23 Пауло проходит по пути Сантьяго, но по-прежнему несчастен. Остается написать вожделенную книгу

23

Пауло проходит по пути Сантьяго, но по-прежнему несчастен. Остается написать вожделенную книгу

Запросив туристические агентства, Пауло смог убедиться, что в 1986 году интерес к так называемому Пути Сантьяго был крайне незначителен. Менее четырехсот человек в год отваживались пройти семьсот километров по мистической и не слишком гостеприимной трассе, пролегавшей от города Сен-Жан-Пье-де-Пор на юге Франции до Сантьяго-де-Компостела, столицы Галисии на северо-востоке Испании, — трассы, по которой с первого тысячелетия христианской эры шли пилигримы, желавшие поклониться тому месту, где по преданию был похоронен апостол Иаков.

Пауло нужно было всего лишь набраться храбрости да сесть в самолет. Однако оставив все дела на Кристину, он безвыходно сидел дома, страницу за страницей исписывая свой дневник привычными сетованиями:

Давно уже не кипел во мне такой протест, как сегодня. Нет, он направлен не против Христа, а против собственной моей неспособности собрать силу воли и исполнить свои мечты.

Он переживал очередной кризис веры, чувствуя, что силы, поддерживающие ее, иссякают, и часто заявлял, что намерен «обратиться к полному атеизму». Он хоть и не упускал из виду договоренность с Жаном, но без конца отодвигал срок путешествия, так что инициативу пришлось взять на себя Кристине. Без ведома супруга она в конце июля посетила турагентство, купила два билета и поставила его перед совершившимся фактом:

— Мы летим в Мадрид.

Пауло попытался в очередной раз отсрочить отъезд под тем предлогом, что издательство не может оставаться без своих руководителей и что вся эта история с поисками меча, который Кристина спрячет где-то в укромном месте вдоль семисоткилометровой дороги, лучше всего характеризуется определением «чушь собачья»:

— Может быть, Наставник дал мне заведомо невыполнимое поручение?

Но Кристина оставалась непреклонна:

— Вот уже семь месяцев, как ты ничего не делаешь. Сейчас пришло время выполнить то, что обещал.

И вот в первых числах августа 1986 года супруги приземлились в Международном аэропорту «Барахас» в Мадриде, где их встречал изможденный «раб» Антонио Вальтер Сена Жуниор — тот самый Тониньо Будда, мечтавший взорвать голову Христа. «Рабом» Пауло стал называть его и в глаза и заочно с тех пор, как, решившись совершить паломничество по Пути Сантьяго, нанял его в помощники. Едва оправившись от жестокого разочарования, причиненного «Курсом практического вампиризма», Тониньо открыл в своем родном Жуиз-де-Фора ресторанчик, но тут получил от Пауло предложение — да, тот постарался недвусмысленно дать понять, что речь идет не о приглашении отправиться в совместное путешествие, а именно о найме на работу. Услышав по телефону кое-какие подробности, Тониньо завел следующий сюрреалистический диалог:

— Но ведь ты предлагаешь мне продаться в рабство!

— Совершенно верно: я спрашиваю, согласен ли ты на те два месяца, что я буду странствовать по Испании, стать моим рабом?

— Да зачем я тебе сдался?! Денег ни гроша, из Бразилии никогда не выезжал и в жизни не летал на самолете.

— Деньги тебя пусть не волнуют. Я оплачу билеты и буду выдавать ежемесячно жалованье — 27 тысяч песет.

— Это сколько в долларах?

— Около двухсот. Огромная сумма, если принять в расчет, что Испания — самая дешевая страна в Европе. Ну, идет?

Тониньо, в 36 лет остававшийся неприкаянным холостяком, не видел причин отказываться: в конце концов, тебя не каждый день приглашают слетать в Европу, а зачем — это уже следующий вопрос. В том случае, если что-нибудь не заладится, можно в любую минуту сесть в самолет и вернуться в Бразилию. Так рассуждал он до тех пор, пока с чемоданами не оказался в Рио-де-Жанейро и не прочел «трудовой договор», напечатанный Пауло. Тут ему пришлось убедиться, что все не так уж радужно: во-первых, чета Коэльо летела в Испанию авиакомпанией «Иберия» и имела право на одну бесплатную ночь в отеле, а Тониньо в целях экономии отправляла сомнительными «Парагвайскими авиалиниями» (LAP). Мало того, что эта компания держала одно из последних мест в мире по безопасности полетов, — для того чтобы воспользоваться ее услугами, Тониньо предстояло сначала добраться до Асунсьона, столицы Парагвая, а уж оттуда лететь в Мадрид. Билет стоил так дешево еще и потому, что дата обратного рейса была определена и назначена заранее: иными словами, через два месяца, в начале октября, Тониньо должен был оказаться в пределах отчизны на условиях, определяемых изящной формулой: «Кровь из носу!». Забытый на дне сундука и пожелтевший от времени контракт дает представление о том, сколь драконовские условия предложил Пауло своему «рабу» — «в дальнейшем именуемому Тони»:

