«Эдитов» комплекс

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Эдитов» комплекс

Я не из тех, кто хранит все подряд, оставляю только письма близких друзей и тех, кто был мне дорог. Несмотря на это, в стенных шкафах и ящиках скопились тонны бесполезных вещей, и в частности — телеграммы, полученные по случаю моих первых парижских выступлений. Это было до появления факса, который не вызывает в моей душе подобных эмоций. На днях в очередной раз решив, наконец, избавиться от всего ненужного, я откопал впечатляющее количество таких телеграмм. Я уже начал было пропускать их через измельчитель бумаги, но вдруг мой взгляд упал на ту, что Эдит Пиаф прислала из Соединенных Штатов, где выступала в мюзик — холле «Версаль» на 50–й улице в восточной части Нью — Йорка. Телеграмма была послана по поводу моего первого выступления в мюзик- холле «Альгамбра», после которого я либо становился известным артистом, либо должен был признать, что зря упорствовал и что правы были средства информации, которые постоянно мешали меня с грязью.

На голубой бумаге цвета пачки сигарет «Голуаз» с тремя белыми лентами наискосок выделялись несколько слов, напечатанные черным шрифтом: «Уверена твоем успехе зпт сожалею что далеко зпт крепко обнимаю тчк», и подпись: «Эдит». Я долго медлил, прежде чем отправить эту телеграмму в измельчитель воспоминаний. А потом сказал себе, что, чтобы оживить те воспоминания, совсем не нужен какой?то клочок бумаги. Эдит и без него всегда будет жить в моем сердце.

Неподражаема. Она была неподражаема. У этой «Мадмуазель Противоречие» сердце было огромное, как гибралтарский утес, а в характере сочетались черты дворовой девки и Святой Терезы. Она была настоящей женщиной. Если вы входили в ее круг, то уже не могли выйти из него. Она околдовывала вас, она делала своим то, что вы сказали накануне, и, устремив на вас ясный взор своих прекрасных глаз, утверждала, что это была ее идея, и скорее отдала бы себя на растерзание, чем признала, что это не так. Поверив в то, во что решила верить, Эдит, это очаровательное торнадо, этот гений добра и зла, это скопище достоинств и недостатков, всеми силами своего маленького тела отстаивала свою правоту. До конца ее дней между нами была дружба, граничащая с влюбленностью, было братское взаимопонимание, но никогда не было постели. Я вошел в ее странное окружение однажды вечером 1946 года, и с этого момента изменилась вся моя жизнь. Как ручейки вливаются в реки, я с открытым сердцем бросился в этот бурный и влекущий поток, который не мог не взволновать молодого человека, никогда прежде не встречавшегося с личностью такого масштаба.