Сила проб
Сила проб
— Я уеду, — говорит он, — и у вас будет все хорошо.
Он уходит из дому с двумя чемоданчиками. Бегает вдоль поезда и просит каждую проводницу, чтобы та его посадила к себе в вагон. В ответ: «Мест нет». Он чуть ли не стонет: «Я прошу, я умоляю, пожалуйста, я не имею права здесь оставаться, иначе я испорчу жизнь своей дочери». Его посылают подальше. Но, в конце концов, он один чемодан успевает забросить в тамбур, поезд трогается, он хочет туда же забросить второй, но в это время проводница выталкивает обратно его чемодан. Он остается на перроне, чуть не плачет. А там на скамейке сидит молодая компания типа «мы едем на целину». «Что с тобой? Тебя кто обидел?» — «Нет, никто, я хотел уехать, но не получилось». — «Поехали с нами». Они сажают его к себе, дают тарелку с кашей. Они на гитаре играют и поют, а он ест эту кашу и плачет. Вот такое кино.
То, что я сейчас скажу, наверное, не полагается говорить, но фильм не получился. Более того, я могу гордиться, что эта картина завоевала первое место. То есть она была названа худшей картиной года.
Пусть от конца, но все-таки первое место. Как мне кажется, Геннадий Иванович Полока не угадал жанр. Анатолий Дмитриевич Папанов играл чуть ли не того же героя, какого он изображал в фильме «Берегись автомобиля». Возможно, в «Одиножды один» он даже посмешнее выглядел, но тогда и все остальное должно быть выдержано в комедийном стиле. Но этого не произошло, и получилось смешение жанров. Вероятно, сыграть полагалось отстраненно. Я никак не пытаюсь заняться критикой великого актера, я помню, как Анатолий Дмитриевич Папанов гениально сыграл генерала Серпилина в фильме «Живые и мертвые», и намека не было на какую-либо шутку. Геннадий Иванович как-то со мной поделился, что феноменальные пробы на роль отца сделал Николай Гриценко. Но то ли Гриценко заболел, то ли что-то случилось… не помню, по какой причине, но утвержден на картину был Анатолий Дмитриевич.
Папанов — одна из самых мощных фигур не только в нашем кино, я отношу его к когорте выдающихся российских актеров. С такой глыбой молодой режиссер воевать, конечно, не мог. А артист иначе понимал характер происходящего, он по-другому видел роль. И получилось несоответствие, так как рядом совершенно не «в ту степь» действовали остальные. Вероятно, такая нестыковка и погубила фильм.
Что же касается моей персоны, то режиссер рассказывал, что до последнего дня хотел меня отправить домой, он ждал Высоцкого, но ему не разрешили снимать великого барда. Кстати, заодно замечу, что в те стерильные времена некоторых, далеко не самых плохих артистов запрещали снимать в положительных ролях героев-современников. Гафт, Ахеджакова, Ролан Быков… Вероятно, и я со своим лицом должен был попасть в ту же компанию аферистов и алкоголиков, но, к счастью, меня тогда вообще не снимали. Но в принципе за то, что сыграл Тиля, я уже входил в число кандидатов, недостойных советской патетики. Левый спектакль, модный, шумный. Да еще ходил с длинными волосами. В те времена режиссер не имел права сам выбирать на роль того, кто ему приглянулся, артиста утверждал худсовет киностудии. Заседал худсовет по определенным дням, обсуждая кинопробы десятков фильмов, решающее слово, естественно, за начальством.
…Но нет такого правила, которое не сумел бы обойти советский человек. Поэтому если я, будучи режиссером, хочу, чтобы у меня Караченцов не снимался, я так построю кинопробы, что весь худсовет скажет: «Только не Караченцов». Я знаю одну женщину-режиссера, она очень хотела, чтобы я оказался в ёе фильме. Сделала со мной отличную пробу, с остальными — полная жуть, комар носа не подточит. Смотрит худсовет кинопробы — только Караченцов. Но я, увы, уже начал сниматься в другом фильме. Точнее, был утвержден в «Старшем сыне». Более того, я очень хотел в нем сниматься, я уже был совсем не молоденьким и понимал, что мне достался Вампилов. Но она, как настоящий режиссер, а это была Светлана Дружинина, то есть человек настойчивый, поехала в Ленинград и начала вести переговоры с директором картины «Старший сын»: «У него же будут какие-то дни, где он не снимается?» Тот ей говорит: «Конечно».
Спустя четверть века в фильме «Цирк сгорел…» режиссер Владимир Бортко пошел на эксперимент и так смонтировал картину, что на протяжении полутора часов почти нет кадров без меня. В выражении «из кадра в кадр» есть некая неправда. Сначала мы видим героя, потом — какую-то компанию, где обсуждается, как они героя убьют. Потом мы видим девушку, к которой идет герой, а она в этот момент разговаривает с мамой. То есть всегда существует несколько прокладочных сцен, в которых отсутствует изображение героя. По правде говоря, эксперимент Бортко выглядел довольно рискованно, через десять минут люди могут устать от одного и того же лица на экране. Бортко, как большой мастер, эту опасность преодолел.
В «Старшем сыне» действительно были сцены, где отдельно от меня снимался Евгений Павлович Леонов или Сильва — Миша Боярский со Светой Крючковой. «Но, — говорит директор «Старшего сына», — я не могу гарантировать, что у Караченцова будут свободны именно нужные вам дни и наше расписание не совпадет». А она, вернувшись к своему директору, объявила: «Давайте с Колей подписывать договор, поскольку такое-то количество дней «Старший сын» нам дает». Ее директор: «Я не могу договориться с Караченцовым, съемки могут сорваться, вы же сами меня с работы погоните. Вдруг Коля в назначенный день приехать не сможет, кто спишет затраты на съемочную площадку?» Но и я в ее фильм, мягко говоря, не рвался. Так я не снялся у Дружининой, а ее герой, заменивший меня, в середине съемок сломал ногу.
«Принцесса цирка» — уже следующая картина Светланы. А до нее был сделан как раз тот самый мюзикл, который, по-моему, так и не вышел на экраны. Что-то про рыбсовхоз. Там на причальных мостках герою полагалось сплясать. Сама Дружинина имеет балетное образование. Однажды она увидела, как я танцую на сцене, и сделала мне комплимент: «Таких драматических артистов у нас в стране нет, я обязана вас снимать». Мы с ней общались на «вы» очень долго. Потом у нас наладились дружеские отношения, я не раз бывал у них в доме, подружился с ее мужем, прекрасным оператором Толей Мукасеем.
Не знаю, возможно, сработала интуиция, почему я Свете отказал? А так лежал бы два месяца в гипсе.