Условия:

1. Тони имеет право в случае необходимости только ночевать в моей комнате, поскольку я буду там работать день и ночь;

2. Тони получает ежемесячное содержание в размере 200 USD, каковые могут быть уплачены ему по желанию и после возвращения в Рио;

3. В том случае если моя комната или квартира окажутся заняты другим лицом, Тони обязуется за собственный счет подыскивать себе иной ночлег;

4. Во всех случаях, когда по моему желанию Тони сопровождает меня на те или иные мероприятия, я беру расходы на себя;

5. Перелет с Кристиной должен произойти в отсутствие Тони, который обязан будет ждать нас в Мадриде;

6. Тони подтверждает, что ознакомлен со следующими положениями:

Дата обратного вылета в Бразилию переносу не подлежит; работать в Испании по найму он не имеет права.

Помимо ежемесячного содержания в размере 200 USD, Тони не имеет права на иные субсидии и обязан будет изыскивать источники дохода себе сам.

В случае переноса даты обратного вылета Топи обязуется уплатить сумму, соответствующую обычному тарифу (2080 USD).

1 августа 1986 года

Антонио Вальтер Сена Жуниор

Пауло Коэльо

Контракт, по которому Тониньо переходил на время пребывания в Испании в «оплачиваемое рабство» к Пауло

Прочитав такое, Тониньо сначала подумал, не вернуться ли ему в Минас, но желание побывать в Европе возобладало, так что оставалось лишь подписать «Условия». Он вылетел на день раньше, чем супруги Коэльо, но, вероятно, в то утро, когда началось его путешествие, встал не с той ноги: оказавшись в Мадриде, битых три часа силился объясниться с чиновником иммиграционной службы (не зная при этом ни слова по-испански), допытывавшимся, как он намерен провести шестьдесят дней в Испании с четырьмя десятидолларовыми бумажками в кармане. Его подвергли унизительному «личному досмотру» и допросу, а потом наконец освободили. На следующий день, во вторник 5 августа, он снова был в аэропорту Барахас и встречал прилетающего «хозяина». Тониньо устроился в пансионе, который содержала слепая старушка, ненавидевшая Бразилию («Страна потаскух», постоянно бормотала она) и задвигавшая засов на дверях в одиннадцать вечера: тот, кто к этому часу оказывался на улице, на улице, разумеется, и оставался. Единственное достоинство пансиона доньи Кристины Беларано заключалось в том, что она взимала с постояльцев всего 600 песет (7 долларов 2008 года) в сутки, предоставляя за эти деньги и скромный завтрак. Прилетев в Мадрид, супруги Коэльо вместе провели только первую ночь. Наутро Кристина взяла напрокат машину и уехала прятать меч в месте, указанном Жаном.

7 августа 1986 года испанскую столицу, где стояла нестерпимая жара, покинул и Пауло: проехав в арендованном автомобиле около 450 км на север, он пересек французскую границу и остановился в гостинице городка Пау, где и провел две ночи. В воскресенье утром, 10-го, на поезде доехал до пиренейских предгорий и там сделал последнюю запись в дневнике, с этой минуты ставшем путевым:

11:57 Сен-Жан-Пье-де-Пор

Городской праздник. Вдалеке слышится баскская музыки.

Пониже, на той же странице, виден штамп, на котором можно разобрать латинскую надпись — «St. Joannes Pedius Portus», а рядом — три строчки от руки по-французски и подпись: литера «J» и фамилия, похожая не то на «Релюль», не то на «Эллюль»:

Saint-Jean-Pied-de-Port

Basse-Navarre

Le 10 Ao?t 1986

J…….

