27 ноября

27 ноября

В 1995- м исчез Михаил Бойчишин. Это имя мне ничего не говорило. Я удивился, когда в «руховских» кругах возник громкий разговор о политической подоплеке случившегося. Оказалось, что этот человек был ответственным лицом в Рухе. Тогда это был действительно «рух», то есть, движение, а не партия. Над созданием партии еще только начинали работать, скорее -мечтать. Бойчишин был кем-то вроде казначея в Рухе.

Были разные предположения. Кто-то говорил, что добрые дяди из-за океана отстегнули Руху солидную сумму в валюте на предвыборную кампанию, и Бойчишин стал жертвой тривиального рэкета. Кто-то выражал уверенность, что Бойчишину дали исчезнуть, чтобы с ним исчезло некоторое количество денег и документов, и теперь он, дескать, благополучно обитает где-нибудь в Южной Америке.

Рух, естественно, выбрал ту версию, которая была ему выгодней всего. «Вдохновители этого преступления учли, что Бойчишин координирует предвыборную деятельность Руха, и с его исчезновением организация будет парализована», - прозвучало на руховской пресс-конференции. Но другие версии продолжали обсуждаться. Можно было наблюдать, как сам Рух опровергал «неудобные» варианты исчезновения партийного казначея. «Предположение о причастности рэкетиров отпадает само собой… Некоторые представители Руха прощупывали почву в рэкетирских кругах. Рэкетиры высказали удивление…» И так далее, и тому подобное.

В конце концов стрелки, как и следовало ожидать, были переведены на власть. По версии Руха, Бойчишин за несколько дней до исчезновения в телефонном разговоре с американским юристом говорил об имеющихся у него документах, доказывающих финансовые злоупотребления высокопоставленных украинских чиновников. Якобы там были номера счетов и названия фирм, через которые вымывались за границу серьезные деньги. Фамилии назывались тоже серьезные - Масик и Гетьман, Звягильский и Ландик, Ющенко и Митюков.

Собственно, поэтому история с исчезновением казначея Руха и попала в поле моего зрения. И запомнилась. Какого-либо развития эта версия, как и множество подобных, не получила. Я сожалел, что исчезновение Бойчишина серьезно ударило по Руху. Дело не только в том, что Рух остался без добытчика средств (о Бойчишине говорили, что он «был практически незаметен и практически незаменим»). Оказалась запятнанной репутация движения.

Правда, руховцы попытались поставить эту трагедию на службу своему делу. Так издавна поступают все. Активист должен быть участником борьбы и после своей смерти. Так создают мучеников и героев, павших за великое дело.

Однажды мне попалась книга о первых днях еврейских поселенцев в Палестине после Второй мировой войны. Не помню, как называлась книга, не помню и автора. Кажется, он сам был из числа первых поселенцев. С умным юмором он описывает, как от несчастного случая погиб один незаметный человек, и как из него сделали героя, павшего в бою с арабами. Вожди постарались, чтобы он вошел в историю возрождения Израиля и служил примером для будущих поколений. Представляю, сколько «славных» имен вошло бы в украинскую историю, если бы незабываемая воинственность Юлии Тимошенко в дни Майдана привела, не дай Бог, к жертвам…

Надо отдать должное Вячеславу Чорновилу. Он был очень хороший человек. Умный, порядочный. И коммуникабельный. В нем не чувствовалось озлобленности. Это меня поражало, потому что я невольно сравнивал его с другими. Человек провел десять лет за колючей проволокой и не озлобился. С ним можно было обсуждать любые вопросы. Правда, в разговорах он горячился, быстро заводился. Он был увлекающийся человек. Он полагал, что если отдать всю власть в Украине украинцам, да притом «нацiонально свiдомим», и не мешкая ни минуты отказаться от «русского вектора», то все будет хорошо. Он не взвешивал реальных возможностей, не просчитывал реальных последствий. Где взять столько подготовленных к управленческой работе на всех участках «свідомих» украинцев? Куда девать остальных? Как взаимодействовать с ними в условиях демократии, когда надо всех учитывать и со всеми считаться?

Мне даже нравилось разговаривать с ним об этом. «Ну слушай, Вячеслав. Они же бунт поднимут. Что будем с ними делать?» - «Усмирять, Леонид Данилович!» - «Как? Какими силами? Их ведь и Россия поддержит всей своей мощью. Европа тоже будет на их стороне - ведь они будут бороться за свои человеческие права». В ответ он то за один свой казацкий ус дернет, то за другой… «Теперь давай зайдем с экономической стороны. Ну, вот рассоримся мы с Россией…» - «Не рассоримся, - перебивает, - а установим надлежащую дистанцию!» - «Но Россия-то будет считать это ссорой и делать соответствующие выводы. Перестанет пускать наших людей к себе на заработки. Будет драть три шкуры за нефть и газ. Будет прикармливать наших с тобой внутриполитических противников. Мы же с тобой в таком случае и недели не продержимся у власти!»

