Дорога к Пушкину

Дорога к Пушкину

Юра Рашкин — ныне телережиссер, прежде радиорежиссер, а еще раньше — актер на радио, до того — актер театра «Современник», если ехать в обратной хронологии. А изначально — мой однокурсник. Он решил, что мой диск «Предчувствие любви» («Дорога к Пушкину») может быть исполнен в видеоряде. Появились разные предложения, копились синопсисы, заявки, был снят совершенно роскошный клип. Юра все собрал, принес, сказал: «Ребята, это оно, я чувствую». Дальше Боженька вел. Так начиналась наша дорога к фильму «Романс о поэте».

Люди годами ищут, чтобы сошлось… Я там то Пушкин, то так, только профиль.

Был один момент, когда оператор Григорий Беленький снимал-снимал и вдруг каким-то отрешенным голосом сказал: «Пусть работает сама». И ушел от камеры…

…Камера работала, пока падало в море солнце, и этот момент, называемый у профессионалов «режим», был снят без оператора. Гриша потом объяснял, что он боялся до камеры дотронуться, боялся сглазить, боялся что-то в кадре разрушить. Так обычно на съемках не бывает…

Когда-то много лет назад ко мне в дом пришли два человека. Один представился композитором, другой — поэтом. Я и так знал, что один из них композитор, потому что еще до этого визита я с ним познакомился, работая над мультфильмами «Алиса в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье». В этой сказке я играл «белого рыцаря». Музыку к тем фильмам написал молодой киевский композитор Владимир Быстряков. Автор приезжал в Москву работать на озвучании. Я исполнил пару его песен, сделал вывод, что композитор, судя по его лицу, не шибко мною остался доволен. Не сомневался, что этого человека в своей творческой жизни я больше не встречу. И вдруг он появляется у меня дома. И говорит, что с пришедшим с ним поэтом, того-то я действительно увидал впервые, они написали поэтическо-музыкальный цикл.

Композитор Быстряков тогда работал чуть ли не со всеми ведущими эстрадными певцами, и работал лихо. Скажем грубо, его творческая лаборатория выглядела так — он распределял: «Эти две песни — точно для Леонтьева, а эту должна взять Пугачева, тут вроде не ее материал, хорошо бы чтобы пел мужчина».

После переговоров мы втроем решили, что безусловно потеряем в качестве вокала, но выиграем в том, что наша история приобретет характер личностный, авторский. В цикле должно получиться единое отношение к материалу, а значит, нужен драматический актер.

С того дня, как поэт пересек порог моего дома, я дружу с ним по сей день. Зовут его Владимир Гоцуленко.

Если посмотреть со стороны на этих двух людей, выглядят они достаточно странно. Композитор при первой встрече производит впечатление грузчика, причем из овощного магазина. Замечу, что магазина далеко не самого высокого разряда, на большее он рассчитывать не может. Не тянет на директора или даже на замдиректора этого магазина и возникший у меня дома поэт, скорее на бухгалтера. У него красноватое лицо, он лысоватый, со слегка бегающими глазками. Композитор же квадратный, вероятно, он «качается» на тренажерах, хотя я знал, что он по утрам бегает, сейчас не в курсе, но, по-моему, пока он жив — будет бегать, он такой. Пальцы у композитора не подходят под определение «пальцы пианиста», посмотришь, и сразу ясно — рядом не Рахманинов и не Рубинштейн.

В тот день они у меня дома показали, что сотворили. Сказать, что мне это понравилось, — значит, ничего не сказать. В результате я буквально заболел всем услышанным. И не один раз потом задумывался: «Ну не может такой человек такие писать стихи». Потом уже выяснилось, что Гоцуленко — директор Киевского издательства ЦК комсомола Украины «Молодь» (это что-то вроде нашей «Молодой гвардии»).

Первое, что я подумал: вероятно, ему на таком посту надо как-то подтверждать, что он тоже вроде творческая личность. Вероятно, он «заряжает» какого-нибудь молодого парня, а может, и не одного, те под его фамилией отписываются, а он им отстегивает? И никогда я так не радовался, что оказался не прав. Поэт — интеллигентнейший человек, у него удивительный дом, в доме — культ Пушкина, Гоцуленко про него знает все. Но его интересы не только в Пушкине, он — настоящий энциклопедист. Плюс ко всему сам — сумасшедший поэт.

