о том, что они не думали о негативной реакции властей на свою инициативу. Во-первых, это была по сути первая попытка либералов-западников узаконить «самиздат». То есть если раньше он распространялся подпольно, то теперь либералы собирались его легализовать (не случайно один экземпляр составители альманаха намеревались предложить Госкомиздату, другой — ВААПу). И если бы власть согласилась с этим, то подобных «метрополей» в стране начали бы издаваться сотни, причем совершенно разной направленности. Кто-то скажет: ну и слава богу. Однако когда по этому пути пойдет горбачевская перестройка, все это приведет к такой вакханалии самодеятельной «чернухи» и «порнухи», что страна буквально захлебнется этими нечистотами.

Во-вторых, «Метрополь» выносил на суд общественности произведения, в большинстве которых содержался завуалированный выпад против традиционной советской идеологии. Например, если взять нашего героя, Владимира Высоцкого, то в альманах были включены такие его произведения, как «Лукоморье» (многими людьми она воспринималась как антипушкинская сказка), «В тот вечер я не пил, не ел…» (так называемый «блатняк»), «Охота на волков» (гимн якобы загоняемой властями либеральной интеллигенции) и т. д.

В свете участия Высоцкого в «Метрополе» стоит задуматься вот о чем. Альманах по сути носил нелегальный характер и подпадал под категорию запрещенного. Тому же КГБ достаточно было одного желания, чтобы прикрыть альманах либо, надавив на его участников разными способами, добиться его развала. Но ничего этого сделано не было. Более того, во время участия в его создании Высоцкого героя нашего произведения утверждают на главную роль в «Маленьких трагедиях» (а вспомним, как десять лет назад глава 5-го управления КГБ Филипп Бобков запретил снимать Высоцкого в фильме «Один из нас»), а также приказом министра культуры СССР поднимают ему концертную ставку. Незабвенный Глеб Жеглов в исполнении самого же Высоцкого в подобном случае обязательно бы сказал: «Он пакостит, а ему вместо наказания талоны на усиленное питание выдают». Другое дело, что пакостью эту затею с альманахом считали представители «русской партии», а вот либералы (в том числе и в КГБ) относились к нему иначе. Не это ли отношение и было поводом к тому, чтобы последние делали столь значительные реверансы в сторону Высоцкого? А чуть позже помогли ему уйти от уголовного преследования, когда на актера заведут сразу несколько уголовных дел? Впрочем, речь об этом еще пойдет впереди, а пока вернемся к хронике событий последних дней 78-го.

24 декабря Высоцкий выходит на сцену «Таганки» в спектакле-концерте «В поисках жанра». В этот же день в Москву приезжает Марина Влади.

25 декабря Высоцкий играет в спектакле «Добрый человек из Сезуана». В этот день Евгении Степановне Лихолатовой — второй жене Семена Владимировича Высоцкого — исполнилось 60 лет.

Продолжаются съемки фильма «Место встречи изменить нельзя». В течение последних двух месяцев съемочная группа работала в Одессе, после чего в конце декабря вновь приехала в Москву, чтобы здесь снять один из самых кульминационных эпизодов картины — засаду на Фокса в ресторане. Местом съемок выбрали ресторан «Центральный», что на улице Горького, время съемок — две ночи с 25-го на 26-е и с 26-го на 27-е декабря.

Поскольку бюджет фильма был строго лимитирован, а массовка требовалась большая, было решено привлечь к работе всех своих знакомых (они согласились работать за бесплатно). Так, в кадре оказались: дочь Георгия Вайнера Наталья (в будущем Дарьялова), сын Вадима Туманова Владимир (оба они сидели за столиком с Жегловым), администратор Владимир Гольдман (подвыпивший посетитель ресторана), жена бизнесмена иранского происхождения Бабека Серуша Наталья Петрова (она играла официантку Марианну, которую Фокс выбрасывал в окно).

В роли последней должна была сниматься профессиональная актриса, но она в самый последний момент заболела. Времени на поиски практически не было (съемки-то ночные), поэтому Высоцкий и вспомнил про жену своего приятеля Серуша, которая: а) была симпатична, б) имела актерские навыки (выпускница Института иностранных языков, она несколько лет назад снялась у самого Александра Птушко в фильме «Руслан и Людмила» в роли Людмилы). Позвонили ей домой на Речной вокзал, но та стала отказываться: дескать, это так неожиданно, да и поздно уже (на часах было около 12 ночи), а мне еще голову мыть, собиратья. А кроме того — муж запретил ей сниматься. «А если мы мужа твоего уговорим, согласишься?» — спросил Высоцкий. «Ну, если уговорите…» — ответила Наталья.

