Меньшевик Петко

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Меньшевик Петко

В Видине я прожил несколько дней на квартире Петко Браткова — вождя местных широковцев и члена главного управления болгарских социал — демократов. Это был первый меньшевик в моей жизни.

Подвыпивши, Петко высказывал любопытные мысли. Он был убежден, что если немцы вернутся, то его обязательно повесят. Наряду с этим обосновывал необходимость прекращения арестов, простодушно поясняя, что спасали же его коллеги — фашисты в немецкие времена.

В Болгарии, стране, где высшее образование имеют десять тысяч человек, бывшие студенты хорошо знают друг друга. Поэтому, говоря о Цанкове, его враги уважительно добавляют: профессор! Поэтому так приемлем для многих эрудит Димитров или Павлов, прославивший болгарское имя пусть на такой рискованной стезе, как философия теоретического материализма. Политические отношения носят иногда семейный характер, отдают запахом студенческого общежития.

Петко (и тысячи других болгарских интеллигентов) разграничивали русских коммунистов (умных и опытных) и болгарских коммунистов (путчистов). Вспоминали Маркса и национальные особенности. Все дело сводили к тому, что методы, применимые к «темному» русскому крестьянину, слишком жестоки для европеизированных болгар.

Петкино русофильство стимулировалось не только незнанием западных языков (распространенный стимул), но и теоретическими соображениями. В частности, он полагал, что необходимость выхода к Эгейскому морю (этот хинтерланд в Болгарии называется северное беломорье) неминуемо поссорит болгар с греками, турками, а затем и с англичанами. Отсюда два варианта ориентации — германская (но Германия нулифицируется) либо русская. Даже крупные экспортеры поневоле левеют в условиях, когда единственно реальными остаются русский и вассальные рынки.

Братков стыдливо, с оглядкой, гордился социал — демократическими подвигами в борьбе с фашизмом, Леоном Блюмом, лейбористами, даже «моральным сопротивлением» и антифашистской пропагандой собственного изделия. Пропаганда, впрочем, ограничивалась перешушукиванием лондонских передач. Мне он говорил: «Мы марксисты!»

В том же Видине на другой квартире мне регулярно чистил сапоги и пришивал воротнички семнадцатилетний сын хозяина, гимназист. Три недели тому назад он еще был командиром роты в фашистской организации «бранников». Сохранил хорошую юношескую стройность, умелость в движениях, военизированную опрятность. Честно старался перековаться, для чего читал коммунистические газеты и сталинские брошюры.

Сапоги чистил отлично