До сих пор они оба — киевляне, причем Гоцуленко сейчас главный редактор украинского отделения «Московского комсомольца». У них на Украине своя редакция московской газеты. Его жена Танюша — очень милый человечек, тоже главный редактор, но детского журнала. То, что я сказал про бегающие глазки и заплывшие хари, это специально, ради красного словца, чтобы оттолкнуться от обратного. На самом деле глаза у него не бегающие, а спокойные. Поэт не выпячивается, он стесняется, он очень раним, и он — большая умница.

Композитор Владимир Быстряков окончил консерваторию сначала по классу фортепиано, потом композиторское отделение. Лауреат международных конкурсов. Как он свои «пальчики» помещает на клавишах, не представляю. Не хочу обидеть своего друга, знаменитого пианиста Володю Крайнева, сравнив его с Быстряковым, но, на мой взгляд, если исполнитель был лауреатом международных конкурсов, значит — близок к высшему исполнительскому уровню. Я думаю, что Володя сегодня лучший композитор, работающий для эстрады.

То, что сегодня происходит в Киеве, «вперед к рушникам и шароварам» — это, конечно, за гранью. Наверное, поэту трудно, потому что он пишет стихи на русском языке. Но тут тема другая, вряд ли в русле моих записок. А тогда я ездил в Киев каждый свободный день. Теща стала подозревать, что у меня там кто-то завелся. Я же ночами записывался в студии.

Быстряков готовил «болванку»: ритмическую структуру и гармонию. Дальше украшал ее под инструменты. Когда я приехал в Киев на первую запись, он в тот момент, когда я вошел в их дом, поднял на руки маленькую дочку: «Смотри и запоминай артиста Караченцова, когда ты вырастешь, он уже умрет». Вова — очень остроумный человек.

К поездке к композитору и поэту я готовился. Володя Камоликов, мой тогдашний аккомпаниатор, репетировал со мной несколько суток. Наконец я в Киеве… Визиты в эту столицу — особое дело. Через месяц со стопроцентной уверенностью я знал: в доме композитора вечером накроют стол — будем праздновать очередную победу! Потом меня внесут в поезд. Поездов через Киев в Москву ходила тогда туча, с десяток проходящих, и если на этот не успели, все схвачено комсомолом… Если не на варшавский, то на софийский. Но когда в первый раз приехал на студию, Володя говорит: «Коль, давай для разминочки запишем одну песню просто так». «Здравствуй, паяц», так песня называлась. С Быстряковым много работал Валера Леонтьев, «Куда уехал цирк» — это Володина работа. И он приблизительно в той же тематике написал песню, никакого отношения к пушкинскому циклу она не имела. Хорошая песня, ее забытый теперь перестроечный «Взгляд» несколько раз крутил в моем исполнении.

* * *

Для меня «Дорога к Пушкину» — значительный кусок жизни. Мне кажется, что история, которой мы занимались, может иметь долгое творческое продолжение. Она имеет право и на то, чтобы преобразоваться в музыкальный фильм. Диск, что мы записали, так и назывался «Дорога к Пушкину». Я даю его послушать друзьям только при одном условии: прошу в этот момент отключить все телефоны, потому что запись цикловая. Необходимо, чтобы одна часть за другой шли в связке, подряд. Под эту пластинку не получится потанцевать, лучше взять стакан водки и зажечь свечу.

* * *

Первым предложил спеть Коле Геннадий Гладков. Сначала в спектакле «Тиль», потом в фильме «Собака на сене», к которым Гладков написал музыку. И это было смело по тем временам. Ведь тогда было принято, что в кино поют профессиональные оперные или опереточные певцы, а актеры в кадре под фонограмму лишь имитируют пение.

