Деньги и театр

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Деньги и театр

Наша подруга, актриса Таня Дербенева, вышла замуж за датчанина и отправилась жить в Копенгаген. Пригласила меня выступить в Российском культурном центре. На этот концерт одна женщина привела своего мужа, который пятнадцать лет назад эмигрировал из СССР и ненавидел все «советское», включая актеров. Он все время был в моем поле зрения и всем своим видом демонстрировал недовольство и презрение. А это, согласитесь, не может не раздражать. Вдруг посреди концерта он встал и пошел к выходу. Затем вышел в фойе и, как мне потом рассказали, забился в истерике. Билетерши стали его успокаивать: «Что вы, перестаньте нервничать!» «Что он со мной сделал? Он меня выворачивал, он мне душу перевернул!». И плачет, плачет! Значит, все-таки действует! Это театр. Театр.

Таня мне рассказывала, что они в этой Дании без проблем дивана не могут купить. Потому что, если сегодня притащат диван, который ей нравится, то завтра соседка настучит: «На какие средства? А налоги он заплатил?» Муж как переводчик русских книг получает мизер. Потому никак не может купить выбранный женой диван. Она мечтательно: «Как я его хочу». Муж отвечает: «Нам не нужны неприятности». Вот плата за «социализм с человеческим лицом»…

Этого города не существовало, он был стерт в ноль. То ли Кельн, то ли еще какой-то крупный германский центр. Восстановили буквально по кирпичику, по фотографиям. Весь город. Построили, по сути дела, заново. Сидит в нем толстая фашистская харя, пьет пиво, и ему хорошо. У него нет проблем. Думаю, мне бы сейчас гранату, сука, лимонку… Ну за что, ну почему?

Я выхожу в Москве на улицу Горького, ныне Тверскую, где ходят люди около витрин и никогда в жизни выставленных в них товаров не купят. Мой друг проработал и прожил всю жизнь в «Ленкоме», никогда не мог купить себе самой маленькой машины. Купил велосипед. Он говорит: «Сучья профессия, ненавижу театр!» Заслуженный артист. Я: «Брось, да что с тобой?» Но ведь он — не последний артист, как профессионал вполне состоялся в театре, но не в кино. Хотя интересно играет в эпизодах. У него роли, пусть не главные, он не премьер, но зато в столичном театре, одном из самых популярных в стране. У него молодая жена, маленький сын, еще школьник. Гениальный парень. «Папа, родительский комитет собирает по 50 рублей. У учительницы день рождения». Я ему: «Сынок, передай им, пожалуйста, пусть они сами пока положат свои 50 рублей, а 16-го зарплата, и я деньги верну». «Сын уходит, — говорит мой друг, — а я хочу себя убить. Ты знаешь, Коля, чего мне стоило такое произнести? Я для него кумир, отец, заслуженный артист. Пятьдесят рублей! Одна бутылка водки. И я не смог себе позволить таких неожиданных расходов». Рассчитано все, вплоть до копейки. Я снимался в сериале, пристроил туда друга, он неделю отработал, и на эти деньги семью отправил отдыхать. Ужас. Сучья профессия.

* * *

Колины концерты — особая часть его творческой жизни. Надо сказать, он ничего не делал так, левой ногой. Он всегда выкладывался на полную катушку. Работал на износ. Случалось мне повидать немало халтурных концертов, на которых маститые актеры, поговорив о себе великом и любимом, рассказывали несколько баек, отвечали на два-три зрительских вопроса — и все — раскланивались: «До новых встреч!» А у него была задача — перевернуть зал. После концерта он был весь мокрый, и зрители тоже были все мокрые, потому что они работали, творили вместе с ним. Он энергетически заражал людей, заставляя ощущать и мыслить в том ключе, в котором он сам воспринимал жизнь. Коля так разговаривал с людьми, что они не могли остаться равнодушными. Он говорил о наболевшем, о своих насущных делах, проблемах, о том, что ему нравится и не нравится в нашей стране, за что он ратует, что читает… Было ощущение, словно священник проповедь читает — вот такими были его концерты. На них люди, как и на «Юноне» переживали катарсис, очищение…

Что творилось после его концертов! Зал просто разрывало. Люди неистово кричали, стоя аплодировали.