Чей это инициал? Жана? Того, который был в Амстердаме и в урочище Агульяс-Неграс? Пауло Коэльо, как всегда, когда кто-нибудь с помощью чересчур дотошных вопросов дерзает вторгнуться в пределы его мистического мира, не подтверждает и не опровергает это. По всем приметам, человек, что ждал его в Сен-Жан-Пье-де-Пор (вероятно, представляя там орден R.A.M.) — тот самый Жан, который приехал засвидетельствовать на бумаге, что его ученик приступил к исполнению очередной предписанной ордалии. Паломничество должно будет завершиться лишь в испанском городе Себреро, где он отыщет свой меч. На протяжении многих лет таксист по имени Педро, житель маленького городка Ронсеваля, стоящего на полпути из Памплоны в Сен-Жан-Пье-де-Пор, рассказывал всем, кто хотел слушать, что всемирно известный писатель на самом деле проделал весь путь на заднем сиденье его комфортабельного «Ситроена», оснащенного кондиционером. Это продолжалось, как уже было сказано, лет пятнадцать, пока в 2001 году японские тележурналисты из компании Эн-эйч-кей не решили снять о жизни Пауло документальный фильм «Путешествие в мир Алхимика». Они подстроили таксисту ловушку и установили, что тот никогда не был знаком с Пауло Коэльо.

В Сен-Жан-Пье-де-Пор, откуда берет начало Путь Сантьяго, возникает тайна: неужели Ж. Релюль, подписавший дневник Пауло, это и есть его Наставник Жан?

Этот случай побудил писателя включать во все переиздания «Дневника мага» маленький отрывок, в котором он предоставляет читателю полную волю выбрать ту версию, какая кажется ему предпочтительней, тем самым еще больше сгущая завесу тайны над своим путешествием.

Чего только не приходилось мне слышать по поводу моего паломничества: одни уверяют, что я совершил его в такси (представьте, сколько это должно было бы стоить!) другие — что мне тайно содействовали некоторые религиозные общества (представьте путаницу и неразбериху!)

Читатель вовсе не обязан быть непреложно убежден, что я прошел Путем Сантьяго или наоборот — что не прошел им. Пусть каждый отыщет в этой книге отзвук личных переживаний, а не отчет о том, что я сделал или чего не сделал.

Я совершил паломничество только однажды, да и то — не до конца: в Себреро остановился и сел в автобус до Сантьяго-де-Компостелы. И часто думаю об этой иронии судьбы: самый известный в конце этого тысячелетия текст о Пути Сантьяго создан человеком, который так его и не одолел.

А обретение меча — самое важное, самое таинственное событие всего путешествия, происходящее лишь в самом финале повествования — произошло в окрестностях города Себреро, когда до цели оставалось еще полтораста километров. Там Пауло увидел на обочине дороги хромого бесхозяйного ягненка и, движимый безотчетным побуждением, пошел за ним следом через лес. Ягненок привел его к маленькому кладбищу рядом со старой часовенкой у въезда в город.

Когда я приблизился к дверям часовни, она вся была залита светом. Да, я был достоин того, чтобы переступить ее порог — я обрел свой меч и знал, что с ним делать. И это были не Врата Прощения, ибо я уже был прощен и омыл свои одежды в крови Агнца. Я хотел ныне лишь одного — взять меч в руки и отправиться на Праведный бой.

В часовне не было креста. А на алтарь были возложены реликвии Чуда — дискос и чаша, которые я видел во время Танца, и серебряный ковчежец, хранящий кровь и плоть Иисуса. Я вновь обрел веру в чудеса и в то невероятное и небывалое, что способен совершить человек в своем будничном повседневье. А окружавшие меня вершины гор, казалось, твердили, что существуют лишь для того, чтобы бросать человеку вызов. А человек — чтобы удостоиться чести этот вызов принять.

Ягненок скользнул за одну из двух скамеек, а я поглядел вперед. У алтаря стоял Наставник с улыбкой облегчения на устах. И с моим, мечом в руке.

Я остановился. А он приблизился ко мне и прошел мимо через всю часовню, оказавшись снаружи. Я двинулся следом. Поглядев в черное небо, он обнажил, мой меч и велел мне взяться за рукоять. Устремил острие вверх и прочел священный псалом о даровании победы тем, кто странствует и сражается:

— Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится. Не приключится тебе зло, и язва не приблизится к жилищу твоему; Ибо Ангелам Своим заповедает о тебе — охранять тебя на всех Путях твоих.

Я преклонил колени, и, коснувшись клинком моих плеч, он проговорил:

— На аспида и василиска наступишь; попирать будешь льва и дракона.

Пауло рассказывает, что в тот самый миг, когда Жан произнес эти слова, с небес хлынул благодатный летний ливень. «Поискал глазами ягненка, — пишет он, — но тот куда-то исчез. Впрочем, теперь это уже не имело никакого значения: Живая Вода падала с неба, и в струях ее блистал клинок моего меча».