У Коли было много учителей. Он всегда гордился, что ему довелось поработать с лучшими композиторами страны. Среди них были и «плеточники», как он в шутку их называл, — Максим Дунаевский, Владимир Быстряков, Лора Квинт. Они буквально с плеткой стояли над ним. «Если уж ты занимаешься этим делом, будь любезен пропеть этот фа диез так, как здесь написано. Не рядом, не близко, а чисто».

Надо сказать, что он глубоко проникался их творчеством, вживался в их музыку, пытаясь понять ее настрой и энергетику. Многие из них потом становились его друзьями: Максим Дунаевский. Лора Квинт, Володя Быстряков, написавший большой цикл к Пушкину. И независимо от того, где они сейчас живут — в Москве пли еще где-то — мы всегда вместе отмечаем все праздники: и Рождество, и Пасху, и Новый год. И случившаяся беда еще больше сблизила нас. Теперь с уверенностью можно сказать: все они — наши родные люди.

Очень плодотворным оказалось сотворчество Коли — а иначе это и не назовешь — с композитором Максимом Дунаевским. Он активно писал музыку для песен в кино, и их знакомство началось на съемочной площадке.

Несмотря на первые вокальные опыты с Гладковым, Коля до встречи с Максимом не представлял себе, как надо петь профессионально. И Максим много сил приложил, чтобы Коля овладел азами вокала. Он часто приходил к нам домой в Вознесенский переулок, чтобы репетировать с Колей. Учитель он был строгий, по справедливый. Иногда, когда у Коли что-то не получалось, он не выдерживал и начинал стучать по клавишам: «Коля, это вот так должно быть, так! Нужно найти другую манеру. Возьми чуть ниже. Вот так, так!» Или: «Коля, извини, ты кричишь, а не поешь. А надо с той же выразительностью эти ноты пропеть, а не проорать». Так говорил Максим.

Максим старался учить Колю только на лучших примерах. Он, скажем, рассказывал ему о том, как тщательно отбирал и оттачивал свои песни Марк Бернес. Максим узнал об этом от своего великого отца. Он и Колю научил так же серьезно относиться к музыке, к самой песне. И в этом, наверное, секрет успеха многих его песен, особенно цикла, который Максим и Коля написали в Америке на стихи Ильи Резника.

Трудной, но очень продуктивной была работа над песней на стихи Леонида Дербенева «Все, что память забывает». Я считаю, что это просто шедевр:

Всё, что память забывает,

Сердце помнит, сердце знает,

Вдруг разбудит нас ночью тёмною где-то

И уснуть нам не даст до рассвета.

С Максимом Дунаевским и поэтом-песенником Наумом Олевым Коля тоже записал целый цикл. Там есть песни, которые я постоянно напеваю, когда еду в машине и получаю от этого огромное удовольствие…

Максим научил его работать над песней по-настоящему, вкладывать в нее свою душу. Благодаря ему, Коля нашел свою уникальную манеру исполнения: то хулиганскую, то шальную, то лиричную, то нежную, но всегда имеющую свое собственное лицо.

Для Коли песня — маленький спектакль. Он всегда ищет, как ее лучше сыграть, прожить эту роль. Коля стремится петь сердцем, душой. Так как пели Бернес, Утесов, Андрюша Миронов. Кстати, он много лет с удовольствием возглавлял жюри конкурса актерской песни имени Андрея Миронова. Ему всегда хотелось, чтобы этот жанр жил.

Много дало ему знакомство с композитором Лорой Квинт. Для Коли она специально написала песню о любви «Колдунья за рулем». Лора умеет в мелодии раскрыть душу настоящего, сильного мужчины, выразить его переживания. Женщины обычно сочиняют песни лиричные, нежные. А Лора и женскую лирику пишет, и сочиняет для Филиппа Киркорова. Она создала оперу «Джордано Бруно» для Валерия Леонтьева… Лора жестко подходила к работе с Колей. Постоянно его поправляла, заставляя искать нужную интонацию, нужный тембр в каждой песне. И это принесло свои плоды. Работая с Лорой над музыкой к одному из фильмов, он записал настолько разнообразные песни, что, кажется, их поет не один, а несколько разных певцов — то это монолог «нужного» человека, то монолог начинающего бизнесмена, который стремится все купить, то проникновенные песни о женщине.