Высоцкий немедленно позвонил Серушу и спросил: «Ты почему жене сниматься запрещаешь, деспот?» Серуш удивился: «Ничего я ей не запрещаю». Высоцкий сразу потеплел: «Ладно, ты где находишься? Я сейчас за тобой заеду, и мы вместе поедем за Натальей». Так и сделали. Но когда они были на месте, Наталья заявила: «Я буду сниматься только в том случае, если Бабек будет рядом». Что делать? Пришлось Серушу тоже ехать в «Центральный». По дороге Наталья спросила: «А что за сцена-то, где я буду сниматься?» — «Да ерунда, а не сцена, — ответил Высоцкий. — Будешь играть официантку. Делов всего на пару минут». Что это была за «ерунда», мы теперь с вами знаем. Сцену эту снимали до шести утра.

26 декабря в Театре на Таганке состоялся третий прогон спектакля «Преступление и наказание», где наш герой играл роль Свидригайлова. На него специально пришел Иннокентий Смоктуновский, который играл роль Порфирия Петровича в одноименном фильме Льва Кулиджанова 1970 года выпуска. Увидеть Смоктуновского на репетиции никто из таганковцев не ожидал. А он отсидел весь прогон и затем подошел к Валерию Золотухину. Последний затем записал в своем дневнике их диалог:

«— Здравствуйте, очень рад видеть вас (это — Смоктуновский. — Ф. Р.). Кажется, нам с вами предстоит работать вместе, сниматься (речь идет о фильме «Маленькие трагедии», где у Золотухина роль Моцарта, у Смоктуновского — Сальери. — Ф. Р.). Но, скажу вам откровенно, я вашу пробу страшно разругал. Угостите меня сигареткой. Нет у вас? Ну позвольте, я вашу несколько раз курну? Ну вот. Когда мне сказали о вас как о Моцарте, я очень обрадовался. Я вас люблю как артиста, индивидуальность, но то, что я увидел на экране, страшно разругал. Швейцеры — замечательные, милые люди, но… понимаете, ведь он — гений… Гений, понимаете? Как ты да я… немного помоложе. Вот, как хорошо вы на меня смотрите… А так что-то на вас нацепили, какие-то побрякушки… Разрешите, я еще курну?.. Я вас не обидел? Вы не сердитесь на меня?

— Что вы. Я вас люблю и когда хорошо, и когда плохо.

— Да, вы знаете, меня стоит, право, и когда удачи, и неудачи… я… в общем, хороший… и добрый, так что вы не сердитесь.

Подошел Высоцкий:

— Иннокентий Михайлович, я испугался, увидев вас в зале. Ведь это всего лишь третья репетиция у меня… Как вы замечательно выглядите. Подтянутый, в такой спортивной форме…»

Сразу после репетиции Высоцкий отправился в подмосковный город Томилино, где дал концерт. А оттуда поехал в ресторан «Центральный», но не ради утоления голода, а по служебной необходимости: там продолжились ночные съемки фильма «Место встречи изменить нельзя».

27 декабря Высоцкий играет в спектакле «Павшие и живые», на следующий день — в «Гамлете».

29 декабря он отыграл Хлопушу в спектакле «Пугачев» и отправился на концерт в город Железнодорожный Московской области. Концерт проходил в тамошнем ДОКе № 6. Высоцкий спел 17 песен и ни разу не сбился. Только один раз его вывели из себя какие-то зрители, которые в момент исполнения им песни уходили куда-то из зала. Когда они вернулись обратно, Высоцкий выдал по их адресу следующую тираду:

«Вот мне любопытно: если бы вы достали билет на „Бони М“ (их концерты в Москве состоялись в начале того же декабря. — Ф. Р.), скажем, — они стоят рублей по сто, кажется, за билет, — интересно, кто-нибудь из тех, которые выходили и приходили, ушел бы хоть на минуту, нет? За свой рупь бы остался… Мне-то это не важно — у меня все равно есть люди, для которых я работаю. И поначалу, когда я начал вести свою программу и просил оставить свет в зале, — мне показалось, что все-таки у нас установится доверие, атмосфера. И с большей частью так оно и случилось. Но я скажу товарищам, которые вставали посередине песни и уходили: мне очень вас жаль. Потому что через некоторое время — запоздало — вы очень захотите услышать то, что здесь было. А вы уже пропустили, больше никогда не услышите. Это жалко…»

