Мисс

Мисс

По окончании каждого контракта мы возвращались в Париж. Малышка, полукровка Седа — Патриция, начала лопотать по — армянски и по — французски одновременно. Мишлин любила дочь, но особых материнских чувств не испытывала и ничего не имела против, если свояченица или родители мужа брали на себя заботу о ребенке. Мы с ней проводили много времени у Пьера Роша, квартира которого никогда не пустовала, а телефонные звонки с заказами на песни раздавались все чаще. Рауль Бретон предложил каждому из нас аванс в три тысячи франков за каждую новую тему. Мы, естественно, приносили ему не меньше двух — трех песен в неделю, а он предлагал их различным оркестрам, в частности, оркестру Жака Элиана, или аранжировщикам, имевшим контракт с каким?либо музыкальным издательством. Однажды я написал текст под названием «Три дочки на выданье». Нам тогда очень нужны были деньги. Рауль нашел песню слишком короткой. Я в панике бросился к Пьеру, и песня стала называться «Четыре дочки на выданье». Опять слишком коротка! На рекордной скорости мы завершили последний вариант — «Пять дочек на выданье». Уф! Ведь могли остаться без гроша.

У меня остался один су,

Один — единственный су,

Маленькая круглая монета,

Совсем круглая

С дыркой посередине.

Хороши дела,

Что мне делать

С одной монетой,Л

С одной монетой?

В один прекрасный день, а кстати, что это был за день? Да такой же, как другие. В тот день зазвонил телефон. Слегка насмешливый женский голос, с очень просторечным тягучим парижским выговором: «Мистингет на проводе. Я бы хотела видеть вас у себя, чтобы поговорить о шансоне». Наши друзья- пародисты часто развлекались тем, что звонили нам голосом какого?нибудь известного артиста, просто шутки ради. Я ответил: «Кончай идиотничать!» Она продолжала настаивать, и Рош спросил: «Кто это?» Я, не прикрыв трубку рукой, ответил: «Да какая?то идиотка, которой не терпится нас разыграть». Тогда к телефону подошел Пьер. И оказалось, что это действительно была сама Мисс!

На следующий день мы пришли к ней домой, на бульвар Капуцинов, в большую квартиру над помещением «Олимпии». Подробно объяснив, чего она ждет от нас, Мистингет открыла необъятный стенной шкаф, напичканный пластинками: «Так вот, просмотрите все это и напишите для меня песню в том же стиле». Мы смотрели на вещи иначе. Пьер тут же сел за пианино, а я начал петь песню, которую мы с ним недавно сочинили, «Вальс предместий», припев которой был в миноре, а куплеты — в мажоре. Выслушав песню до конца, Мисс заявила: «Надо, чтобы вся песня исполнялась в мажоре, поскольку — и она жестом подчеркнула свою мысль — минор опускает щеки, а мажор поднимает».

Мисс — это было нечто, очень яркий персонаж! Она входила в круг избранных артистов, которыми восторгалась публика, обладала огромными недостатками и массой достоинств. То была женщина, каких больше не встретишь в нашей профессии — чудовищно работоспособная, чудовищно талантливая и обладающая чудовищным обаянием. Однажды вечером она пригласила нас отужинать в компании своих друзей. Каждый должен был что?то принести с собой. Мы разбились в лепешку, чтобы купить баранью ногу — дорогое блюдо, учитывая наши доходы, остальные же принесли вино, сыр и т. д. В тот момент, когда полагалось подать горячее, она громко объявила: «Я приказала не жарить мясо, это слишком тяжелая пища на ночь». Остальные гости, которым давно была известна экономность, если не сказать жадность знаменитой певицы, посмотрели на нас насмешливо.

Время от времени надо было подниматься с ней на чердак, потому что она желала просмотреть костюмы, которые надевала на разные концерты и хранила с самого начала своей карьеры. Раз, другой — еще туда — сюда, но потом мы научились потихоньку увиливать от этого мероприятия и давали возможность другим проводить долгие часы в чердачной пыли. Еще у нее было забавное свойство забывать имена других известных певиц. Например, она могла сказать: «Как же зовут ту молодую исполнительницу, у которой сильный и красивый голос, но сама она такая некрасивая… Пи — пи — пи…» Кто?нибудь подсказывал: «Пиаф?» «Ах да, действительно, Пиаф». Или: «Не приходите завтра, я иду на Эй — би — си, на открытие сезона малыша». Малышом был, всего — навсего, Морис Шевалье. Мистингет никогда не пропускала открытие сезона Мориса и Эдит, но, что касается последней, она скорее проглотила бы собственный язык, чем произнесла ее имя.