Замок Вексельхаймбов

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Замок Вексельхаймбов

В январе 1945 года, проездом, я прожил день в замке графа Вексельхаймба.

Сто лет назад один из офицеров карательной армии Виндишгреца получил в награду за усердие земли в районе местечка Таб. Он построил дворец со стенами, выдерживающими огонь корпусной артиллерии. Внутри замок напоминал музей гравюры и акварели — триста лет подряд плотные листы с батальными и жанровыми сценами обрамлялись, развешивались симметрично, медленно коробились и желтели. В простенках между окнами стоят кресла. Они основательно ободраны, хотя кожа на них слишком тонка для обуви. Над каждым креслом — веер из слоновой кости и японского шелка. Тонкий налет пыли окончательно тусклит вялые краски шелка. Веера повертели в руках и повесили — как не имеющие практического значения. Это направление мародерства очень типично. Во времена Кишиневской операции и в более древние брали часы, кольца, компасы, пару — другую белья. Ограничивали аппетиты лимитами вещевого мешка. В Румынии начали брать деньги и отрезы (блеснула надежда на скорый конец войны). Ковры стали брать только тогда, когда представилась возможность перевозить их, т. е. после захвата австрийского автотранспорта. Революционный скачок в этой области произошел после разрешения посылок.

Я перещупал библиотеку графов. Ее запыленная часть странным образом напомнила библиотеку Пушкина — те же огромные, неудобные тома энциклопедии. Недаром перечень подписчиков этой последней совпадал с оглавлением «Готского альманаха»

.

Боря Слуцкий. Начало 1920–х годов

Абрам Наумович и Александра Абрамовна Слуцкие, отец и мать поэта. Начало 1950–х годов

«Я помню квартиры наши холодные и запах беды, и взрослых труды.

Мы все были бедные, не то чтоб голодные, а просто — МАЛО БЫЛО ЕДЫ…»

Харьков — город детства и ранней юности будущего поэта. 1920–е годы

«Девятнадцатый год рожденья — двадцать два в сорок первом году — принимаю без возраженья,

Как планиду и как звезду. >

Ответы на вопрос «Что такое поэзия?» «Поэзия — дерзость. Петр Горелик “Мы были

музыкой во льду…” — единственный род музыкальности, караемый Уголовным кодексом (см. 58 ст.). К сведению ниже пишущих.

Борис Слуцкий Разностью между поэзией и прозой является то, что проза светит, но не греет, поэзия — греет, но не светит.

Во всяком случае, не светит. Шутка? Михаил Кульчицкий». 1938

«Не умел воевать, но умел я вставать,

Отрывать гимнастерку от глины и солдат за собой поднимать,

Ради родины и дисциплины…»

Борис Слуцкий с одноклассниками Дмитрием Васильевым (слева) и Петром Гореликом (справа) в год окончания школы. 1937

Телефонограмма П. Горелику из госпиталя после первого ранения Б. Слуцкого. 4 июля 1941

«Про них рассказывают в праздники, показывают их в кино,

И однокурсники и одноклассники стихами стали уже давно».

Семен Гудзенко. 1940

Павел Коган. 1941

Михаил Кульчицкий. 1941

«Я говорил от имени России, ее уполномочен правотой…»

София. 15 сентября 1944

«Я носил ордена.

После — планки носил.

После — просто следы этих планок носил,

А потом гимнастерку до дыр износил и надел заурядный пиджак.

«Квадрига» друзей. Петр Горелик, Исаак Крамов, Давид Самойлов, Борис Слуцкий. 1963

Борис Слуцкий с женой Татьяной, Ильей Эренбургом (слева) и Леонидом Мартыновым. 1960–е годы

С Николаем Заболоцким (в центре) во время поездки в Италию. Триест, 1957

Б. Слуцкий председательствует на творческом вечере Булата Окуджавы. 1960–е годы

Давид Самойлов. 1945

Будапешт. Бои окончены. Февраль 1945

Б. Слуцкий в Венгрии. На обороте фотографии надпись:

«Я в представлении венгерских провинциальных ретушеров. Байя, 1945»

«Здесь, в стихах, ни лести, ни подлости недействительна власть.

Как на северном полюсе:

Ни купить, ни украсть…»

Николай Асеев. 1950–е годы. Алексей Крученых. 1950–е год

Илья Сельвинский. Конец 1930–х годов

Александр Твардовский. 1960–е годы

Николай Заболоцкий. 1953

«Умирают мои старики — мои боги, мои педагоги, пролагатели торной дороги, где шаги мои были легки.. >

Корней Чуковский. 1950–е годы Исаак Бабель. 1935

Осип и Лиля Брики

С Владимиром Корниловым (справа) и редактором издательства «Советский писатель» Виктором Фогельсоном. 1961

Б.Слуцкий в кругу друзей. 1948

Вексельхаймбы бежали еще в ноябре, сдав акварели по описи переехавшей сюда больнице.

Больница интересна в двух отношениях. Директор показал мне женские палаты — здесь скрывались от прохожих солдат одиннадцать молодых женщин. Они поуспокоились за последние два месяца и с любопытством рассматривают нового человека.

Вторая достопримечательность — русская комната. Здесь два раненых, забытых частями, два больных — совсем юные сержанты. Они пьют спирт с врачами, спят с сестрами и защищают спасающихся буржуазок от захожих буянов, жестоко избивая их подкованными прикладами автоматов. Директор приемлет этот модус вивенди. Он, как и многие европейцы, сводит свою россику к мнению, что русский человек хорош, пока трезв. На прощанье он доверительно сообщает мне, что у него лечатся от триппера (совсем бесплатно!) несколько окрестных офицеров.