Я называл его идеалистом. Он не обижался, потому что в это слово я не вкладывал обидного для него смысла. Я говорил, что идеалисты тоже нужны. Иногда очень даже нужны! Бывают такие исторические ситуации, что надо быть не практиком, а идеалистом, - только тогда будет что-то делаться. Я думаю, что для Чорновила была большой школой работа председателем Львовского областного совета. Там ему пришлось узнать, что такое экономика, что такое хозяйственная жизнь, что такое материальные проблемы большого населенного пункта, что такое организация жизнедеятельности населения. Кое-что ему прояснилось в жизни…

Да, для меня Чорновил - это человек без ненависти в душе. Я не могу с ним сравнить никого из тех, кто пришел к власти после «оранжевой революции». Сведение счетов, месть не были бы для него на первом месте. С ним можно было говорить. Вспоминаю, как его руховцы переживали, что он проиграл Кравчуку президентские выборы - первые президентские выборы в постсоветской Украине. Считали, что это потому, что все демократические силы не смогли объединиться. Грешили на украинский характер: где два украинца, там три гетмана.

Думаю, дело было не в этом. Объединялись бы они, не объединялись - результат был бы тот же. Украина - не Прибалтика. Она все-таки не чувствовала себя ни оккупированной территорией, ни колонией. Еще были сильны и просоветские настроения. Все решали голоса востока и центра, а победить в этих регионах Чорновил не мог. Большую роль играла номенклатура на местах. По существу президента выбирала она. Население ориентировалось на нее. Так что у Чорновила, который декларировал высокие материи, шансов не было.

Его сторонники тяжело переносили это поражение. Они же видели, что происходило во всех восточно-европейских странах, особенно - в Прибалтике. В каждой побеждал национальный фронт. Тот же Ландсбергис в Литве… А Чорновил в Украине потерпел поражение. Это сильно подкосило Рух. Надо было настраиваться на десятилетия кропотливой работы, думать о компромиссах и союзах, о тактике и стратегии затяжной мирной политической борьбы. Не все были для этого созданы. Многим хотелось напряжения, конфронтации, обострений.

Он погиб 25 марта 1999 года. Мне сообщили об этом ночью. Я воспринял это как трагедию, дал поручение во всем детально разобраться. 8 марта раскололся Рух, Чорновил потерял лидерство в нем, а 25-го случилась эта трагедия.

Из Руха его выталкивали в полном смысле слова бесцеремонно. В прессе были постоянные «наезды» на него. Общество приучали к мысли, что ему пора уходить. У него переманивали областные организации. Он мотался по областям, пытаясь противостоять этому, бороться, убеждал людей, что Рух должен во что бы то ни стало сохранить единство. В такой обстановке ему, конечно, было не до правил дорожного движения. Несчастный случай был, можно сказать, запрограммирован. Убийство я исключаю, хотя некоторым конкурентам Вячеслава в руководстве Руха его смерть была на руку.

Теперь ему ставят памятники. Надо было не мешать работать, пока был жив. Все время говорили, что надо найти более молодого, более перспективного. Ну и что, нашли?

Звездным часом Руха был по существу только первый час его существования. Была общая эйфория. В Украине шла исключительно мощная и эффективная пропаганда под лозунгом: «Мы богатые! Мы наиболее самодостаточные!» Ребята из Руха были очень хорошими пропагандистами.

Но надо сказать ради справедливости, что перед ними стояла не такая уж трудная задача. Наши люди были давно готовы поверить, что Украина богаче всех в Советском Союзе. Мало кто сомневался, что после выхода из Союза она быстро станет процветающей страной.

К моменту своей гибели Чорновил ни для власти, ни для своих политических противников никакой угрозы не представлял. Правда, приходилось слышать совсем уж экзотическую версию, что он стал жертвой экстремистов из числа своих единомышленников. Им, дескать, нужна была «жертва преступного режима», нужен был герой. Все это тоже чепуха. Тем не менее представители Руха с самого начала назвали гибель своего лидера политическим убийством. Юрий Костенко, который в то время уже стал фактически одним из альтернативных Чорновилу лидеров Руха, также заявил, что лично он с каждым днем все больше убеждается: это было политическое убийство, цель которого - оказать влияние на ход президентских выборов. Какое влияние, в чью пользу, было не совсем понятно.

Депутаты Григорий Омельченко и Анатолий Ермак заявили, что им доподлинно известно о существовании видеопленки, на которой записан рассказ какого-то полковника, знающего о том, что Чорновил был уничтожен неким специальным подразделением Министерства внутренних дел. Показал им ее будто бы Евгений Марчук. Этому мифическому полковнику приписывались слова, что лидер Руха стал надоедать руководству страны и мог составить конкуренцию Кучме. По-моему, я даже не стал комментировать эту выдумку. Если мне не мог составить конкуренцию такой политический тяжеловес, каким в то время был вождь коммунистов Петр Симоненко, то что говорить о лидере Руха, к тому времени ослабленного, прежде всего, внутренней борьбой?

