Могу делать все

Могу делать все

Поначалу мы были прилежными читателями детских изданий, Аида любила «Неделю Сюзетты», я — «Бико и Клуб барабанщиков» и «Биби Фрикотен». Достигнув возраста, в котором необходим другой круг чтения, более соответствующий нашим вкусам, мы стали посещать театральные книжные магазины, где покупали «Ля Птит Илюстрасьон», поскольку этот журнал публиковал полные тексты театральных пьес, которые мы хотели читать и учить наизусть. Каждый выбирал себе наиболее выгодную для прослушивания роль. «Буриданов осел», «Крещение младенца», а для меня, кроме всего прочего, «Праздник тела Господня». Мы относились к этому очень серьезно, сознавая, что являемся профессионалами. В 1936—37–х годах меня пригласили в марсельское ревю «Все это — Марсель!», поставленное Анри Варна в «Альказаре», на улице Фобур — Монмартр. Ведущий актер, Поль Берваль, был известен благодаря ролям, сыгранным в кино. Я же участвовал в скетчах, но, как это ни странно, стоял в ряду маленьких танцовщиц в балетных пачках, понимаете ли, как какой?нибудь недоразвитый травести. Месье Варна не любил лишних расходов. Ставя следующее ревю, «Да здравствует Марсель!», он, например, решил, что Берваль стоит ему слишком дорого, и безо всякого стеснения забрал себе его роль.

Во время репетиций ревю «Все это — Марсель!» я повстречался с молодым человеком в военной форме, пришедшим предложить главному исполнителю свои песни — «Мой город» и «Корабль любви». Звали его Шарль Трене. И уже через несколько месяцев радиоволны транслировали сочиненные молодым поэтом песни, они, как цунами, ворвались на эстраду и произвели переворот во французском шансоне, вытеснив практически все, что мы слушали прежде. Ознакомившись с сочинениями молодого военного, который, смущаясь, принес их в «Альказар» на суд знатоков, я сразу же стал — нет, не фанатом, такого слова еще не было, — но безусловным почитателем его таланта. Он же сделался моим кумиром и, даже не догадываясь об этом, учителем, а впоследствии — одним из самых близких друзей.

У немцев репутация очень организованной нации, французы считаются лучшими на свете любовниками, американцы — помешанными на деньгах, шотландцы — скуповатыми. Об армянах же говорят так: «Да, они преуспевают в делах», и добавляют: «Чтобы справиться с одним армянином, нужны два еврея». Я, честно говоря, не могу судить о том, правда ли это. Возможно, наша семья как раз и является исключением, которое подтверждает общее правило. Сам я ничего не смыслю в делах, а мой славный отец преуспевал в них еще меньше. Объявив себя банкротом на улице Юшет, сдав ключи от бистро на улице Кардинала Лемуана, отец, наконец, нашел хорошую работу в ресторане «Средиземноморье», на площади Одеон. То было начало 1937 года, года Международной выставки. С самого ее открытия весь персонал ресторана выехал обслуживать павильон стран Средиземноморья. Мы с Аидой обедали там бесплатно. Меня потрясли две вещи. Одна из них — огромные и представительные павильоны России и Германии, стоявшие напротив друг друга и словно бросавшие друг другу вызов, а также новое волшебное изобретение, представленное в немецком павильоне, впоследствии названное телевидением. Вскоре после этого кинозал «Синеак», находившийся возле церкви Мадлен, установил в своем подвале небольшую студию с камерой и микрофоном, и прохожие могли ознакомиться с новшеством, глядя на экран телевизора, стоявшего у входа в кинотеатр. Мы с Аидой, в зеленом гриме, необходимом для лучшего изображения на экране, часто исполняли там популярные песни. Мы с ней были также одними из первых французов, певших на частном телевидении, правда, анонимно и бесплатно.