Когда он ехал на концерт, то так готовился, настраивался, что я не сомневалась: он вернется с победой. Он всегда тщательно подбирал стихи для выступлений. Вот существовала такая острая проблема: уничтожение бездомных кошек и собак в городе. И он взял стихотворение Роберта Рождественского «Монолог царя зверей».

Ты — бесспорно, вершина природы,

Мой брат Человек,

Только где и когда

Ты встречал без подножья вершину?

Когда Коля читал эти строки, то сам плакал. А весь зал рыдал. Как вообще можно убивать невинных животных!

Он так читал, что и я не могла удержаться от слез — я, которая наизусть знала это стихотворение и не раз слышала его выступления…

Стихи специально для концертных программ Коля никогда не готовил, как, например, Юрский. У Юрского есть Пушкинский цикл, цикл стихов Бродского, Риммы Казаковой… А Коля заучивал по необходимости и специальной программы никогда не делал.

Он со сцены мог читать ранние стихи Евтушенко, которые ему нравились, и которые требовались для спектакля. Или его привлек «Монолог царя зверей» Роберта Рождественского… Я как-то спросила: «Коля, а почему тебе не прочитать цикл из любимого тобой Есенина?» Он ответил: «Вот смотри: рассказ, стихи, вокал, степ — это должно идти все вместе. Понимаешь? А если я буду читать только стихи, то тогда я что-то могу недосказать своим концертом. А я ведь говорю со зрителями всем своим творчеством!» Поэтому у него в программе было три, максимум четыре стихотворения — не больше. И периодически он их менял, в зависимости от тематики концерта… Но вот чтобы специально заучивать цикл — такого не было. Хотя я считаю, что он читал стихи замечательно.

На Фестивале славянской письменности ему принесли стихи поэтов русского зарубежья, которые у нас еще не были изданы. Он с упоением читал Зинаиду Гиппиус. Открыл для себя в Бунине совершенно новые горизонты поэзии.

Его часто звали читать стихи на радио. Он записал от начала до конца «Пер Гюнта».

Когда они работали над «Гамлетом» у Глеба Панфилова, где Гамлета играл Олег Янковский, Коля учил его правильно читать стихотворный текст, чего в природе у Олега нет.

Коля, как музыкальный человек, особенно тонко чувствовал мелодику стиха, мог пропеть его. Может быть, и жаль, что он не сделал цикл. Возможно, в дальнейшем он бы его сделал, было бы время. А у него все 24 часа были расписаны буквально по минутам.

После его концертов ему приходили десятки, сотни благодарных писем: «Огромное спасибо! Вы нам подарили надежду, вы вернули нам жизнь! Вы вселили в нас веру, любовь». А в одном письме были такие строчки: «Спасибо, что вы побывали с концертом в нашем городе. Это было незабываемо! Напрашивается сравнение с концертом другого известного московского артиста, который тоже недавно побывал у нас. Это была откровенная халтура, жалко, что мы заплатили деньги, которые с таким трудом зарабатываем. Нельзя так неуважительно относиться к зрителям!»

И поэтому приглашали Колю бесконечно. И ему даже пришлось составить жесткое расписание. Он верно в своей книге пишет, что мог два часа на сцене один делать все, что только возможно: петь, танцевать, декламировать стихи, рассказывать о важных вехах своей творческой биографии. Человек два часа один держал аудиторию! И понятно, когда он приезжал куда-нибудь, его радушно встречали — приглашали там выпить коньячка в ресторан. Но он никогда не позволял себе расслабиться, придти на концерт не в форме, схалтурить.

Это был театр одного актера. Моноспектакль, с которым он объездил всю страну.