Слава

Слава

Сокрушается о Солженицыне. Славы не боится. Наверное, не знает, какая она страшная (ну, уже недолго осталось только одной Анне Андреевне это знать. Да и к СТРАХУ можно привыкнуть. Так бывалые пассажиры учат аэрофобов: «А ты не думай — и не будет страшно») и что влечет за собой. (Записные книжки. Стр. 589.) С тех пор, как Анна Андреевна обеспокоенно записывала свои предвидения, Солженицын прожил почти пятьдесят лет. Если славой не любоваться, забыв все дела, она, оказывается, ничему не мешает.

* * *

Запись А. К. Гладкова: Вернулась А. А. Ахматова, объездившая всю Италию (говорили так), измученная, усталая, объевшаяся славы. (Летопись. Стр. 667.) Это ведь не по-доброму? Это ведь о том, кто ел, жаждал, алкал, насыщался, набивал утробу, запихивал в себя больше, чем мог, — но не мог остановиться?

* * *

Вводя имя автора «Петрушки» в наброски к «Поэме», А.А. поделилась с ним мандельштамовским комплиментом (или он поделился с ней, вернее — она одолжилась у него дважды: хорошо сказав мандельштамовскими словами за своей подписью и напомнив читателям бессмертный мандельштамовский комплимент), души расковывает недра:

…театр Мариинский

Он предчувствует, что Стравинский,

[С мировою славой в руке]

Расковавший недра души…

Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 542

* * *

Анна Андреевна боялась Евтушенко, Ахмадулину, Вознесенского. Вознесенскому не разрешила присутствовать на наградной церемонии в Оксфорде, Ахмадулиной три раза отказала принять ее под надуманным предлогом, Евтушенко — всех принимала, его — не буду.

Слава всегда привлекала ее, интересовала смолоду, с первого сборничка. После войны она узнала про новый феномен, которого не могло быть в мире без средств массовой — всемирной — коммуникации, — мировую славу. Эта мировая слава кочует из стихотворения в стихотворение, из разговора в разговор — с насмешкой, с издевкой, с озлоблением. У Евтушенко слава, мировая — в той степени, какая вполне бы удовлетворила А.А., — была. Что она могла преподать ему? Всех принимала — его не приняла. А чем он хуже тех — ведь она же общалась, принимала и наносила визиты — даже тем, которых всем аттестовала как стукачей (Наталья Ильина, С. К. Островская). Общалась с такими, о которых с содроганием пишут ее совестливые друзья. Евтушенко был их нисколько не хуже, разве что доставлял совершенно разъедающие порции зависти. Оставалось подтравить этим маринадом его: если три раза позвонит «через две недели» — можно будет подавить его вживую при свидании.

* * *

О ПЕРЕДОВЫХ эстрадных поэтах: «Я всех пускаю. Только Евтушенку не пустила. Сказала, чтобы позвонил через две недели» (А. Сергеев. По: Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 548.) Она его боялась — он был чересчур в силе. С Бродским поначалу не бодалась, никаких стихов. Только потом, когда приручила, — стала показывать величие. С Евтушенко боялась, что тот времени терять не станет и сразу сцепится — а ей будет не по зубам.