СЛАВА
СЛАВА
В Англии в 20—30-х годах XIX века голодные люди ломали первые машины, принесшие нужду и смерть тысячам рабочих семейств. Машина считалась там дьявольской выдумкой, несчастьем обездоленных. На Алтае фроловская машина не встретила злобы. Хуже, чем было, быть не могло. Нет каторги страшнее той, на которую были обречены горные люди Алтая.
Фролов мечтал разрешить при помощи своей машины все проблемы – и технические, и социальные. Всего девять лет прошло с той поры, как отгремели дни Пугачева… У Фролова был свой путь.
В эти годы Змеиную гору посетил академик из немцев И. М. Ренованц. Он сухо описал виденное.[19]
«Верх [подземного зала, где стоит водяное колесо. – Б. М.] сделан сводом, все вымощено камнем, весьма пространно и широкими снабжено ступенями, вместо обыкновенно навешиваемых лестниц. Колесо имеет в поперечнике 7 сажен, т. е. 49 английских футов. Цилиндр его имеет только один крумцапфен, коего рука в один аршин длины. К сей руке приделан прут, на коем висит короб в 24 сажени длиной, лежащий на цилиндрах; сей прут 2 квадрантами, на коих висят палки, ходящие в водовыливаемой шахте, так приводится в движение, что прутья поднимают бадьи на 2 аршина 56 дюймов. Насосные трубы сделаны из чугуна, имеют 12 дюймов в диаметре и в одну минуту три раза выливают».
Схема А подъемных устройств Фролова в Змеиногорске.
Ренованц особое внимание обратил на подземный грот.
«Строение сего огромного места для колеса принадлежит к самым отважнейшим предприятиям… Между тем предпринято уже построить новую и выгоднейшую махину».
«Слоновое» колесо поднимало при помощи двух рядов насосов воду на высоту шестидесяти метров. Но до поверхности оставалось еще сорок метров. Тогда Фролов устроил специальную подземную трубу, по которой вода, пройдя поперек горы, выходила в речку Корбалиху, уровень которой был ниже уровня реки Змиевки. И с этой дополнительной задачей алтайский механик справился полностью.
Схема Б подъемных устройств Фролова в Змеиногорске.
Вскоре об этом стало известно не только в Барнауле, но и в Петербурге. И когда возник вопрос, кому сопровождать очередную партию серебра в столицу, местное начальство решило послать ставшего знаменитым Фролова.
В Петербурге Кузьма Дмитриевич получил денежную награду. Эта подачка упала с престола самой царицы, которая имела достаточное представление о связи между изобретениями Фролова и ростом выработки алтайского серебра. Еще одна милость была оказана Фролову в Петербурге: его сына приняли в Горный кадетский корпус на казенное содержание. Кузьма Дмитриевич все еще не оставлял надежды, хотя бы на склоне лет, вернуться на родной Урал. Но когда он поднял было речь об этом, ему недвусмысленно дали понять, что с Алтая его никуда не переведут. С тяжелым сердцем возвращался Фролов в Змеиногорск. Однако десятки лет, проведенные им на Алтае, не прошли даром. Алтай, где так много потрудился Фролов, в конце концов, должен был заменить ему Урал.
Подходил к концу XVIII век. Период расцвета Урала миновал. Близилось время упадка и застоя. «Главной причиной застоя Урала было крепостное право; горнопромышленники были и помещиками и заводчиками, основывали свое господство не на капитале и конкуренции, а на монополии и на своем владельческом праве».[20]
Проезжая через Урал, Фролов уже замечал эти первые признаки начинающегося застоя. Кому, как не Фролову, должны были быть понятными причины этого застоя!
Сколько раз он, Фролов, натыкался на бездушие и неумение оценить выгоды от введения того или иного новшества! Перед ним прошла и трагически закончилась жизнь Ивана Ползунова, погибшего в неравной борьбе с косностью и инертностью рабовладельческого строя крепостной России.
Урал и Алтай, эти минералогические сокровищницы России, возродились в другую эпоху. Лишь Великий Октябрь положил начало настоящей истории человечества, и только тогда новая жизнь – полнокровная, сильная, смелая, зажигающая людей любовью к свободному труду – подняла из сонных недр богатства, недоступные современникам Фролова.