В Москве в те дни установились такие холода, что кровь стынет в жилах — аж сорок (!) градусов ниже нуля, а по области и все сорок пять. Даже ртутные термометры замерзли и остановились. За прошедшие 100 лет то были самые сильные холода в столице. Как писали газеты, холод этот был вызван вторжением на материк очень холодного воздуха с Атлантики. Объяснение, конечно, правильное, но москвичам от этого было не легче. Гражданку Франции и жену Владимира Высоцкого Марину Влади судьба в те дни занесла в Москву (с 24 декабря), и она испытала эти холода на себе. Вот как она об этом вспоминает:

«Приближается Новый, 1979 год. В нашей новой квартире батареи едва теплые и совершенно не греют. Везде, кроме кухни, где весь день горит плита, просто костенеешь от холода. На градуснике за окном минус сорок. Мы не снимаем стеганых курток, шапок и меховых сапог. Окна заледенели и покрылись причудливыми геометрическими узорами. Из дома мы не выходим.

И вот однажды вечером мы слышим сначала какой-то шум на улице, а подойдя к окну, видим, как, отражаясь на кафельной отделке соседнего дома, пляшут высокие языки пламени. Ты выходишь на лестничную площадку, возвращаешься через несколько минут взбудораженный и говоришь, что во дворе происходит нечто невообразимое. Мы бросаемся на улицу. Из всех домов выходят закутанные до самых глаз люди. Все кричат, особенно женщины — их ясные сильные голоса выделяются на фоне общего шума. Нам удается разобрать обрывки фраз: «Так больше невозможно! Изверги! Позор! Все спалим!» И правда, пламя уже пожирает доски, которые люди с остервенением вырывают из забора на стройке. В первый и единственный раз в жизни я видела московскую толпу, с яростью демонстрирующую свое негодование. Во многих домах уже совсем не топили — лопнули котлы. Старики и дети свалились с воспалением легких. Ситуация трагичная, потому что в новых домах нет ни печей, ни вспомогательной системы отопления, а электрообогреватели уже давным-давно исчезли из магазинов. Некоторым удалось отправить детей к бабушкам и дедушкам в деревню, где в любую стужу в избах тепло. Но не у всех есть такая возможность, и гнев нарастает.

Уже не осталось больше досок, которыми можно было бы поддержать костер, некоторые грозятся начать жечь деревянные двери подъездов, другие стараются снять шины у машин со стройки, и все это начинает напоминать бунт. Приезжает милиция. Толпа недовольно шумит, рассыпается, постепенно расходится, и вскоре мы остаемся почти одни. С замерзшими лицами, со склеивающимися от мороза ноздрями, с заиндевевшими бровями мы возвращаемся домой после того, как нам было категорически предложено «освободить площадку».

Это длилось всего несколько минут, но результат не замедлил сказаться. Ночью были посланы специальные бригады для ремонта лопнувших котлов, и назавтра все поздравляли друг друга. Без вчерашнего случая, говорили, никто бы ничего не сделал…»

Новый год Высоцкий и Влади встречали в тесной компании своих друзей у себя в квартире на Малой Грузинской, 28. Среди гостей был и сценарист Эдуард Володарский, на участке которого, как мы помним, Высоцкий строил свою дачу. Однако в ту новогоднюю ночь их разговоры шли совсем не о строительстве: наш герой внезапно предложил Володарскому написать совместно сценарий по рассказам своего хорошего знакомого генерала Виталия Войтенко. Судьба этого человека была настолько драматична, что буквально сама просилась на экран. Вот как об этом вспоминает сам Э. Володарский:

«Во время войны Войтенко угодил в плен и попал в лагерь на юге Германии. Лагерь был расположен высоко в горах, там имелся завод, где немцы производили „ФАУ“ и первые реактивные самолеты. Был тогда Войтенко старшим лейтенантом, летчиком. Вместе с тремя солагерниками он бежал из лагеря, а война в тот момент кончилась. И вот четверо бывших военнопленных разных национальностей, ошалев от радости освобождения, живут в свое удовольствие на одной заброшенной вилле, потом перебираются на другую, на третью, никак не могут надышаться вольным воздухом. Но в то же время новые сложности жизни встают перед ними. Американский военный патруль принимает их за переодетых эсесовцев и пытается арестовать. В драке они убивают сержанта и скрываются. Военная полиция начинает их разыскивать. И вот Войтенко и его друзья, только успевшие ощутить вкус свободы, вновь оказываются в положении преследуемых, вновь отовсюду им грозит опасность. И в то же время в душе каждого горит желание скорее вернуться на родину…»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.