Молодой талантливый композитор Рустам Невретдинов появился в Колиной жизни в 2001 году, и вместе они записали песню «Судьба актерская», а затем — с благословения Патриархии — «Архангел Михаил», которую Коля исполнил со сцены Кремлевского Дворца Съездов с хором Министерства обороны. А буквально за несколько дней до аварии они с Рустамом записали песню «Храм искусств» для фильма «Учитель, который построил дом» о творчестве Марка Анатольевича Захарова.

Надо сказать, что все композиторы, работавшие с Колей — Максим, Лора, Володя, Рустам — очень серьезно относятся не только к музыкальному составляющему песни, но и к тексту. Не менее требовательно к нему относился Коля. Его никогда не интересовали всякие там «ля-ля, тополя», разные там «юбочки из плюша»… Главным для него был критерий: «Что я могу сказать этой песней? Что я могу выразить? А если не могу, то и зачем петь?!»

И забавно, что все эти выдающиеся композиторы, серьезные, маститые люди с удовольствием сочиняли песенки для наших семейных праздников. Так, Лора Квинт много придумала песен к Рождеству и к Новому году. Это были импровизации, когда спонтанно возникает какая-то мелодия, тут же пишутся стихи, придумываются частушки. Так, во время какого-то нашего домашнего праздника Лора переложила новые стихи на свою музыку, а мы, в свою очередь, брали ее хорошо известные песни и пели их с новыми текстами. Наши домашние посиделки превращались в настоящие капустники, увлекательную веселую игру, своеобразный карнавал. Люди запросто менялись ролями, становясь то художниками, то композиторами, то поэтами. И все становились детьми. Это было просто здорово. И на Рождество, когда у нас всегда собирались и дети, и взрослые обычно образовывалась настоящая очередь из актеров и их чад, которые хотели бы исполнить собственные творения: кто-то написал музыку, кто-то стихи, кто-то сочинил частушку. Я уже не выдерживала: «Ребята, мы что будем продолжать концерт целый вечер? Ведь хочется посидеть, поговорить, выпить рюмочку, наконец!»

Но от желающих выступить, продемонстрировать свой талант не было отбоя: «Я могу это… А я могу то…» И это прекрасно. Потому что традиция домашних капустников идет еще со времен Станиславского и Качалова. Они начали устраивать у себя после спектаклей небольшие представления, на которых актеры пели песенки, читали новые стихи, исполняли куплеты под гитару. И все это происходило в теплой, непринужденной домашней атмосфере с чаепитием, вином. Потом капустники перешли на сцену МХАТ. На них было просто не попасть. И вот эта традиция вошла и в наш дом.

Мы с Колей внимательно следим за творчеством наших друзей. Максим Дунаевский долго работал за границей. Сейчас работает в Москве, часто к нам забегает. Обязательно расскажет, споет чего-нибудь новенькое. Я рада, что у него хорошо идут дела, и все так отлично складывается. А раньше мы переживали за все его неудачные женитьбы, кончавшиеся разводами. Когда он последний раз женился, молодые устроили венчание в нашей церкви. Мы с Колей сказали, что не пойдем, потому что больше не выдержим его очередного развода. И наконец-то у него все сложилось.

Я помню, как мы переживали за Лору Квинт, когда она была одинока. Потом у нее появился Андрюша Билль, с которым они вот уже много лет счастливы.

Мы разделяем страдания и боль, радости и удачи наших друзей. И, конечно, хочется, чтобы всем нам жилось счастливо. Но человек предполагает, а Бог располагает… Когда с Колей случилась беда, Володя Быстряков звонил каждый день: «Как дела? Я подниму на ноги всех знакомых врачей! Чем я могу помочь? Что нужно прислать?»

И так друзья идут с нами по жизни. Они звонят: «Что бы нам для тебя, Коля, написать? Мы постоянно думаем об этом!» Они верят, что он выйдет на сцену и споет еще свои лучшие песни. И мы были бы рады, если бы наши композиторы опять что-нибудь сочинили для него.