И Пауло как ребенок принялся праздновать свое воскресение, душой и телом предавшись мадридской Мовиде. Отель, в котором остановился по приезде, он сменил на приятную меблированную квартиру в фешенебельном районе Алонсо-Мартинес и погрузился в фиесту, бушевавшую по всей Испании. Он рассчитывал до начала октября пользоваться услугами Тониньо, которого в дневнике называет исключительно «раб» или «р.», но довольно скоро понял, что законтрактовал не того. Покуда Пауло сибаритствовал и желал до последней капли осушить чашу богемных удовольствий, Тониньо обернулся радикальным вегетарианцем, ел только то, что способствует здоровью и долголетию, причем — в мизерных количествах, и не пил ничего, в чем содержался хотя бы грамм алкоголя.

Тониньо не мог веселиться вместе со своим хозяином, потому что обязан был возвращаться в пансион доньи Кристины до одиннадцати — то есть как раз тогда, когда Мовида только еще начиналась. И все чаще, и с каждым разом — все настойчивее Тониньо сетовал, что на его жалованье прожить невозможно. Однажды после заявления, что денег не хватает даже на еду, у них состоялся острый диалог:

— Ты бы перечел наш договор, а? Там ведь сказано, что если выбьешься из бюджета, недостающие деньги будешь добывать сам — как знаешь и где сумеешь.

— Черт бы тебя взял, Пауло, но еще там сказано, что иностранец не имеет права работать в Испании.

— Вот что, раб, это все чушь. Все как-то крутятся, крутись и ты. Слава богу, не инвалид.

Что же, пришлось крутиться. Едва лишь пальцы Тониньо выскребли из кармана последний завалившийся там медяк, как волей-неволей пришлось взяться за привезенную из Бразилии гитару. Он выбрал самую оживленную станцию метро, уселся на мостовую и принялся напевать бразильские песенки, подыгрывая себе на гитаре. В перевернутую тульей вниз шапку прохожие бросали монеты и — изредка — кредитки. Долго сидеть на одном месте он не мог: полицейские гоняли его вместе с другими попрошайками, однако за час обычно набиралось от 800 до одной тысячи песет (9–11 долларов 2008 года), и этого хватало на еду и оплату пансиона. Другим способом хоть немного повысить уровень жизни были азы азиатского точечного массажа, которыми он владел и начал тайно пользоваться здесь, благо это не требовало знания испанского языка (как и никакого другого). Он стал даже подумывать о том, не дать ли в одну из мадридских газет объявление о своих услугах, однако расценки за объявления заставили отказаться от этой идеи. С помощью одного из новых приятелей он добился того, что какая-то добрая душа напечатала ему набор визитных карточек, где предлагался «терапеутический масаж шиатцу на дому, снимающий безсонницу, утомление и напряжение». Одну из них он вклеил в свой ежедневник и сверху приписал:

Четв. 25 сент. 1986

Проснулся поздно, но все-таки отправился бегать в парк Ретиро. По возвращении у меня начался понос, и сейчас я вконец обессилел. Позвонил Пауло и сказал ему, что должно произойти чудо, чтобы я вышел из дому… Сделал карточки с предложением массажа, собирался раздавать их в людных местах, но на самом деле в массаже нуждаюсь я сам. Мне нужно окрепнуть…

Страница дневника, где Тониньо Будда признается, что в Мадриде, чтобы продержаться, подрабатывал массажем

По возвращению в Бразилию он — зазывала на шоу Рауля Сейшаса

А Пауло Коэльо, безразличный к страданиям «раба» (который в начале октября, не попрощавшись, вернется в Бразилию), кроме развлечений, знать ничего не хотел. Он обедал и ужинал в лучших ресторанах, много ходил в кино и по музеям, а также познал две новые страсти — корриду и электронную игру пинбол, причем не отходил от автомата, пока не перекрывал рекорд предыдущего игрока. Постепенно он так увлекся боем быков, что способен был проехать несколько часов на поезде, чтобы увидеть того или иного тореро — или быка — в действии. Если не было корриды, он проводил целые дни в клубах и на дискотеках среди подростков. Если заняться было нечем, записывался на какие-нибудь курсы — например, где обучали танцам с кастаньетами. Впрочем, прошло совсем немного времени, и в душе его вновь начал свое мучительное движение маятник: эйфория — депрессия. У него на счету в банке лежало 300 тысяч долларов, у него было пять квартир в Рио, исправно приносивших доход, он был удачно женат и совсем недавно получил свой меч Мага или Наставника (оба слова он неизменно писал с заглавной буквы), — но счастливым себя не чувствовал. Несмотря на «рассеянный образ жизни», он нашел время исписать с сентября по январь, когда вернулся в Бразилию, более пятисот страниц дневника. По большей части там заунывно и бессчетно перепевается, как повелось уже лет двадцать, один и тот же мотив, превратившийся в подобие плаксивой мантры; «Мне скоро сорок, а я все еще не стал великим писателем». Кристина, в конце октября на несколько кратких недель появившаяся в Мадриде, подсыпала на его раны соли. Однажды, воспользовавшись тем, что супруг восхитился творческой продуктивностью Пабло Пикассо, она сделала первый ход:

— Знаешь, Пауло, что я тебе скажу: у тебя таланта не меньше, чем у него. Но с тех пор, как я тебя знаю — а тому уже шесть лет — ты ничего не сделал. Я поддерживала и буду поддерживать тебя всегда и во всем. Но ты должен поставить перед собой конкретную цель и упорно ее добиваться. Только так ты придешь, куда захочешь.

Когда в начале декабря Кристина оставила его, а сама вернулась в Бразилию, с головой у Пауло стало еще хуже.

Он постоянно сетовал, что «утратил способность рассказывать истории о себе самом и о своей жизни». Он находил, что его дневник «плоский, банальный, лишенный событий», но признавал, что ответственность за это несет сам: «Я ведь даже не описал здесь Путь Сантьяго». Регулярные дозы сомалиума помогали держаться, но когда депрессия становилась особенно тяжелой, невольно подумывал, не пора ли поставить точку:

Порой я в самой глубине души чувствую такой ужас перед ходом вещей, что думаю о самоубийстве, но верю в Бога и знаю, что никогда этого не сделаю. Ибо тогда сменил бы один страх на другой, гораздо больший. Я должен отогнать от себя мысль, что написать книгу — вот то главное, зачем я приехал в Мадрид… Быть может, я сумел бы продиктовать ее кому-нибудь.

В середине декабря Кристина позвонила из Бразилии и сообщила, что работать вместе со свекром в издательстве больше не в состоянии:

— Пауло, твой отец стал невозможен! Мне нужно, чтобы ты вернулся.

Дон Педро Кейма Коэльо, человек старого закала, приходил в ужас, видя, какие суммы расходуются на рекламу, и это вызывало постоянные конфликты между ним и Кристиной. Ее телефонный звонок означал, что пошел «обратный отсчет» времени до возвращения Пауло в Бразилию, и уже не имело значения, с книгой он приедет или без нее. Эту, последнюю, ответственность Пауло предпочел перевалить на Бога, взмолившись в дневнике, чтобы Тот подал ему знак и указал, когда придет время начинать работу. Спустя несколько дней, во вторник утром, выдавшимся на редкость холодным, он вышел погулять в парк Ретиро в центре города. А вернувшись, немедленно записал в дневник:

Едва успел я сделать несколько шагов, как увидел знамение, о котором просил Бога — на мостовой лежало голубиное перышко. Пробил час — я должен посвятить всего себя моей книге.

В биографиях писателя и на официальных сайтах говорится, будто «Дневник мага» был создан во время карнавала 1987 года, однако в дневнике имеются свидетельства, оставленные самим автором, из которых следует, что первые строки он вывел, еще находясь в Европе, ибо через день после получения того, что счел знаком свыше, принялся за работу, ясно сознавая: он стоит перед чем-то очень значительным.

15/12 — Я не могу писать эту книгу, как писал бы любую другую. Я не могу писать эту книгу для времяпрепровождения, для того, чтобы оправдать мою жизнь и/или занять свой досуг. Я должен писать ее как главную книгу моей жизни. Ибо она знаменует начало чего-то очень важного. Это начало моей работы в статусе члена R.A.M., и отныне ему я буду посвящать все свои усилия.

18/12 — Я писал в течение полутора часов. Идет легко, но чего-то не хватает. Текст кажется мне слишком неправдоподобным, в духе и стиле Кастанеды. Рассказ от первого лица меня тревожит. Альтернативой была бы форма дневника. Быть может, завтра попробую. Первая сцена, мне кажется, удалась — в том смысле, что позволяет варьировать эту тему до тех пор, пока я не найду верный тон.

По всем приметам вот-вот должно было свершиться чудо.