О Черновиле и до, и после его гибели были высказаны самые противоречивые суждения. Одни высказывались беспощадно. Говорили, например, что в глубине души Чорновил сам сознает, что уже давно «проехал» свое время. Другой полюс оценок был представлен людьми, которые называли Чорновила «современным Апостолом независимости Украины».

Думаю, все гораздо сложнее. В странах, на которые ориентировались и которым завидовали руховцы, сразу после распада Советского Союза появились настоящие, нормальные политические партии европейского образца. Они появились еще до распада СССР. Эти силы могли сразу взять на себя ответственность за свои страны, сформировать власть. А Рух застрял на допартийной стадии, на стадии движения. Он слишком долго шел к тому, чтобы стать партией. А только-только подошел - стал разваливаться, раскалываться. Этот раскол был спровоцирован. На 100 процентов спровоцирован внутренними силами Руха. И многие руховцы знают поименно инициаторов этого раскола. Допускаю, что за ними стояли какие-то силы. Но не украинское руководство, не Президент Украины.

Для Чорновила Украина была превыше всего. Он считал, что в ходе борьбы за Украину можно и нужно сотрудничать и с властью, и с другими политическими силами, если базовые цели и интересы совпадают. Так живет весь мир. А многие единомышленники Чорновила компромиссов не признавали. Кто не с ними, тот враг, с ним надо бороться не на жизнь, а на смерть. Если Кучма спокойно относится и к России, старается с нею сотрудничать, значит, разговор с ним возможен только на языке ультиматумов. Вечные революционеры! Они и спровоцировали раскол Руха. Молодая руховская поросль считала, что Чорновил свое дело сделал, теперь должен удалиться. Причем они не стеснялись.

Для Чорновила это была трагедия. Он так страдал, что больно было на него смотреть. Встречался со своими, доказывал им, что нельзя разрушить Рух. Но его таки разрушили. С молодой порослью пошли Драч, Павлычко - политики, стоявшие у истоков Руха.

Среди руховцев выделялся Юра Костенко. Мы с ним были дружны, когда я был депутатом. С ним и с Иваном Зайцем. Костенко - инженер, до прихода в политику работал в институте Патона. Я всегда с большим уважением относился и отношусь к этому человеку. По своему темпераменту и внешнему рисунку поведения в политике Юра с самого начала выпадал из рядов руховского руководства и актива. Даже удивительно, что он не только не выпал из этих рядов фактически, а оказался старожилом и создателем собственного, так сказать, подразделения Руха. Спокойный, суховатый, без всякого актерства. Инженерное поведение в политике. «Я не герой массового сознания, - сказал он в одном интервью. - Для этого надо все время торчать у микрофона. Я больше люблю заниматься конкретными делами». И это правда.

Конкретными делами занялся он и в Верхвоной Раде после своего прихода туда. На должности министра охраны окружающей среды и ядерной безопасности Костенко доказал, что достигать конкретных результатов можно даже в самых трудных ситуациях. По-моему, ему не мешало бы быть чуть-чуть бойчее.

С интересом я относился к упомянутому Ивану Зайцу. Его сделал знаменитым одной своей шуткой Плющ, когда сказал из кресла председателя парламента: «Депутат Заяц! Что вы прыгаете по залу?» С ним за эти годы произошли просто революционные перемены. Если вспомнить Зайца десятилетней давности и сравнить с нынешним - то будет два разных человека. Сегодня Заяц - это джентльмен в хорошем дорогом костюме, говорит спокойно, иногда даже важно. Раньше он будто из пулемета строчил. У него добрая душа.

А вообще в Рухе было много странных персонажей. Во-первых, «нацшиза» - по аналогии с российской «демшизой». Во-вторых, попутчики-временщики. Это самые страшные люди. Они готовы мать родную продать. Это мы сейчас и наблюдаем. Непрерывные перебежки из партии в партию, из фракции во фракцию. Откровенные конъюнктурщики. От этой гибкости тошнит. Обществу подается пример несерьезного отношения к партиям, к партийно-идеологическим различиям. В результате замедляется демократизация страны. Без полноценных, дееспособных партий демократии быть не может. Конечно, в опытных демократических странах такой суетливости политиков, как и народных избранников, нет. Меньше этого и в России, хотя там свои причины. У нас это часто напоминает биржу. Не парламент, а политический рынок со всеми соответствующими мотивами и атрибутами. А фракции - это клубы по коммерческим интересам.

Я постоянно встречался со многими депутатами. В последние годы они перестали стесняться. Ты собираешься обсуждать с ним проект того или иного закона, тот или иной конкретный политический вопрос, а у него одно на уме - свой бизнес. Ему от президента требуется только помощь в решении его коммерческих проблем. И для него не имеет значения, можешь ты ему помочь или не можешь, есть у тебя такое право или нет. Я мог бы привести десятки примеров, но они уйдут вместе со мной. В данном случае дело ведь не в личностях, а в явлении. Болезнь становления. Жизнь в конце концов все расставит по местам.