XVII

XVII

Сначала меня отдали на полный пансион в детский пансионат, которым руководил некто Пфистер (возможно, он был швейцарцем). Луи Аргу-Пюи утверждает, что пансионат назывался Кло-Марго, хотя в моём туманном и далёком воспоминании, он имел какое-то птичье название (что-то вроде Синицы). Кажется, — говорила мне тётя, — я не умел тогда зашнуровывать башмаки; вероятно, это было одним из обязательных условий для приёма в пансионат (равно, как и умение резать мясо в тарелке, открывать и закрывать кран, пить, не расплёскивая воду, не писаться ночью в постели и т. д.)

Пансионат находился в непосредственной близости от Изморози, и в то время, которое, как мне кажется, длилось всего несколько месяцев, я наверняка часто общался со своей приёмной семьёй. Так, я помню, что однажды пошёл с тётей Эстер к её золовке Берте в Иглу, они устроились в гостиной, и Берта отправила меня наверх поиграть с её сыном Анри, которому тогда было двенадцать-тринадцать лет. Я не знаю, почему у меня сохранилось очень точное воспоминание о лестнице, чрезвычайно узкой и крутой. Анри и один из его дальних кузенов по имени Робер (его тётя была женой кузена его деда по материнской линии) сидели на полу и неистово играли в подвижный морской бой (довольно сложная разновидность морского боя, в которой — как легко догадаться — корабли можно перемещать во время игры: у меня будет ещё возможность рассказать об этой игре); они наотрез отказались принять меня в свою игру, заявив, что я слишком мал и не пойму её правил, и это меня невероятно оскорбило.

* * *

О внешнем мире я не знал ничего, кроме того, что шла война, и из-за войны были беженцы: одного беженца звали Норман, и он жил в комнате господина по имени Бретон. Это первая шутка в моей жизни, которую я запомнил.

Ещё были итальянские солдаты, альпийские стрелки в форме, как мне кажется, крикливо-зелёного цвета. Видели их нечасто. Про них говорили, что они глупы и безобидны.